Крестовые походы
Шрифт:
А потом, дело было в пятницу, примерно за десять дней до Вербного воскресенья, пилигримы и венецианцы построили свои корабли бортом к борту и погрузив боевые орудия на баржи и галеры, двинулись по направлению к городу. И флот растянулся по фронту едва ли не на два лье. И все пилигримы и венецианцы были превосходно вооружены. А в самом городе был холм, с вершины которого хорошо просматривались поверх стен все корабли, столь он, этот холм, был высок. Там Мурцуфл, изменник, раскинул свою алую палатку и приказал трубить в серебряные трубы и бить в большие барабаны. И устроили греки весьма оглушительный шум, причём пилигримы всё это ясно видели, а Мурцуфл с холма тоже видел корабли пилигримов.
Когда
Когда пилигримы отступили, они сильно обозлились и опечалились, а когда вернулись на свой берег, благородные бароны снова собрались вместе и в сильном смятении сказали, что это за грехи свои они не смогли ничего предпринять против города городов. А епископы и клирики, обсудив положение, рассудили, что битва является законной и что пилигримы вправе снова произвести приступ. Ведь жители Константинополя исповедовали веру, повинуясь римскому закону, и только позже вышли из повиновения. Зная это, епископы сказали, что пилигримы вправе нападать на греков и что это не только не будет никаким грехом, но напротив явится благочестивым деянием. И епископы сказали, что именем Бога и властью, данной им апостоликом римским, всем пилигримам они отпускают грехи, кто пойдёт на приступ, и строго повелели всем как следует исповедаться и причаститься, чтобы уже совсем не бояться битвы.
Когда настало утро понедельника все пилигримы снарядились и надели кольчуги, а венецианцы подготовили к приступу перекидные мостки своих нефов. Потом корабли выстроили борт к борту и двинулись в путь, чтобы произвести приступ. И флот снова вытянулся по фронту на доброе лье. Когда же суда подошли к берегу и приблизились сколько могли к стенам, то бросили якоря. А когда встали на якоря, пилигримы начали яростно стрелять из луков, метать камни и забрасывать на башни греческий огонь. Но огонь никак не мог зажечь башни, потому что они были покрыты воловьими кожами. А те, кто находились в башнях, отчаянно защищались и выбрасывали снаряды по меньшей мере из шестидесяти камнемётов, причём многие удары приходились прямо в суда. К счастью, корабли были так хорошо защищены дубовыми досками и виноградной лозой, что попадания не причиняли им большого вреда, хотя некоторые камни были столь велики, что один человек вряд ли бы поднял такой камень.
Мурцуфл же был на холме, и он приказал трубить в серебряные трубы и бить в барабаны и опять устроил превеликий шум. Он ободрял своих людей, говоря: «Ступайте туда! Ступайте сюда!» — и посылал их туда, где видел, что есть в том необходимость.
И во всём флоте пилигримов нашлось не более четырёх или пяти нефов мостки которых могли достигать высоты башен. А ведь все ярусы башен были заполнены греческими ратниками. Всё же пилигримы атаковали до тех пор, пока неф епископа Суассонского под названием «Пилигрим» не ударился об одну из башен. Корабль, наверное, поднесло к башне чудом божьим, потому что море здесь никогда не бывает спокойным.
На мостике «Пилигрима» находился некий венецианец, а с ним два вооружённых рыцаря. Как только неф ударился о башню, венецианец сразу ухватился за неё руками и ногами и изловчившись, как только мог, проник внутрь вражеской башни. Когда он уже был внутри, ратники, защищавшие этот ярус — греки, а так же наёмные даны и англы, увидели его и подскочили к нему с секирами и мечами. Они изрубили святого человека на куски, но тем временем волна вновь ударила неф бортом о башню.
И в момент, когда «Пилигрим» снова и снова ударялся о башню, один из двух рыцарей, а имя его Андрэ де Дюрбуаз, ухватился руками и ногами за деревянный помост и ухитрился ползком пробраться в башню. Когда он в ней оказался, то те, кто там были, набросились на него с секирами и мечами, но благодарением божьим благородный рыцарь Андре де Дюрбуаз был в кольчуге, его даже не ранили, ибо его оберегал Господь, который не хотел ни чтобы рыцаря в тот день избивали дальше, ни чтобы он здесь умер. Напротив, господь пожелал, чтобы город городов был взят пилигримами в наказание за предательство, которое совершил Мурцуфл, и за его вероломство, и чтобы все жители Константинополя были опозорены. И поэтому благородный рыцарь поднялся на ноги и, как только поднялся на ноги, выхватил свой меч. Когда греки увидели его стоящим на ногах, они были настолько изумлены и охвачены страхом, что побежали на другой ярус башни пониже. А когда те, кто там находились, увидели бегущих сверху воинов, то тоже пустились бежать вниз, оставляя ярус за ярусом и не отваживаясь нигде долго задерживаться.
А в башню уже взошёл другой рыцарь, а за ним и другие воины христовы. Оказавшись в башне, они взяли крепкие верёвки и прочно привязали неф к башне, чтобы паладины с нефа могли взойти в город. Когда волны отбрасывали корабль назад, башня раскачивалась так сильно, что, казалось, вот-вот обрушится. Во всяком случае так многим казалось из-за страха. Зато греков, защищающих город, объял ещё больший страх. Те, кто помещались на других ещё более низких ярусах, увидели французов и никто уже не осмеливался задерживаться на башне, все греки её покинули. А незаконный император Мурцуфл всё это хорошо видел. И он хорошо видел, как о другую башню ударился неф сеньора Пьера де Брешэля «Парадис». А когда неф о башню ударился, по мосткам нефа на башню бросились французы, да так успешно, что башня тут же была взята.
Когда две эти башни были захвачены, французы не отважились двинуться дальше, ибо на стенах вокруг, и в других башнях, и внизу у стен они увидели множество греков. Это просто ужас, сколько их там было! Но мессир Пьер Амьенский, увидев, что благородные рыцари смущены, сошёл со своими воинами на сушу, занял клочок твёрдой земли и, поглядев вверх, увидел замаскированный вход. Там створки прежних ворот были вырваны, а сам вход слегка замурован. Тогда мессир Пьер Амьенский подступил туда, имея при себе всего с десяток рыцарей и не более шестидесяти оруженосцев. Всем им греки стали наносить страшные удары копьями, а с высоты стен на них летели каменные глыбы так часто, что казалось вот-вот все они будут убиты и погребены. Но часть оруженосцев, подняв щиты, прикрыли тех, кто пробивал ударами замаскированный вход. А со стен на них бросали котелки с кипящей смолой, и греческий огонь, и громадные камни.
Это чудо Божье, что всех не раздавило камнями и не сожгло огнём.
И благородный мессир Пьер Амьенский и его рыцари не пощадили сил — они сокрушили замаскированный вход в город своими секирами и мечами, железными ломами и копьями, и сделали в стене большой пролом. Но когда вход был пробит и они заглянули в него, они увидели там так много толпящихся греков, что казалось там толпилось полмира. И пилигримы на минуту смутились.