Крестовые походы глазами арабов
Шрифт:
Франки построили передвижную башню, на которой они подвесили таран устрашающей мощности. Стены дрожали, камни рассыпались вдребезги, и осаждённые были близки к катастрофе. И тогда один моряк из Триполи, разбиравшийся в металлургии и военном деле, взялся сделать железные крючья, которыми можно было зацепить таран спереди и с боков с помощью верёвок, которые держали защитники. Эти верёвки тянули с такой силой, что башня начинала качаться. После нескольких попыток франки были вынуждены сломать свой собственный таран, чтобы башня не рухнула.
Осаждающие после этого придвинули передвижную башню вплотную к стене и стали бить по ней новым тараном в шестьдесят локтей длины, лобовая часть которого представляла собой отливку весом более 20 пудов. Но триполитанский моряк не опустил руки.
С помощью нескольких умело установленных балок, — продолжает хронист Дамаска, — он сделал возможным поднятие кувшинов, наполненных грязью и нечистотами, которые выливались на франков. Задыхаясь от запаха лившихся на них фекалий, франки более не моги управлять своим тараном. Моряк же тогда использовал
Будучи не в состоянии справиться с пожаром, нападающие оставили башню и убежали. Защитники воспользовались этим, совершили вылазку и захватили большое количество брошенного оружия.
Видя это, — радостно заключает Ибн аль-Каланиси, — франки утратили мужество и отступили, предав огню строения, которые они поставили в своём лагере.
Это было 10 апреля 1112 года. После ста тридцати трёх дней осады, население Тира сумело нанести франкам полное поражение [21] . После бунтов в Багдаде, восстания в Аскалоне и обороны Тира, стал дуть ветер перемен. Появилось большое число арабов, объединённых общей ненавистью к захватчикам и к большинству мусульманских руководителей, виновных в бездействии и даже измене. Это настроение быстро перешло рамки простого раздражения, особенно в Алеппо. Под руководством кади Ибн аль-Кашаба, горожане решили взять свою судьбу в собственные руки. Они выбрали себе вожаков и поручили им решать, что делать дальше.
21
О сражении у Тира и обо всём, что касается этого города, см.: M. Сhehab, Tyr `a l''epoque des croisades, Adrien-Maison-neuve, Paris, 1975 ( прим. авт.).
Конечно, впереди было ещё немало поражений, немало разочарований. Экспансия франков не закончилась, их спесь не знала границ. Но с этого времени можно было видеть, начиная с улиц Алеппо, медленное рождение могучей волны, которая мало-помалу залила арабский Восток и принесла наконец к власти людей справедливых, смелых, преданных и способных отвоёвывать потерянные территории.
Но прежде, чем прийти к этому, Алеппо пережил самый запутанный период своей долгой истории. В конце ноября 1113 года Ибн аль-Кашаб узнал, что Рыдван в его дворце в Цитадели тяжело болен: он собрал своих друзей и попросил их быть готовыми к бою! 10 декабря князь умер. Как только это стало известно, группы вооружённых ополченцев разошлись по кварталам города, овладели главными зданиями и схватили множество сторонников Рыдвана, прежде всего членов секты ассасинов, которых немедленно казнили за сговор с врагами-франками.
Кади не собирался захватывать власть, но он хотел воздействовать на нового князя Алп Арслана, сына Рыдвана, чтобы тот начал вести политику, отличную от политики отца. В первые дни этот молодой человек шестнадцати лет, заикавшийся так сильно, что его прозвали «немым», соответствовал, как казалось, решительному настроению Ибн аль-Кашаба. Он приказал арестовать всех соратников Рыдвана и велел немедленно отрубить им головы, причём с нескрываемой радостью. Кади встревожился. Он рекомендовал юному монарху не топить город в крови и наказать только предателей в назидание остальным. Но Альп Арслан не хотел ничего слышать. Он казнил двух своих собственных братьев, многих военных, часть слуг, но в основном тех, чьи головы не внушали ему доверия. Мало-помалу горожане открыли ужасную истину: князь был безумен! Наилучший исторический источник, помогающий нам понять этот период — хроника писателя и дипломата из Алеппо Камаледдина, написанная век спустя после этих событий и основанная на свидетельствах, оставленных современниками [22] .
22
Житель Алеппо, Камаледдин Ибн аль-Адим (1192–1262) посвятил лишь первую часть своей жизни написанию истории родного города. Занятый политической и дипломатической деятельностью, а также многочисленными путешествиями по Сирии, Ираку и Египту, он прервал свою хронику в 1223 году. Оригинальный текст его «Истории Алеппо» («Histoire d'Alep») опубликован Французским институтом Дамаска в 1968 году. На сегодняшний день не существует никакого французского издания ( прим. авт.).
Однажды, — рассказывает он, — Альп Арслан собрал часть эмиров и знатных людей и привёл их в некое подземелье, вырытое под Цитаделью. Когда они вошли, он спросил их: «Что вы скажете, если я велю отрубить вам головы прямо здесь?» — Мы рабы, подвластные приказам Вашего Величества, — ответили несчастные, делая вид, что сочли угрозу хорошей шуткой. И только благодаря этому избежали смерти.
Вокруг юного безумца скоро образовался вакуум. Единственным человеком, который ещё осмеливался приближаться к нему, был его евнух Лулу, «Сокровище». Но и он начал бояться за свою жизнь. В сентябре 1114 года он воспользовался сном своего господина, чтобы убить его и возвести на трон другого сына Рыдвана, которому было шесть лет.
Алеппо с каждым днём всё глубже погружался в анархию. В то время как в Цитадели выясняли отношения неуправляемые группы рабов и солдат, вооружённые жители города патрулировали улицы, чтобы защититься от грабителей. Первое
В апреле 1117 года евнух Лулу был убит. Согласно Камаледдину, «заговор против него устроили солдаты его свиты. Когда он шёл на восток города, они вдруг натянули свои луки с криками: «Заяц! Заяц!», чтобы он подумал, будто они хотят погнаться за этим животным. В действительности же они осыпали стрелами самого Лулу». После его исчезновения к власти пришёл ещё один раб, который, будучи не в состоянии утвердить себя, попросил помощи у Роже. Хаос стал неописуемым. Пока франки готовились к осаде города, военные продолжали бороться за контроль над Цитаделью. Тогда Ибн аль-Кашаб решил действовать без промедления. Он собрал главных людей города и предложил им план с далекоидущими последствиями. Как фронтовой город, объяснил он им, Алеппо должен стать передовым отрядом в джихаде против франков и как таковой должен пригласить для правления сильного эмира, может быть самого султана, чтобы уже никогда не допустить к власти местного царька, который будет ставить свои личные интересы выше интересов ислама. Предложение кади было одобрено, хотя и не без колебаний, ибо свои личные интересы жители Алеппо никогда не забывали. Потом перешли к рассмотрению главных кандидатур. Султан? Он не хочет больше слышать о Сирии. Тогтекин? Это единственный сирийский князь, обладающий реальной силой, но в Алеппо никогда не примут в качестве господина человека из Дамаска. И тут Ибн аль-Кашаб назвал имя турецкого эмира Ильгази, правителя Мардина в Месопотамии. Его поведение не всегда было примерным. Двумя годами раньше он поддержал исламо-франкский союз против султана и был известен своей склонностью к пьянству. «Когда он пил вина, — говорит нам Ибн аль-Каланиси, — Ильгази пребывал в состоянии отупения несколько дней, будучи не в состоянии прийти в себя, чтобы отдать приказ или распоряжение». Но найти малопьющего военачальника в то время было нелегко. И к тому же, уверял Ибн аль-Кашаб, Ильгази — храбрый воин, его семья давно правила в Иерусалиме и его брат Сокман одержал победу над франками при Гарране. Большинство согласилось с этим мнением, Ильгази был приглашён, и кади лично открыл перед ним ворота Алеппо летом 1118 года. Первым делом эмир женился на дочери князя Рыдвана, что символизировало союз между городом и его новым сеньором и в тоже время укрепляло легитимность последнего. Ильгази стал собирать свои отряды.
Через 20 лет после начала франкской агрессии столица северной Сирии впервые имела руководителя, готового сражаться. Результат оказался потрясающим. В субботу 28 июня 1119 года армия правителя Алеппо встретилась с армией Антиохии на равнине Сармада на полпути между этими двумя городами [23] . Сухой горячий ветер «хамсин» засыпал песком глаза воинов. Камаледдин рисует нам следующую сцену:
Ильгази велел своим эмирам поклясться, что они будут сражаться доблестно, крепко держаться, не отступать и отдадут свою жизнь во славу джихада. Потом мусульмане разделились на небольшие отряды и расположились ночью рядом с войсками сира Роже. На рассвете франки неожиданно увидели приближающиеся знамёна мусульман, которые окружили их со всех сторон. Кади Ибн аль-Кашаб выехал вперёд на своей кобыле с копьём в руке, побуждая наших начать бой. Один из солдат, видя это, презрительно воскликнул: «Неужели мы пришли из нашей страны, чтобы идти за каким-то тюрбаном?» Но кади подъехал к отрядам, проследовал вдоль рядов и, чтобы прибавить им силы и поднять их дух, обратился к ним с торжественной речью, столь проникновенной, что люди плакали от волнения и немало восхищались. Потом началась атака со всех сторон сразу. Стрелы летели как туча саранчи.
23
Место, где разыгралась битва между Ильгази и армией Антиохии, в разных источниках называется по-разному: Сармада, Дарб Сармада, Тель Акибрин… Французы назвали его «Ager sanguinis», кровавое поле ( прим. авт.).
Армия Антиохии была уничтожена. Сам сир Роже был найден распростёртый среди трупов с головой, разрубленной до шеи.
Вестник победы достиг Алеппо в тот момент, когда мусульмане, расположившись рядами, завершали полуденную молитву в большой мечети. При этом был слышен сильный крик с восточной стороны, но участники сражения вернулись в город только к послеобеденной молитве.
Алеппо праздновал победу несколько дней. Пели песни, пили вино, резали баранов, толпились, разглядывая стяги с крестами, шлемы и кольчуги, привезённые отрядами, или глазели на то, как обезглавливают пленников победнее — богатых отпускали за выкуп. На площадях слушали чтение только что сочинённых стихов в честь Ильгази: «После Бога есть только ты, кому мы верим!»Обитатели Алеппо жили долгие годы в страхе перед Боэмондом, Танкредом, потом перед Роже Антиохийским, и многие уже начинали ждать неизбежного дня, когда, подобно их братьям в Триполи, они будут вынуждены делать выбор между смертью и изгнанием. После Сармадской победы они почувствовали, что родились к новой жизни. Подвиг Ильгази пробудил энтузиазм во всём арабском мире. «Подобный успех ещё ни разу не был дарован исламу за все истёкшие годы», — пишет Ибн аль-Каланиси.