Крестоносец: Железная Земля
Шрифт:
– Странно, было время, когда Элика ставила мне в вину мою мягкотелость.
– Меня не интересует, что тебе говорила Элика, - в голосе Домино отчетливо послышался металл.
– Извини. Но тогда я здорово на нее разозлился.
– А сейчас? Ты зол на меня?
– Нет. Просто странно, что ты об этом заговорила. Я воин, Домино. И я должен сражаться и убивать, если это потребуется. Например, если придется защищать тебя. Но это не значит, что мне нравится проливать кровь. Нормальный человек всегда ненавидит войну.
– Мой защитник!
– Домино томно вздохнула и поцеловала меня.
– Говори мне это
– Должен тебе сказать, что в моей защите ты уж точно не нуждаешься, - шутливым тоном отозвался я, перебирая ее волосы.
– И в Кале ты это очень так наглядно показала. Думаю, виссинги еще долго будут пугать малышей историями об эльфийской магессе.
– Тебе это кажется забавным?
– Я не мог видеть ее глаз в темноте, но по тону понял, что моя шутка ее рассердила.
– И ты бы гордился женой-ведьмой из сказаний?
– Прости, милая, я всего лишь пошутил. Лучше давай целоваться и...
– Эвальд, ты зарубил человека на моих глазах.
– Да, зарубил.
– Я начал злиться.
– Потому что этот виссинг был погромщиком и убийцей.
– Ты мог бы приказать воинам покончить с ним. Увести куда-нибудь и повесить. Но ты отрубил ему голову при мне. Чтобы я видела.
– Я не думал ни о чем. Просто чувства нахлынули после того, что я увидел в доме. Там...
– Не стоит. Не люблю, когда ты говоришь об ужасах.
– Все верно - раньше я был действительно другим.
– Я понял, что теперь точно не засну до утра.
– Я был человеком моего мира. Цивилизованным человеком. Знаешь, что такое цивилизация в нашем понимании? Это соблюдение правил. Их много, очень много. И меня учили этим правилам. Не грубить старшим, мыть руки перед едой, хорошо учиться, не желать никому зла и прочее, прочее, прочее. У меня было типичное детство российского ребенка из интеллигентной семьи. И я рос, будучи увереным, что все так живут. Только вот идеальной картинки не бывает. Пришлось однажды пересечься с теми, кому плевать на все эти правила, кто живет по законам волчьей стаи. Они решили, что я должен быть наказан. Они избили меня, потому что их было много, а я был один. Может, они бы тогда забили меня до смерти, но хороший человек вмешался. Тогда я впервые в жизни понял, что одной вежливостью и красивыми словами зло не победить...
– Почему ты замолчал? Говори, пожалуйста. Мне очень нравится слушать тебя.
– Да нечего особо рассказывать, любимая. Остальное ты знаешь.
– Нет, расскажи, что было потом.
– Потом? Да ничего не было. Я тогда легко отделался - несколько ушибов, ссадин, треснувшее ребро, разбитые губы и понимание того, что надо уметь себя защищать. Помню, начал ходить заниматься тхэквондо, но бросил - выпускной класс, времени не было. Потом институт, работа.
– Я помолчал.
– Сейчас я понимаю, что в какой-то момент просто ушел от реальности. Увлекся фентези, нашел таких же, не от мира сего, друзей. Наверное, я слишком комфортно жил и мог позволить себе витать в облаках. Не думал о том, как бы заработать себе на хлеб. А потом я встретил тебя. Вот и вся моя история.
– Я испортила тебе жизнь, - вдруг сказала Домино.
– С чего бы?
– Жил бы ты и жил у себя дома, в своем мире. Я втянула тебя во все это.
– Полагаешь, я должен пожалеть о том, что встретил тебя?
– Я боюсь, Эвальд. Слишком близко мы подошли к рубежу, за которым сгущается Тьма.
– Ты о своем Предназначении?
– Я нежно взял ее за плечи, уложил рядом с собой, посмотрел в ее глаза.
– Пустое, радость моя. Мы вместе. Я люблю тебя, и я буду рядом с тобой всегда. Забудь о своих страхах.
– Обычно я вижу хорошие светлые сны. Вроде того, о котором рассказала тебе. Но порой я слышу во сне зловещие голоса, которые меня зовут. Я вижу темные запутанные переходы, в которых блуждаю. Тени, от которых веет могильным холодом, леденящим мое сердце даже во сне.
– Это всего лишь дурные сны. Мне тоже снятся кошмары. Не стоит придавать им значения.
– Это не просто сны. Ты не можешь этого знать, ты не обладаешь Силой. Она меняет людей. За последнюю неделю я дважды убивала, используя свою Силу. Мироздание почувствовало это. Ничто не проходит бесследно, Эвальд.
– У тебя есть дар. И он позволяет тебе защищать справедливость и добро. Меч сам по себе ни хорош и ни плох, важно чья рука его направляет.
– На все-то у тебя есть объяснение!
– Она засмеялась, совсем по-кошачьи потерлась щекой о мою грудь.
– Я не даю тебе спать, а нам еще предстоит долгое путешествие.
– Это неважно. Я люблю тебя.
– И я тебя. И потому хочу, чтобы ты поспал. Ложись и закрой глаза. А я спою тебе колыбельную. Мою любимую, которую мне мама когда-то пела. Мне так хочется...
***
К утру погода испортилась. Небо, еще ночью ясное, затянули тяжелые серые облака, начал накрапывать дождь. Ранний подъем дался тяжело всем, кроме байора Домаша . Когда мы с Домино спустились в зал, Домаш стоял у стойки и любезничал с грудастой трактирщицей. Наш роздольский друг был будто сделан из легированной стали. Зато Ганель был бледен, и в глазах его застыла тоска.Я видел, что Домино не выспалась, да и сам с удовольствием поспал бы еще часа три, но времени у нас не было - пока мы не доберемся до Эшевена, я не мог чувствовать себя спокойным. У меня было какое-то дурное предчувствие, и оно оправдалось.
Мы уже заканчивали завтрак в общем зале таверны, когда прибежал встревоженный Джарем, посланный подготовить наших лошадей.
– Милорд, сюда едут какие-то вооруженные люди, - выпалил он.
– И их много.
– Что за беда!
– хмыкнул Домаш, с аппетитом доедавший свиную котлету.
– Просто путники. Или караван купеческий.
– А если не просто?
– Я встал из-за стола, взял с лавки перевязь с мечом.
– Я пойду, посмотрю.
– Я с тобой, - отозвалась Домино.
Нет, это не простые путники, подумал я, глядя на дюжину всадников, приближавшихся к корчме по слякотному тракту. И не купцы. Рожи откровенно бандитские, снаряжение неплохое - почти все в доспехах, стальных или кожаных шлемах, кольчугах или куртках-клепанках, - вооружены до зубов, и лошади у них приличные. Попоны, табарды и щиты без гербов: значит, это не воины местного лорда. Похожи на наемников. Увидев нас, они продолжали ехать все так же неторопливо, уверенно и вальяжно, пока не въехали во двор корчмы и не встали полукольцом, оставаясь в седлах. Одетый в темно-вишневую клепаную кожу парень лет двадцати пяти верхом на отличном белом жеребце подъехал прямо к крыльцу и остановился в паре метров от меня.