Крестоносцы
Шрифт:
И, наконец, четвертый отряд из нормандцев Сицилии и Южной Италии, ставший неожиданным подкреплением крестоносцам, прибыл под командованием знаменитого Боэмунда Тарентского и его племянника Танкреда; он также переправился через Адриатику и высадился между Диррахием и Авлоном. Отпраздновав Рождество в Кастории, нормандцы появились у Константинополя 16 апреля 1097 г.
Что же касается дорожного провианта, то часть его перевозили на повозках, сопровождаемых сильным конвоем; передвижение королевских армий этого времени напоминало настоящий переезд с одного места жительства на другое, поскольку король вез с собой казну и даже архивы. (Известно, что Филипп Август потерял и свой архив, и казну в битве при Фретевале в 1194 г., когда бежал, бросив все, от Ричарда Львиное Сердце). С собой в поход брали также материалы для разбивки лагеря, зерно, сухари, сушеные овощи, бочки с вином и маслом, овес и сено для вьючных животных. Однако не могло быть и речи о том, чтобы взять с собой такое количество провианта,
Ведь, несмотря на ставшие привычными представления, грабежи были редкими – очень редкими, учитывая характер людей, пустившихся в поход, и сложности, связанные с поддержанием дисциплины в отрядах, в которых набор бойцов и командиров (особенно во время народного крестового похода) часто было делом случая За исключением таких настоящих бандитов, как Эмих и Волькмар, которые, как мы еще увидим, только и делали, что с первого дня похода устраивали погромы, грабежи имели место только в Белграде и в Бела-Паланке, учиненные отрядами Вальтера Неимущего и Петра Отшельника Инциденты же в Кастории были делом рук уставшей и оголодавшей армии. На дворе стояла зима, дороги были совершенно разбиты. Армия Боэмунда столкнулась с противодействием греков, которые, заметим, имели все резоны не доверять нормандцам. Тогда их предводитель приказал начать грабеж, правда не без колебаний, так как опасался восстановить против себя местное население. Произошло несколько стычек нормандцев с императорской армией, но. как только поставки продовольствия для крестоносцев были восстановлены, Боэмунд вмешался и прекратил бесчинства, приказав вернуть жителям украденных животных. Местное население в благодарность организовало торжественную процессию.
Самый сложный маршрут достался крестоносцам Раймунда Сен-Жилльского, у которых, правда, были хорошие продовольственные запасы. Граф Тулузский взял на себя снаряжение огромного числа бедных крестоносцев, благо доходы ему это позволяли. Поэтому его армия была самой многочисленной и более других отрядов обременена мирными людьми сам граф подал пример, взяв с собой жену и сына. Уже в Сербии, скорей всего, из-за медленного продвижения армии, продовольствия стало не хватать. Более сорока дней крестоносцы блуждали в густом тумане по опустошенной земле. В Скутари Раймунд попытался договориться с сербским князем Водимом, но узнал, что сербам просто нечего продавать Нужно было любой ценой добраться до византийской границы, в то время как голод становился все сильнее и сильнее. Но ситуация не изменилась, когда Раймунд со своими людьми выбрались на Эгнатиеву дорогу, где перед ними прошли нормандцы и фламандцы, без сомнения, не оставившие и крошки хлеба. К этим несчастьям добавились и столкновения с кавалерийским корпусом, посланным по-прежнему бдительным императором Алексеем для наблюдения за крестоносцами. Все это обеспечило провансальцам репутацию разбойников и драчунов, которую они, наверно, заслужили лишь отчасти.
И, наконец, упомянем о грабежах, устроенных по приказу Готфрида Бульонского в ответ на известие о пленении Гуго де Верманду, заставшее его в Селимбрии, а также о разбое крестоносцев под Константинополем, предпринятом, чтобы сломить негласное сопротивление императора. Но, как только угроза возымела свое действие, предводители крестоносцев тотчас же прекратили грабежи.
Вероятно, стоянки крестоносцев напоминали сцены, изображенные на ковре из Байе (почти современном описываемым событиям, поскольку он был изготовлен десятью или пятнадцатью годами раньше), кухни устраивались прямо на открытом воздухе Над огнем на перекладинах, опиравшихся на три скрещенных копья, воткнутых острием в землю, подвешивались котлы получались треножники, на которых жарилась пища. Здесь же забивали быков, баранов, свиней, мясо которых разделывали на большие куски и жарили, насадив на длинные вертела. Пока кухонная прислуга хлопотала, для знатных особ устанавливали столы на козлах (в домах этой эпохи использовали именно такие столы, поскольку еще не существовало стационарного стола, и прежде чем обедать, нужно было "поставить стол"). Стол накрывался скатертью, на которую клали миски и ножи. Но большинство крестоносцев ели сидя на земле или на корточках. Их еда состояла из "бульона", то есть куска хлеба или сухарей, размоченного в воде, или, по особым случаям, в нескольких стаканах вина, которое перевозили в бочках наряду с маслом и соленой рыбой.
Подсчитано, что отряды проходили двадцать пять миль (примерно от тридцати до тридцати двух километров) в день, что было для них неплохим результатом, поскольку приходилось охранять женщин и детей. Впереди курсировали посланцы, в случае нужды предупреждавшие местные власти о подходе войск. Задолго до крестоносцев по их маршруту прошли тысячи паломников; сохранилось письмо от прево Пассау, в котором тот информирует паломника – уже упоминавшегося епископа Бамбергского Гюнтера – о ходе приготовлений для его размещения в городе.
Вспомним, наконец, о необычайной
Именно в Византии впервые проявилась реакция Востока на движение, охватившее всю Европу. Крестоносцы лицом к лицу столкнулись с неведомым им миром греков. Папа назначил град Константина местом сбора для разных корпусов, и, как мы видели, войска поочередно подходили туда с ноября 1096 по май 1097 гг. Однако большинство из крестоносцев по прибытии были настроены против императора Алексея, поскольку почти все они имели стычки с его сановниками и патрулями.
Все началось с трагикомического случая. Гуго, граф Вермандуа, брат французского короля (Филиппа I, который не взял крест, будучи отлученным от Церкви), согласно одной хронике, написал письмо императору, в котором требовал обеспечить себе пышный прием. Эта претензия могла показаться только смешной Анне Комнине, родной дочери Алексея, поведавшей нам об этом послании. Ведь в глазах византийцев, наследников великой Империи, ее блестящей цивилизации, мелкие князьки Севера были попросту вульгарными выскочками, "варварами" без прошлого и культуры.
Тем не менее, Алексей Комнин поручил своему родному племяннику, Иоанну, правителю Дураццо, контролировать передвижение Гуго. Но несчастный граф прибыл в весьма плачевном состоянии: попытавшись переправиться через Адриатическое море в сильную бурю, он потерял много кораблей, и сам был выброшен на берег, сохранив из имущества только свою одежду. Это плохо соответствовало столь желаемой им блестящей встрече, однако Иоанн Комнин сумел снискать расположение Гуго и проводил его с остатками отряда в Константинополь, где первой заботой императора было убедить графа "стать его вассалом и принести обычную у латинян клятву".
Подобная сцена повторялась при приеме каждого отряда, но если Гуго быстро поддался уговорам, то другие бароны проявили упрямство. Сквозь глубокое презрение, которое Анна испытывала к франкам, "кельтам", на страницах ее труда предстающих непостоянными и неуравновешенными гордецами, просматривается атмосфера взаимной злобы и недоверия, царившей во время прибытия крестоносцев в Константинополь:
"До императора дошел слух о приближении бесчисленного войска франков. Он боялся их прихода, зная неудержимость натиска, неустойчивость и непостоянство нрава и все прочее, что свойственно природе кельтов и неизбежно из нее вытекает: алчные до денег, они под любым предлогом легко нарушают свои же договоры. Алексей непрестанно повторял это и никогда не ошибался. Но самодержец не пал духом, а все делал для того, чтобы в нужный момент быть готовым к борьбе. Однако действительность оказалась гораздо серьезней и страшней передаваемых слухов. Ибо весь Запад, все племена варваров, сколько их есть по ту сторону Адриатики вплоть до Геркулесовых столбов, все вместе стали переселяться в Азию, они двинулись в путь целыми семьями и прошли через всю Европу" [8] .
8
Анна Комнина. Ук. соч., с. 275.
Этот текст очень ясно показывает, как далеко могут завести предрассудки Ведь Анна только понаслышке знала о тех народах, которых называла "кельтами", однако, не колеблясь, обвинила их во всех грехах якобы они на самом деле явились, чтобы захватить Константинополь, а прибытие каждого отряда предварялось нашествием саранчи, и все они ели зажаренными грудных детей Правда и ей пришлось признать, что "люди простые, искренние хотели поклониться Гробу Господню и посетить Святые места". Но она вовсе не скрывает своего отвращения к баронам, смешанного с характерным презрением, которое могла испытывать к "варварам" "порфирородная" – рожденная в том самом багряном зале, где, по традиции, появлялись на свет императоры, читавшая Аристотеля, Платона, Демосфена, Гомера, изучавшая математику и теологию столь же тщательно, как каноническое право и медицину Она видела в толпах, пришедших с Севера, только простых скотов, а их храбрость трактовала как инстинктивный порыв' "Племя кельтов – вообще, как можно догадаться, очень горячее и быстрое – становится совершенное необузданным, когда к чему-то стремится" [9] . Она не скрывает неприязни даже к Готфриду Бульонскому, который был известен своим благочестием. "Он был человеком очень богатым, весьма гордившимся благородством, храбростью и знатностью своего рода – ведь каждый кельт стремится превзойти всех остальных" [10] .
9
Анна Комнина. Ук. соч., с. 275.
10
Анна Комнина. Ук. соч., с. 277.