Крестовый поход в лабиринт

Андреева Валентина Алексеевна

– Это кошмар! – плаксиво пожаловалась Наташка. – Ей-богу, не ведала, куда меня заведет моя доброта. Ладно, я долго продержалась. Так и быть, будешь соучастницей. Больная Осипова Светлана Владимировна скоропостижно скончалась в ночь с воскресенья на понедельник. То есть минувшей ночью. Так что данное мною честное слово умерло вместе с ней.

– То есть как это «скончалась»? – У меня разом пересохло во рту, словно не Наталья, а я сама смела три пирожных подряд, ничем не запивая.

– Не задавай глупых вопросов. Причина будет известна только после вскрытия, предварительное заключение – острая сердечная недостаточность. Но ведь я сама в пятницу делала ей ЭКГ! Конечно, я не врач, но за столько лет уже освоила картину всех серьезных отклонений от нормы. Знаю, с какими результатами надо немедленно нестись к кардиологу. Так вот, никаких значимых нарушений сердечной деятельности у нее не было! Просто небольшие возрастные изменения. Да она и не выглядела на свои семьдесят шесть… Я тебе не совсем соврала, что последний раз виделась с ней только утром пятницы. Сегодня

утром – тоже. В морге… Ты знаешь, как я боюсь покойников, но тут просто не могла поверить… Если и она, в свою очередь, меня видела, то только взглядом со стороны, то есть потусторонним.

Наташка умолкла и с тревогой посмотрела на входную дверь. Там стояла молодая пара, мучимая вопросом входить или не входить. Не вошли. Отойдя в сторонку, принялись выяснять отношения. Наташка посмотрела на них с осуждением, выдавила из себя что-то похожее на «только панику рассеивают» и продолжила:

– Понимаешь, в пятницу, еще в самой первой половине дня, Светлана Владимировна просила меня заехать к ней домой и в понедельник кое-что привезти. Ну, ты знаешь. А позднее как-то странно обмолвилась, что вещи ей могут и не пригодиться. Мало ли, мол, все может случиться. Как будто предчувствовала…

– Ну что ж тут странного? Пожилой человек, исход операции предугадать трудно.

– Ты не дослушала! Она просила меня об этом утром, а почти в конце рабочего дня специально спустилась в наш кабинет, чтобы сказать: если вещи ей не потребуются, их никому не передавать! Положить в пакетик и вынести в мусорный ящик, а лучше всего сжечь. Все, кроме книги и иконки. Я тебе не сказала, по просьбе Светланы Владимировны я взяла для нее еще иконку – образок Божьей Матери. Маленькую такую. В маленьком черненьком мешочке со шнурочком. Она за нее особенно переживала. Это у нее память о родителях.

Наташка полезла в сумку и вытянула упакованный в целлофановый пакетик мешочек. Полностью вытаскивать из него иконку не стала, тут же убрала назад и снова окинула взглядом помещение, особо отметив вход в кафе. Только сейчас я поняла, что она даже место себе выбрала специально – села так, чтобы входная дверь была на виду.

– А почему Светлана Владимировна не озадачила своим поручением хотя бы внука? Ты меня в пятницу обманула, сказав, что у нее совсем нет родственников.

– Так получилось. – Наташка пригорюнилась. – Она мне честно призналась: у нее есть невестка и внук, только отношения с ними с самого начала не сложились. А после смерти сына они вообще стали чужими людьми. Сказала, не стоит говорить им о ее просьбе и быстро перевела разговор на другую тему: в прикроватной тумбочке лежит записка с указанием телефона человека, который является ее душеприказчиком. Если что, с ним надо просто связаться. По этому поводу она уже переговорила с лечащим врачом. Беспокоило ее только одно, чтобы иконка после смерти осталась при ней. Иконка старинная, в свое время ею маленькую Светочку благословили родители. Это семейная реликвия, самая ценная вещь в ее жизни. Надо затарить образок в стеклянную баночку, закрыть полиэтиленовой крышечкой, положить в пакетик и… прикопать к ней в могилку. Сразу после сорокового дня. Ир, ну ты представляешь, что со мной было, когда я это услышала? Все, связанное с вечным покоем, напрочь лишает меня покоя в реальной жизни. Я так замахала руками и замычала, что бедная Светлана Владимировна сразу же уточнила – совсем необязательно закапывать пакетик с баночкой мне самой, можно поручить кому-нибудь из кладбищенских работяг. Главное, чтобы под присмотром. Я, не долго думая, попросила ее обратиться к душеприказчику, а она взяла да заплакала. Тихо так… Ну представь себе, стоит перед тобой такая маленькая, худенькая и молча вытирает ладонями слезы… Короче, я и сама заревела и не велела ей беспокоиться. Если надо, и слона прикопаю, только уверена, что все у нее обойдется. Сама знаешь, я редко ошибаюсь. Она прямо повеселела. И все пыталась мне деньги впихнуть. Как выяснилось, услугу, которую я должна была оказать, совмещенную с обетом моего молчания по этому поводу, Светлана Владимировна дорого оценила. Солидная пачка купюр в иностранной валюте. Ты ж понимаешь, я не могла взять эти деньги. Уж лучше бы взяла да отдала Ромику, они все равно потом из ее тумбочки пропали.

Наташка смолкла и завозилась на стуле. Я выжидательно тарабанила пальцами по столу. Весьма нервно – подозревала, что худшее впереди. Жаль, что нельзя повернуть время вспять. Я бы в пятницу непременно уехала на дачу электричкой. С другой стороны, это не помогло бы Наташке. Значит, судьба…

– Судьба, значит! – заявила я вслух. И чтобы разом прекратить мучительную недосказанность, спросила: – Этот покойник, обнаруженный в доме Сафонтьевых… Ты его как-то странно испугалась. Он в пятницу приходил к Светлане Владимировне в больницу?

– Сейчас я в этом уверена. – Наташка вздохнула. – Конечно, покойника под лестницей не особо разглядывала, но это наверняка тот самый посетитель, который был в клинике. Только тогда он выглядел гораздо лучше, может, потому, что был живой? Я в тот момент и не подозревала, что он тоже на ладан дышит. Ты знаешь, кабинет ЭКГ на первом этаже, раздевалка прямо по коридору и направо. Обычно я ухожу домой через дверь черного хода, чтобы не трепать обувь по лишним метрам, а тут меня понесло общим путем. Потенциальный кандидат на тот свет пререкался с гардеробщицей, задерживая очередь. На ветровке в принципе не была предусмотрена вешалка, но гардеробщица отказывалась принимать шмотку. У нас каждый представитель младшего медицинского персонала мнит себя на своем участке о-очень Великим магистром! Я посоветовала мужику свернуть вещичку и сунуть в пакет с передачей. Он плохо соображал, о чем я ему откровенно сказала. И продемонстрировала воплощение рекомендации на практике. Его серо-голубая куртка… У меня глаз наметанный, теперь до конца жизни будет сниться. В ответ он мне загнул такое… Да еще с мерзкой улыбочкой. Никак не вспомню это слово, но что-то фривольное. Козел, прости мя, господи! Я так прямо ему и заявила. Ты знаешь, по-моему, он даже обрадовался. Ир, может, это слово уже считается комплиментом? Или до него просто сразу не дошел смысл? А когда дошел, мужик взял да и помер с расстройства. Мне в отместку.

– Да подожди ты с самобичеванием! Как тебе удалось узнать, кого именно он в пятницу навещал в клинике? Ты разговаривала с врачом?

– Я разговаривала с соседками Светланы Владимировны по палате. Все в один голос твердили, что она до слез обрадовалась этому мужику. Он все не знал, куда девать свою куртку. Под ней в пакете лежала передача. Оба сразу вышли в коридор, причем он буквально вынес ее на руках, как хрупкую вазу кузнецовского фарфора с наметившимися трещинками. Одно радует: она умерла счастливой. Ждала очередного появления этого своего посетителя в понедельник. Не исключено, что он к ней и в субботу, и в воскресенье приезжал. Вроде бы какой-то ее племянник неожиданно объявился. Самое интересное, что после того как этот посетитель ушел, а сидел он почти до самого конца, Светлана Владимировна достала из ящика стола конверт, разорвала его на мелкие кусочки и, сунув в пакетик с мусором, сразу вынесла. А соседок по палате любезно попросила не распространяться на тему визитов к ней. Вообще забыть о навестившем ее родственнике, уж очень его родня не любит. Они и забыли. Мало ли какие отношения их связывали. Мне первой рассказали и то только потому, что бедняге уже все равно, а хоронить ее кому-то надо. Я первая и подвернулась, тем более что Светлана Владимировна, будучи живой, очень хорошо обо мне отзывалась. Пришлось поблагодарить за оказанное доверие, наказав, на всякий случай, больше ни с кем по этому поводу не говорить.

Теперь уже заерзала я.

– Мама дорогая! Получается, что заниматься похоронами некому. Душеприказчик сыграл в мусорный ящик, если не сам, то всеми своими позывными.

Наташка удивилась:

– Почему? У меня остался его телефон. Я его заблаговременно записала, когда проводила Светлану Владимировну на третий этаж в ее палату. Тут такое дело… Сегодня объявилось несколько желающих заняться похоронами. Мне лечащий врач сказал. Но я позвонила этому Аль… Сейчас! На мое счастье, он только что вернулся после длительного отсутствия. – Наташка вытащила из сумки квадратный листочек и прочла: – Брехту. Пишется вместе, это я машинально накатала отдельно: аль Брехт. Ну по аналогии со всякими арабскими «алями». Гарун аль Рашид, например. Отчество у «аля» простое и доступное для произношения, поэтому я от него только первую букву «Г» записала. То ли Генрихович, то ли Гитлерович… Мне, кстати, отчество и не понадобилось. «Аль» сразу все понял уже тогда, когда я только на первом слоге его имени споткнулась. Он так разволновался! И попросил вещи покойной взять под контроль. Их к тому времени уже собрали в пакетик и унесли. Самое ценное – очки и около трехсот рублей мелкими купюрами. Где та пачка валюты, которую она мне совала, не знаю. Самое ужасное, что даже заикнуться об этих деньгах не могу. Еще подумают, прикарманила и теперь деланно возмущается по поводу их отсутствия. Ужасное положение. – Наташка умолкла, и некоторое время вертела пустую чашку по кругу. Потом тяжело вздохнула и добавила: – Не представляю, как теперь доработать две недели. Впрочем, если пойдут навстречу, могут отпустить и без отработки. Нельзя сказать, что особо паникую. Вроде никто не преследует, не угрожает и ничего не вымогает. Просто как-то оченно не по себе. Такое впечатление, что являешься зрительницей захватываюшей киношной мелодрамы. Хочется забыть, но не получается. Мне надо отдохнуть. Если бы этот странный посетитель не преставился в доме Сафонтьевых или преставился в другое удобное ему время, но так, чтобы мы об этом вообще не знали, я бы не переживала.

– А ты точно уверена, что покойник и посетитель старушки одна и та же личность?

– Стопудово! Мама дорогая, что за дурацкое выражение! Покойник даже форму одежды не сменил. Куртка эксклюзивная. Не китайская и не турецкая. Я в первый раз такую видела. И так поняла, что он действительно какой-то родственник Осиповой. А Ромка его определенно знал, в лучшие дни жизни покойного, хотя по дороге на станцию и отнекивался. Не знаю, как ему сообщить печальную новость про бабушку… Номера телефона нет, адреса этой Галины Андреевны не знаем, душеприказчик Аль…брехт, господи, язык сломаешь, хоть он и без костей. Так вот этот Альбрехт заявил, что не намерен разыскивать ни самого Ромку, ни его свободолюбивую мамашу. Светлана Владимировна таких распоряжений не давала.

– Адрес Антиповой есть. Я запомнила, когда пожилой оперативник диктовал его в квартире Осиповой по телефону. Потом эти данные дублировали в протоколе осмотра места происшествия. Галина проживает недалеко от нас. Если что и перепутаю, так только номер квартиры. Но, честно говоря, хотелось бы навестить бедную женщину в больнице. Ведь не кто иной, а мы ее обнаружили. В таком случае, нам и навещать. Вдруг у Антиповой тоже никого, кроме подруги и ее сына, нет? На Ромика я не очень надеюсь. Жуткое дело валяться в больнице без надежды на передачи от родных людей. Даже пожаловаться на условия содержания и лечения некому. Вот только куда ее отвезли…