Крестоносец
Шрифт:
Во время одной из таких вылазок за каменной стеной сада поднялась суматоха: бык вырвался из загона. Мы слышали, как слуги пытаются поймать его на лугу, крича друг на друга и на быка. В тот момент Изабель обсуждала с нами свои планы перестройки часовни замка — она хотела приурочить это событие к сорокапятилетию отца. Андре совершенно не интересовался ее рассказом, ему не терпелось принять участие в поимке зверя, и он попросил разрешения удалиться. То, что Андре вообще попросил у кого-то разрешения, тем более у сестры, было довольно неожиданно. Видимо, после того, как Изабель едва не погибла, брат стал по-другому на нее смотреть.
Услышав просьбу Андре, Изабель взглянула на меня, удивленно приподняв брови.
— Мой брат попросил разрешения удалиться или у меня снова начался бред?
— Видимо, последнее, — ответил я.
Андре нахмурился, уставился вдаль и притворился, что ничего не слышал. Изабель мучила его еще минуту, а потом поцеловала в щеку.
— Дорогой братец, — сказала она, — для поддержки мне хватит одной преданной руки. Ступай туда, куда зовет тебя сердце.
Андре бросился прочь, и мы, смеясь, наблюдали, как он пробирается сквозь спутанные ветви кустарника и перелезает через каменную стену.
Мы же с Изабель продолжили прогулку и попытались возобновить беседу, но почему-то все затронутые нами темы казались неуместными, а мой голос звучал резко и глухо. Вскоре мы уже шли по вымощенной дорожке в полном молчании.
Я отчаянно старался найти новую тему для разговора, но в голове моей было пусто. Отсутствие Андре давило на нас все тяжелее, приводя в смущение и замешательство. Наша с Изабель скованность становилась все заметнее и все больше нас тяготила. Мы ускорили шаг, и вот я споткнулся о клумбу с травой и замерзшими коричневыми листьями и едва не нырнул носом в снег. Хотя я продолжал идти, руки и ноги плохо слушались меня, а поскрипывание снега лишь подчеркивало невыносимую нелепость ситуации. Я подумал, что даже тяготы войны, должно быть, легче переносить, чем это мучительное молчание.
— По-моему, вечером пойдет снег, — сказала Изабель и тем самым ненадолго спасла положение.
— Да, похоже на то, Изабель.
— Облака уже сгущаются, — продолжала она.
Я поднял голову и увидел голубое небо.
— Наверное, стоит предупредить твоего отца, чтобы он велел слугам запасти больше дров, — пробормотал я.
— Прекрасная мысль, — сказала Изабель. — Я ему скажу.
Я попытался придумать достойный ответ, чтобы поддержать беседу, но, как ни ломал голову, сюжет был явно исчерпан. Мы опять вернулись к тому, с чего начали. Я кусал губу до тех пор, пока не ощутил вкус крови.
— Моему брату нравится охота, — наконец произнесла Изабель.
— Да, — ухватился я за спасительную идею. — Мы с Андре почти каждый день скакали наперегонки, когда он гостил в Монкаде.
Однако Изабель будто не услышала меня. Она продолжала говорить, ее голос звучал все более доверительно, а тон становился все более глубоким.
— Мой брат — первооткрыватель. Из него вышел бы великий пират, родись он при других обстоятельствах. Он отправляется в крестовый поход по той же причине, по какой сейчас убежал ловить быка. Ради приключений.
Изабель внимательно смотрела на меня. Я тоже взглянул на нее, затем снова уставился вперед.
— Ты, Франциско, другое дело. У тебя совершенно другой характер. Ты не бросился ловить быка, а остался со мной. И в Левант ты едешь вовсе не ради приключений. Наверное, ты отправляешься туда ради Христа, — продолжала Изабель. — Ты идешь в поход, чтобы прославить имя Его. Но тебе не хватает суровых строгих манер, присущих воинам Христовым. И если ты действительно отправляешься в крестовый поход по причине, которую я сейчас назвала, вы вряд ля сможете остаться с моим братом близкими друзьями. Нет, вряд ли ты отправляешься в поход из-за приключений или из-за Христа. И все-таки, когда ты окажешься там, ты пойдешь на все.
— Думаю, ты ошибаешься, Изабель, — ответил я. — Мы с твоим братом не так уж сильно отличаемся, как тебе кажется. Я тоже отправляюсь в поход в поисках приключений. Не могу даже вообразить, что я буду жить, как живет мой отец, когда у меня есть возможность повидать мир.
Она задумчиво кивнула, сделала еще несколько шагов, а потом произнесла:
— Я тебе не верю.
Она говорила совершенно обычным тоном — настолько не сомневалась в своей правоте. Изабель мне не верила. Эта шестнадцатилетняя девушка мне не верила. Какое право она имела расспрашивать меня о подобных вещах?
— Ну, Изабель, так угодно Богу.
Я сказал это покровительственным, язвительным тоном. Таково было логическое обоснование поступков наших предков, первых крестоносцев. Оно стало прикрытием для идиотов и фанатиков.
Как только эти слова сорвались с моего языка, я пожалел о них, а моя злость на Изабель улетучилась. Во рту остался привкус собственного сарказма.
Я не видел, как среагировала девушка на мой ответ, только почувствовал, как напряглась ее рука. Она остановилась как вкопанная, словно обдумывая мое заявление, медленно вникая в его смысл. Потом высвободила свою руку из моей и побежала к дому.
Несколько секунд я стоял неподвижно, ругая себя, потом бросился вдогонку.
Я настиг Изабель у закрытой двери, когда она боролась со щеколдой, и схватил ее за руку. Она попыталась отвернуться, но я крепко держал ее. Она плакала.
— Изабель, — позвал я, и мой голос предательски дрогнул.
Нежные звуки, складывающиеся в ее имя. Я говорил непривычно тепло, даже благоговейно.
Изабель недовольно надула губы, но глаза ее были теперь сухими. Она перестала вырываться.
Я ожидал получить пощечину. Нет, вернее, не ожидал, а надеялся, думая, что, если девушка прикоснется ко мне, пусть даже для того, чтобы ударить, это принесет мне облегчение. Но она не доставила мне такого удовольствия; в ее обиженных глазах читался все тот же молчаливый вопрос.
Я застонал и затаил дыхание. В мою душу хлынули воспоминания о погибшем брате, и я попытался объяснить:
— Я иду в крестовый поход ради призрака, Изабель, ради умершего.
Я замолчал. Никогда еще я не говорил о Серхио после его смерти ни с кем, даже с Андре. Это было слишком личное. Но Изабель взяла меня за плащ, будто подбадривая, и я продолжил:
— Я отправляюсь под знамена Господа ради моего брата. Серхио находится между раем и адом. Он ждет, чтобы я… он ждет меня. Только я могу склонить чашу весов в его пользу. Я должен завершить его злосчастную миссию.