Крестовый поход
Шрифт:
Торквемада — это сущий демон, чудовище, сумасшедший.
— Оставь нас, — приказал он стражнику.
Тот вскочил на ноги и умчался прочь, оставив Аврору одну лицом к лицу с Великим Инквизитором.
Ключ все еще валялся где-то в соломе. Он все еще здесь. Ах, если бы найти его, воткнуть ему в глаз, перервать ему горло…
— Подними голову, дочь моя, — вкрадчиво сказал он. — Не бойся меня.
Аврора громко всхлипнула.
— Как же мне вас не бояться?
— Только виновный нуждается в страхе Божием. А если ты невиновна…
«Виновна в том, что я еврейка? Виновна в том, что я люблю свою веру и свои обычаи?»
Она продолжала сидеть с
— Я возвращаю его тебе, — сказал он. — Его отобрали у тебя по ошибке.
Она сжала крест в ладони. Был ли это акт великодушия? Неужели всемогущий Бог смягчил сердце Торквемады?
Она набралась смелости и подняла голову. За спиной Великого Инквизитора на стене горел факел, и ей плохо было видно его лицо. На нем был черный плащ с капюшоном с белой накидкой на плечах. Скрытое в темноте удлиненное лицо его словно плавало перед ней, но из складок капюшона глаза его сверкали так, словно внутри у него пылало адское пламя. Вдруг он улыбнулся. Зубы у него черные и неровные, а голова похожа на голый череп. Сердце ее испуганно замерло.
— Его взяли у тебя по ошибке, потому что тебе сообщили, что мать твоя все еще жива, — закончил он.
Ей стало нечем дышать. В голове не осталось ни единой мысли, тело обмерло и больше ничего не чувствовало.
Она смотрела на него во все глаза, пока он осенял ее крестным знамением своими пораженными артритом пальцами, похожими на когти демона. Она вдруг забыла о том, что умеет говорить. Могла только смотреть на него в немом ужасе.
— Твоя мать, как я, впрочем, и ожидал, призналась, что обратилась в христианство лишь формально. Что она, как и твой отец, приняла крещение в католическую веру лишь для того, чтобы уберечь семью, живущую за счет доходов с тучной толедской земли. Что Богу она молилась по-своему, по-еврейски, и сохраняла в доме свои еврейские обычаи и порядки.
— Нет, — проговорила Аврора.
Он хочет ее обмануть. Она не признается, не станет давать показания против собственной матери. Саталина Елена, ее красавица-мать, ее madre,возможно, еще жива.
— Она запрещала тебе в доме осенять себя крестным знамением. Она не позволяла тебе смешивать мясо с молоком. Ты никогда не ела свинины.
Аврора сжала пальцы, и острые ногти вонзились ей в ладони. Это все ложь. Ее мать часто ставила на стол свинину, и все слуги это видели. И все ее ели, молча прося Бога о прощении и прощая друг друга. Они молились, как истинные католики. И только по пятницам, в канун священной субботы, они позволяли себе отступление в сторону своей истинной веры: в доме зажигали свечи и один раз читали молитву Адонаи. [17] А потом продолжали жить — каждый час своей жизни — как христиане.
17
Адонаи, Адонай(«Господь мой») — одно из обозначений Бога в иудаизме.
— Мы едим свинину, — сказала она. — Ради бога, принесите мне свинины, я умираю с голода.
Он не обратил на ее слова внимания.
— От Церкви не скроешься. Пятьдесят лет мы не спускали глаз
Она покачала головой, еще больше уверенная в том, что он хочет запугать ее, добиться, чтобы она разоблачила членов своей семьи.
Вдруг Торквемада сунул руку в карман рясы и швырнул на солому горсть сверкающих, изящных золотых и серебряных крестиков. Всего восемь. Она узнала каждый из них. Те, что побольше, принадлежали трем ее братьям, а более тонкой работы — сестрам. И самый маленький, украшенный крохотными розочками, был крестик ее сестры Елизаветы, инфанты, которой было всего четыре годика.
— Осталась ты одна, — сказал он, опускаясь на колено рядом с ней и прислушиваясь к ее тяжелому дыханию. — Но всякая душа держит ответ перед Богом. Ты еще можешь спасти себя, дочь моя. С моей помощью.
Он положил ладонь ей на голову. Она не выдержала ее тяжести и упала лицом в солому, и сознание ее погрузилось во тьму.
— Он победит тебя, — раздался чей-то голос. — И ты умрешь в мучениях.
Аврора открыла глаза: кругом было темно. Она повернула голову; к щекам ее пристала мокрая солома. Рядом с ней сидел какой-то мужчина. Как и на Торквемаде, на нем была монашеская ряса с капюшоном. Он почти полностью сливался с темнотой, и вокруг него ходили тени, словно колыхалась темная вода и он был частью ее. Сощурив глаза, она попыталась разглядеть его черты, но тщетно.
— Buenas tardes, [18] — сказал незнакомец.
Голос его был низок и тих, она едва разбирала его слова.
— Не бойся, я не привидение.
— Рог Dios, [19] — невольно съежившись, прошептала она. — Пожалуйста, прошу вас, не делайте мне больно.
Наступило молчание. Потом незнакомец засмеялся.
— Теперь ты, наверное, подумала, что я — один из прихвостней Торквемадо.
18
Добрый день (исп.).
19
Ради бога (исп.).
У нее перехватило дыхание.
— А разве… разве нет?
— Нет.
— Тогда… кто вы?
И вдруг она испугалась, что он явился, чтобы напасть на нее и обесчестить. Она была еще девственницей, а стражники всякое ей говорили, страшные вещи…
Несмотря на слабость она сжала кулачки, готовая защищаться. В правом она зажала крестики братьев и сестер. Если она закричит, придет ли кто-нибудь к ней на помощь? А если придет, не примет ли сам участие в позорной пытке?
— Не подходи, иначе умрешь, — предупредила она.
— О, — произнес он; казалось, ее слова позабавили его. — Я давно наблюдаю за тобой, Аврора. Я считаю, что ты человек непростой. Ты знаешь, что означает твое имя? «Рассвет». А я уже много веков не видел рассвета.
Она задрожала, не понимая его слов, она видела только одно: в ее камере мужчина и он хочет причинить ей зло.
— Я убью тебя! — пообещала она.
— Я был прав. У тебя сердце настоящего бойца.
— Да… ты не ошибся.
— Я хожу по этой темнице каждую ночь, ищу тех, кому я могу… помочь. А я могу помочь тебе, Аврора.