Крестовые походы. Миф и реальность священной войны

Виймар Пьер

В ноябре 1183 г. мусульманский государь осадил Керак. Королевская армия поспешила на помощь, рискнула переправиться через Мертвое море и заставила его снять осаду. В августе 1184 г. Саладин вернулся и возобновил военные действия: «Он расположился лагерем возле Керака и выстроил в линию перед воротами города девять катапульт, которые разрушили ту часть стены, что находилась напротив. Единственным препятствием был широкий и глубокий оборонительный ров, представлявший собой ужасный овраг с головокружительными обрывами и чудовищными пропастями. Оставался лишь один выход: собрать весь имеющийся материал, чтобы заполнить и завалить этот овраг; но все решили, что выполнить это представляется чрезвычайно сложно. Твердая каменистая земля не позволяла сделать подкоп. По приказу Саладина были обтесаны камни, скреплены балки и возведены параллельные стены, соединявшие ров с пригородом; они имели крышу и были отгорожены плотно пригнанным частоколом. Таким образом они получили широкие проходы, по которым легко было двигаться; военачальники, их эскорт, щитоносцы и слуги шли друг

за другом, принося то, чем можно было бы засыпать ров» (Книга двух садов).

Саладин был решительно настроен захватить грозную крепость; дальновидная стратегия должна была обеспечить ему победу, тем более, что шпионы доносили ему об ухудшении здоровья короля и попытках бывшего регента Гвидо де Лузиньяна поднять мятеж. Несмотря на благоприятные новости и вопреки всем ожиданиям королевская армия выступила к осажденной крепости и освободила ее, вынудив мусульман снять осаду и снабдив Керак подкреплением, материалами и продовольствием. Поскольку королевская армия, направившаяся в страну Моаб, отошла на большое расстояние, королевство осталось без защиты, и мусульмане тотчас этим воспользовались. «Саладин, воспользовавшись представившимся случаем, начал наступление на их страну и выбрал себе цель, находившуюся в стороне от проложенного пути. Он внезапно подошел к городу Наблусу, напал на него со своей армией, овладел им и захватил всех, кто там находился. В окрестностях города он захватил крепости и обработанные земли. В руки к мусульманам попало множество пленников, как франков, так и иудеев, называемых самаритянами; их постигла жестокая смерть. Мусульмане захватили такую огромную добычу, что невозможно ее перечислить, она состояла из предметов обихода, провизии, инструментов, мебели, не говоря уже о животных — баранах, коровах и прочих» (Ибн Джубайр).

Как и говорили мусульманские шпионы, в палестинском государстве зрело восстание: отобрав власть у своего зятя и лишив его прав на наследование, Балдуин IV пытался расторгнуть брак своей сестры Сибиллы с «красавцем Гвидо». Чтобы избежать королевской немилости, Лузиньян поспешил вернуться в собственные владения. Ему удалось увезти жену, находившуюся в Иерусалиме, и вместе с ней он укрылся в Аскалоне. Балдуин, узнав о его отказе предстать перед королевской курией, решил лично явиться к восставшему городу: «Поскольку он не желал приехать, король объявил, что лично поедет за ним в Аскалон. В сопровождении баронов он подъехал к городу и увидел надежно запертые ворота. Монарх воззвал к правителю и приказал немедленно отпереть их. Трижды он стучал, но никто не явился выполнить его приказ. На стенах и башнях находились горожане, но они спрятались и, не двигаясь с места, ожидали развязки сего печального действия. Разгневанный Балдуин IV покинул окрестности города» (Гильом Тирский).

Гвидо де Лузиньян, мелкий выскочка, взбунтовавшийся против своего сюзерена, втянул в свое безумное предприятие крупный город, ключ королевства от дороги на Египет. Чтобы еще сильнее унизить королевскую власть, этот безответственный феодал напал на пастухов-бедуинов, которые, веря в заключенное перемирие с королем Иерусалимским, пасли скот в окрестностях Аскалона. Он перебил их всех и захватил их стада. Гнев, охвативший короля, был еще ужаснее, чем когда он оказался перед закрытыми воротами Аскалона: неоправданное нарушение перемирия с мусульманами было в буквальном смысле объявлением войны. Балдуин подтвердил лишение Гвидо прав на корону и назначил регентом королевства Раймунда III Триполийского до тех пор, пока не подрастет Балдуин V. Вскоре после издания этих указов, в марте 1185 г. прокаженный король умер. Средневековые хронисты в патетическом тоне повествуют о юном прокаженном монархе, безупречно исполнившем свой королевский долг. Нынешние историки из некоей психологической скромности иногда не осмеливаются подтвердить свидетельства современников.

На латинском Востоке каждый более или менее ясно ощущал, что перед лицом огромной империи Саладина ошибки были недопустимы: поскольку мусульманская мощь стала преобладающей, западным поселенцам, обосновавшимся в Леванте, следовало выгадать время и до наступления лучших времен попытаться удержать позиции. Их положение становилось все более и более сложным. Византийцы были полностью изгнаны с анатолийского плато турками-сельджуками (1176 г.). Мечты императоров о захвате центральной и восточной Анатолии, равно как Киликии и Сирии, неумолимо рухнули. Отныне франки не могли рассчитывать на Византию. В борьбе против Саладина оставалось прибегнуть к последнему средству — призвать на помощь Запад; но походы «за море» были долгими и опасными, поэтому подкрепление всегда прибывало слишком поздно. Поселенцы Сиро-Палестины смогут рассчитывать только на собственные силы. Кроме того, нужно было, чтобы их не разделял какой-нибудь очередной Гвидо де Лузиньян!

В 1184 г. Ибн Джубайр, мусульманский ученый из Андалусии, отправившись в паломничество к святым местам мусульманского мира, поехал на Восток через Палестину. Этот внимательный наблюдатель, которого трудно заподозрить в симпатиях к франкам, оставил нам документ, с такой ясностью демонстрирующий торговую, экономическую и социальную деятельность христианского мира, что нам показалось интересным привести оттуда несколько отрывков. Ибн Джубайр рассказывает о путешествии в христианские земли: «Мы покинули Баит-Джанн ранним утром субботы, отправившись к городу Баниясу. На полпути нам попался огромный ветвистый дуб,

про который нам сказали, что он зовется „древом равновесия", и так как мы стали расспрашивать о нем, нам поведали, что на этой дороге он обозначал границу между безопасностью и страхом. Там встречались франкские разбойники, воры и охотники за кошельками; если они настигали кого-нибудь на земле за этим деревом, будь он в одной сажени или одной пяди, они брали его в плен; но того, кто был пойман по эту сторону границы, отпускали. Это было своего рода соглашением, которое неукоснительно соблюдалось». Путешественник описывает крепость Банияса и замечает: «В Баниясе есть обширные поля, они расположены на соседней равнине, где в трех переходах от Банияса возвышается франкская крепость под названием Хунин. Землю эту обрабатывают мусульмане и франки в соответствии с тем, что они называют правилом раздела. Они делят урожай на равные части; там же находятся их стада, при этом между ними царит справедливость» (Ибн Джубайр).

Въезд на франкскую территорию охраняет таможенный пост: «Мы подъехали к одной из больших франкских крепостей, называемой Тибнин [Торон, в 22 километрах на восток от Тира]. Это место, где все караваны платят пошлину. Им правит Аль-Кинзира [Свинья], которую они зовут королевой [речь идет о Сибилле], это мать короля Аль-Кинзира [Борова], правителя Акки [Акры]». Автор имел в виду юного короля Балдуина V, которому прокаженный король отдал корону, чтобы воспрепятствовать восшествию на трон Гвидо. «Пошлину должны уплачивать только путники из Магриба, остальных жителей мусульманских территорий она не касается. Это происходит из-за одного случая, после которого франки затаили на них злобу: отряд их доблестных воинов сопровождал Нуреддина, когда тот пошел в наступление на одну из франкских крепостей, взятие которой принесло им богатую добычу. Чтобы отомстить, франки обложили их этой беззаконной пошлиной» (Ибн Джубайр).

Переход через сельские местности христианского государства наводит Ибн Джубайра на размышления о положении мусульман, живущих под властью франков. Из-за этого текста было сломано немало копий: в период между Первой и Второй мировой войнами целая историческая школа, чересчур увлекающаяся колониальной европейской экспансией в Леванте, сотворила из осуждающего отрывка настоящее похвальное слово западному колониализму Средневековья. «Наш путь проходил среди нескончаемых полей и поселений, мусульманские жители которых прекрасно себя чувствуют на землях франков (да сохранит нас Аллах от подобного искушения!), но при условии, что они отдают им половину урожая, когда его собирают, и платят подушную подать джизью в размере динара и пяти киратов с человека. Франки не требуют ничего более, кроме небольшого налога на фрукты. Дома принадлежат самим мусульманам, как и все добро, что в них находится. Все города Сирийского побережья, находящиеся в руках франков, подчиняются этим правилам, а все земельные владения — деревни и маленькие поселения — принадлежат мусульманам. Однако сердцами многих из них владеет душевное смятение, когда они видят, в каком положении находятся их собратья, живущие в мусульманских землях, и те, кто ими управляет; ибо в том, что касается благополучия и любезности обхождения, их собственное положение являло собой полную противоположность. Самым большим позором для мусульман стало то, что им приходилось терпеть несправедливость от своих соотечественников, кто ими управлял, и при этом восхвалять деяния врагов и их справедливость» (Ибн Джубайр).

Затем путешественник описывает организацию франкской таможни в Акре: «У ворот на накрытых коврами лавках сидят христианские таможенные писцы, перед которыми стоят эбеновые чернильницы с золотыми украшениями. Они умеют писать и говорить по-арабски, равно как и их начальник, которого называют Сахибом, этот титул дарован ему благодаря важности исполняемого им дела; они величают так каждое значительное лицо, обязанности которого не касаются командования армией. Любой налог у них считается откупом, а откупиться от таможни можно лишь заплатив значительную сумму. Торговцы снимают свой груз и устраиваются на верхних ступенях. Поклажу тех, кто говорит, что не везет товаров, тщательно проверяют, дабы удостовериться, что они ничего не прячут; затем им позволяют продолжить путь и остановиться там, где они сами пожелают: все это делается с вежливостью и обходительностью, тут нет места ни грубости, ни толкотне» (Ибн Джубайр).

Андалузский путешественник внимательно осмотрел город: «Акка — да покорит ее Аллах и да вернет к мусульманскому миру — это основной город во франкской Сирии, порт для множества кораблей, которые возвышаются, словно знамена, над бескрайней гладью моря. Этот порт для всех кораблей, по величине и оживленности может сравниться с самим Константинополем, это место, где пересекаются пути судов и караванов и встречаются мусульманские и христианские торговцы со всех стран. На его улицах и в общественных местах толпится народ, так что трудно пройти. Город погряз в неверии и беззаконии, он полон свиней и крестов, грязен, отвратителен и завален нечистотами и отбросами. Франки отобрали его у мусульман в первое десятилетие VI [XI] века. Мусульманский мир горько оплакивал его потерю: город стал одной из самых тяжелых утрат. Его мечети превратились в церкви, а минареты — в колокольни. В главной мечети Бог сохранил неоскверненным одно место, оставшееся за мусульманами, — маленькую молельню, где собираются странники, чтобы совершить обычную молитву» (Ибн Джубайр).