Крестоносцы
Шрифт:
— Я видал мазовецкого князя Генрика, который выходил на единоборство, — ответил Збышко.
— Не то зазорно, что он выходил на единоборство, — возразил аббат, поднимая вверх палец, — а то, что женился, да к тому же неудачно, mulierem [54] взял fornicariam и bibulam [55] , которая, как говорят, с молодых лет Bacchum adorabat [56] , да к тому же была adultera [57] , a от этого тоже ничего хорошего нельзя было ждать.
54
женщину (лат.).
55
распутную
56
служила Бахусу (лат.).
57
прелюбодейка (лат.).
Тут он остановил коня и с еще большей важностью стал поучать Збышка:
— Коль задумал кто жениться, то есть избрать себе uxorem [58] , должен смотреть, чтобы она была богобоязненна, благонравна и опрятна, чтобы хозяйка была хорошая; так учат не токмо отцы церкви, но и языческий мудрец по имени Сенека. А как же ты распознаешь, что избрал достойную, коль неведомо тебе будет родовое гнездо, из коего берешь себе подругу жизни? Другой святой мудрец говорит: Pomus non cadit absque arbore [59] . Тощ вол — тоща и шкура, мать глупа — и дочка дура. Вот и возьми это в толк, недостойный, да не ищи себе жены далеко, а ищи поближе, не то достанется тебе злая да своенравная, и наплачешься ты с нею, как наплакался философ, когда сварливая жена в гневе вылила ему на голову aquam sordidam. [60]
58
супругу (лат.).
59
Яблоко от яблони недалеко падает (лат.).
60
помои (лат.).
— In saecula saeculorum, amen! [61] — грянули хором причетники, которые всегда вершили аминем слова аббата, не очень-то задумываясь над тем, впопад иль невпопад возглашают они свой аминь.
Все внимали аббату, дивясь его красноречию и познаниям в Священном Писании, а он говорил не столько Збышку, сколько Зыху и Ягенке, будто их особенно хотел наставить на ум. Ягенка, видно, смекнула, куда аббат клонит, она пристально поглядывала на Збышка из-под длинных ресниц, а тот и брови насупил, и голову опустил, словно раздумавшись о том, что довелось ему услыхать.
61
Во веки веков, аминь! (лат.)
Через минуту поезд двинулся дальше; но все уже хранили молчание, и только когда вдали завиднелась Кшесня, аббат ощупал свой пояс, сдвинул его наперед, чтобы легко было схватиться за рукоять меча, и сказал:
— Старый Вильк из Бжозовой, пожалуй, с целой ватагой приедет.
— Пожалуй, — подтвердил Зых, — только вот слуги болтали, будто он захворал.
— А один мой причетник сказал, будто он хочет напасть на нас после обедни перед корчмой.
— Не стал бы он этого делать без вызова, да еще после обедни.
— Да вразумит его Господь Бог. Я ни
Тут он оглянулся на своих песенников и сказал:
— Смотрите мне, мечей не вынимать и помнить, что вы служители церкви, ну а ежели те первыми вынут, тогда айда на них!
Меж тем Збышко, подвигаясь вперед рядом с Ягенкой, расспрашивал ее о делах, которые его больше всего занимали.
— В Кшесне мы непременно застанем Чтана и молодого Вилька, — сказал он. — Покажешь мне их издали, чтобы я знал их в лицо.
— Ладно, Збышко, — ответила Ягенка.
— Они, верно, встречают тебя и перед обедней, и после обедни. Что они тогда делают?
— Служат мне, как умеют.
— Сегодня они тебе служить не будут — понятно?
Она снова послушно ответила:
— Ладно, Збышко.
Дальнейший разговор был прерван стуком деревянных бил, которые в Кшесне заменяли еще тогда колокола. Вскоре весь поезд был уже на месте. Из толпы народа, ожидавшего перед костелом начала обедни, тотчас вышли молодой Вильк и Чтан из Рогова; однако Збышко предупредил их: не успели они подбежать к Ягенке, как он соскочил с коня и, обхватив стан девушки, ссадил ее с седла, взял за руку и, вызывающе глядя на хлопцев, повел ее в костел.
В притворе Вилька и Чтана ждало новое разочарование. Оба они бросились к кропильнице и, омочив руки, протянули их девушке. Однако то же самое сделал Збышко, Ягенка коснулась его пальцев, перекрестилась и вместе с ним вошла в костел. Тут не только молодой Вильк, но даже Чтан из Рогова, парень недалекий, догадались, что все это сделано было с умыслом, и оба так вознегодовали, что у них волосы встали дыбом под сетками. Однако, опасаясь кары Господней, они кое-как совладали с собой и в костел в таком озлоблении войти не посмели; Вильк выбежал из притвора и как сумасшедший помчался по погосту между деревьями куда глаза глядят. Вслед за ним ринулся Чтан, тоже не зная, зачем он это делает.
Они остановились в углу ограды, где были свалены огромные камни, приготовленные для фундамента колокольни, которую должны были строить в Кшесне. Чтобы хоть на чем-нибудь сорвать злость, которая так и душила его, Вильк ухватился за один камень и стал изо всех сил ворочать его; вслед за ним ухватился за камень и Чтан, и через минуту они в ярости покатили его через весь погост к самым воротам.
Народ смотрел на них в изумлении, думая, что это они обет дали такой, что это они хотят таким образом помочь соорудить колокольню. От усталости у хлопцев отошло от сердца, они опомнились, только побледнели от натуги и отдувались, неуверенно поглядывая друг на друга.
Первым прервал молчание Чтан из Рогова:
— Как же быть?
— А что? — спросил Вильк.
— Сейчас нападем на него в костеле?
— Как же ты нападешь на него в костеле?
— Не в костеле, а после обедни.
— Он ведь с Зыхом и с аббатом. Или ты забыл, что Зых посулился, коли случится драка, нас обоих выгнать из Згожелиц. Не будь этого, я бы уж давно переломал тебе все ребра.
— Либо я тебе! — отрезал Чтан, сжимая могучие кулаки.
И глаза у них зловеще засверкали; однако хлопцы тотчас сообразили, что теперь им больше, чем когда бы то ни было, надо держаться вместе. Они не раз уже дрались, однако после драки всякий раз мирились, — жить они не могли друг без друга и всегда скучали врозь, хоть и разделяла их любовь к Ягенке. Теперь же у них был общий враг, и оба они чувствовали, что соперник этот для них очень опасен.
Помолчав с минуту времени, Чтан спросил:
— Что делать? Не послать ли ему вызов в Богданец?
Хотя Вильк был умнее своего товарища, однако на этот раз и он не знал, как быть. К счастью, на помощь им пришли била, которые застучали вновь, возвестив начало обедни.
— Что делать? — переспросил Вильк. — Идти к обедне, а там пусть будет, что Бог даст.
Этот разумный ответ успокоил Чтана из Рогова.
— Может, Господь наставит нас, — заметил он.
— И благословит, — прибавил Вильк.