Крестоносцы
Шрифт:
— Примерно так и есть, — подтвердил Майк. — Они, конечно, сыновьями Аллаха нас не считают, но в душе довольно сильно боятся. Их всех вырастили в страхе. Страх заполняет душу иракцев от самого рождения. Страх перед Аллахом, страх перед старейшинами. Боязнь — весьма ненадежная сила. Вряд ли ее можно использовать для противоборства. Страх быстро перерастает в панику. Вот нам и надо «передвинуть стрелки» с агрессии на панический страх. Тогда мы выиграем. Кроме того, у них ведь нет единства. Спорят себе и спорят, — добавил он через секунду. — Страх, неведение и разногласия в их среде — главные наши союзники. Ты расчехлил весь боекомплект?
— Так точно, сэр.
— Вот наведи на них пушки и жди. Пока наблюдай, а мы поиграем. — Майк улыбнулся.
— В смысле, сэр?
— Сейчас увидишь. Где мои циркачи? Ромео, начинай, — приказал Майк. — Они не знают реального положения вещей, — повторил он, обращаясь к Михальчуку. — Не знают, сколько нас, где подкрепление, иначе они давно нас разорвали. Ромео!
— Слушаю, сэр.
— Радиста на бруствер. Якобы вы держите связь с нашими. Погромче, погромче кричите. Этот араб в белом балахоне наверняка знает английский язык. Он наверняка найдет себе информацию для размышления. Остальные! Пододвигаемся вперед, но только не быстро. Не наступаем, надавливаем, легко надавливаем на них. Ясно? Старк, ясно?
— Так точно, сэр.
— Выходим за насыпной бруствер. Дальше — ни шагу. Стволы на толпу, и стоим. Потом я пойду один, — сообщил Майк. — Джин, со мной.
— Не боишься? — шепнул он, наклоняясь к ее уху.
— С тобой я ничего не боюсь.
— Тогда идем.
Они вышли за линию к толпе.
— Добрый день, джентльмены, — громко произнес Майк. — Нет желания поговорить?
Джин перевела. По толпе пронесся ропот, и потом снова все стихло.
— Валейкум салам, господин офицер.
Навстречу им двинулся шейх аль-Шаади со словами:
— Слушаю тебя, дорогой.
Шейх приблизился. Это был человек средних лет, с загорелым и изрытым следами оспы лицом. Ветер развевал его просторные белые одежды.
— Со всем уважением к постигшему вас горю, прошу всех разойтись по домам, — продолжал Майк, широко, по-американски улыбнувшись шейху, просто как актер из Голливуда. — В случившемся инциденте мои солдаты не виноваты. Мы всего лишь осуществляем патрулирование и помогаем вашему народу наладить мирную жизнь. Мы не убиваем детей и жителей города. Мне искренне жаль, но это недоразумение.
Из-за спины шейха выскочил тощий парень лет двадцати пяти и, тыча пальцем в Майка, что-то прокричал.
— Он назвал тебя свиноедом и призвал как можно скорее вздернуть, — тихо перевела Джин.
— Не дождется. — Майк снова широко улыбнулся.
— Уходи отсюда. — Аль-Шаади преградил парню дорогу рукой.
Тут сзади подскочил еще один, явный боевик, в черной маске Аль-Каиды.
— Я сам отрежу ему голову, — завопил он по-английски.
— Пошел отсюда, — зло прикрикнул шейх на радикала, и боевик скрылся в толпе. Однако первый молодой человек все не успокаивался. Он прыгал перед Майком, крича:
— Неверный, неверный! — и бешено тыкал пальцем.
Постепенно парень начал наступать на Майка, сверля его взглядом. Майк не отступил ни на шаг и не отвел взгляд, а только сделал чуть заметное движение рукой. Ромео Фокстрот, стоявший за спиной командира, понял его с ходу.
— Рассредоточились, — приказал он и поставил пулемет на «ножки», закрепленные прямо на земле. Потом присел рядом с ним на колено. Пацан остановился, явно струхнув, и оглянулся на своих. Не получив поддержки, он юркнул за спину шейха и скрылся.
Еще минут пятнадцать тянулось молчание. Джин чувствовала, как от напряжения у нее на лбу выступает холодный пот, хотя солнце уже палило вовсю. Шейх молчал. Майк тоже. Казалось, вот-вот напряжение достигнет апогея, у кого-то не выдержат нервы, и ситуация взорвется. Только радист на бруствере беспечно продолжал свою игру — якобы вел переговоры о приближении танков. Шейх внимательно прислушивался к его словам, и Джин заметила это. Он понимал по-английски, хотя говорить явно не желал. Неожиданно какие-то движения начались с украинской стороны.
— Что там? — Майк наклонился к Джин. — Узнай.
— Ты куда?
— Пока один. Быстро.
Стараясь не поворачиваться к толпе спиной, она направилась к БТРу Михальчука.
— Саня, в чем дело? Чего за суета?
— Да слушай. Тут у меня один струсил, свалить решил. Говорит, всех покрошат в винегрет. Мол, у них агээски. Исламистов — пруд пруди. Заняли всю зеленку и трущобы. Так?
— Так, — кивнула Джин. — И?.. Стрелять пока никто не собирается, но если вы тут будете елозить, то можете спровоцировать подобный винегрет. Майк же предупреждал.
— Я помню. Народ у меня практически не стрелял, вот и заволновались. Вспомнили песни Хмелева про миротворчество. Я им говорю, они нашего же товарища, Петренко, требуют, чтобы зверски убить. Ну, примолкли малость, чего скажешь-то, но, чую, боятся отрезания голов.
— Так, Саня. — Джин строго посмотрела на него. — Я тебе приказывать не буду, но того, кто такие разговоры затеял, советую арестовать. Другим неповадно будет. Обстановка боевая, и не время митинговать. Видишь, где Майк, — показала она на Фостера. — Представляешь, как могут развиваться события? Неадекватное поведение твоих психопатов может стоить жизни всем. Знаешь ведь, наверное, как неуправляемый инстинкт самосохранения может перечеркнуть все, чему учили раньше, и превратить всех в стадо баранов. Страх — штука опасная. Нам не инстинкты нужны, Саня, а воля. Железная воля. Вот и наладь ее. Ты же командир.
— Да я его уже арестовал, — признался Михальчук. — Отправил с Карасем на охрану элеватора. Вот его оружие. — Он показал на автомат. — Сам знаю. Из-за нас вся каша заварилась, а тут еще только усугубляем. Не выдавать же Петренко, правда? Тем более он и не виноват ни в чем. Как поступать дальше, Джин?
Саня пристально смотрел на нее, и вена на виске пульсировала.
— Пока ничего. Тянем время, как приказал Дэвид. Психологическая война. Слышал о такой?
— Да, знаю. Они нас разорвут, только попробуй мы дать слабину и попытайся уйти отсюда. Мы для них станем ничтожнее свиней. Они будут мочиться на наши могилы, презирать. Верно?