Крейсер Ее Величества «Улисс»

Маклин Алистер

Нетрудно представить оскорбленную гордость и ярость немецкого верховного командования в Норвегии: насколько известно Тэрнеру, еще ни один конвой, направлявшийся в Россию, не проходил в такой близости от побережья.

Чтобы не задеть огромный вращающийся вал, Райли осторожно вытянул онемевшую ногу. Он аккуратно налил масла на подшипник, боясь потревожить инженер-механика, который уснул, привалившись к стене туннеля и положив голову на плечо кочегару. Едва Райли выпрямился, как Додсон заворочался и открыл тяжелые, слипшиеся веки.

— Господи Боже! — проговорил он устало. — Вы все еще здесь, Райли?

То

были первые слова, произнесенные им в течение нескольких часов.

— Это большая удача, что я здесь, черт бы меня побрал! — проворчал Райли и кивнул на подшипник. — Случись что, пожарный рукав сюда никто небось не притащит!

Он был несправедлив, и Райли сам понимал это: они с Додсоном менялись каждые полчаса; один отдыхал, а другой смазывал подшипник. Но Райли просто нужно было что-нибудь сказать, потому что ему все труднее становилось выдерживать неприязненный тон, разговаривая со стармехом.

Додсон усмехнулся про себя, но не сказал ничего. Наконец, откашлявшись, он как бы мимоходом заметил:

— Не кажется ли вам, что «Тирпиц» заставляет себя ждать?

— Да, сэр. — Райли чувствовал себя неловко. — Давно бы пора ей пожаловать, этой проклятой посудине!

— Не ей, а ему, — машинально поправил Додсон. — «Адмирал фон Тирпиц», как-никак... Почему вы не перестанете заниматься этой чепухой, Райли?

Райли что-то буркнул. Додсон вздохнул, потом лицо его просияло.

— Сходите-ка, принесите еще кофе. У меня в горле пересохло.

— Не пойду, — наотрез отказался Райли. — Сходите лучше вы.

— Прошу вас, сделайте одолжение, — ласково проговорил Додсон. — Чертовски хочется пить.

— Так и быть, схожу. — Верзила-кочегар, выругавшись, с трудом поднялся на ноги. — Только где я его достану?

— В машинном отделении кофе сколько угодно. Если там не хлещут ледяную воду, значит, хлещут кофе. Чур, мне ледяной воды не надо, — поежился Додсон.

Взяв термос, Райли поковылял вдоль туннеля. Не успел он пройти и нескольких футов, как «Улисс» вздрогнул всем корпусом от залпа тяжелых орудий. То было сигналом начала воздушного налета.

Додсон вцепился в стенку. Он заметил, что Райли сделал то же самое, потом неуклюже, спотыкаясь, бросился бежать. Было что-то гротескное и знакомое в его манере бегать. Снова послышался удар орудий, и нелепая фигура, похожая на гигантского краба, охваченного паникой, припустилась еще быстрей. «Паника, — подумал Додсон, — вот что бывает, когда людей охватывает паника». Снова весь коридор заходил ходуном — на этот раз сильнее. Должно быть, стреляла третья башня, она почти над ними. Нет, я не осуждаю его.

Слава Богу, что он сбежал. Додсон мысленно улыбнулся. Наш друг Райли больше здесь не появится, он не из тех, кто быстро перековывается. Додсон устало откинулся назад. «Наконец-то я один», — пробормотал он едва слышно. Он ждал чувства облегчения. Но его не было. Взамен его появились досада, чувство одиночества и тоски и еще — какая-то пустота и разочарование.

Но немного спустя Райли появился вновь. Он снова бежал неуклюже, по-крабьи, держа в руках трехпинтовый термос и две кружки. Задевая за стенку туннеля, он яростно бранился. Тяжело дыша, он не говоря ни слова сел рядом с Додсоном, налил тому дымящегося кофе.

— Какого дьявола вы вздумали вернуться? — резко проговорил Додсон. — Я вас не просил...

— Вы

просили кофе, — грубо оборвал его Райли. — Вот и пейте, черт возьми.

В это мгновение в тускло освещенном коридоре гребного вала жутко отозвалось эхо взрыва бомбы и детонации торпеды в аппарате левого борта.

Вибрация была так сильна, что они оба сшиблись. Кружка, которую держал Райли, выплеснулась Додсону на ногу. Ум Додсона так устал, реакции стали столь замедленными, что первая его мысль была о том, как дьявольски он озяб, до чего холодно в этом туннеле с «плачущими» стенками. Горячий, как кипяток, кофе мгновенно проник сквозь одежду, но Додсон не ощущал ни ожога, ни влаги: ноги ниже колен у него совсем онемели. Затем, встряхнув головой, он посмотрел на Райли.

— Ради Бога, в чем дело? Что происходит? Не знаете?

— Понятия не имею. Спрашивать было некогда. — Райли с наслаждением потянулся и принялся дуть на дымящийся кофе. Тут ему в голову пришла, видно, удачная мысль: широкая улыбка осветила мрачную физиономию кочегара.

— Не иначе, как «Тирпиц», — произнес он с надеждой.

В эту страшную ночь немецкие эскадрильи трижды поднимались с аэродрома в Альта-Фьорде и, гудя моторами, улетали в студеную арктическую ночь, держа курс на норд-норд-вест. Средь вод неспокойного Ледовитого океана они искали жалкие остатки конвоя Эф-Ар-77. Особого труда для них эти поиски не составляли — всю ночь конвой неотступно преследовал «фокке-вульф» — «кондор», несмотря на все попытки избавиться от него. У «кондора», казалось, был бесконечный запас этих смертоносных «люстр». Вполне возможно, что так оно и было, наверняка он не взял иного груза, кроме осветительных бомб. А бомбардировщикам оставалось лишь лететь на этот ориентир.

Первая атака началась примерно в 05.45 с высоты около девятисот метров.

В нападении, похоже, участвовали «дорнье», но определить тип самолетов с полной уверенностью было сложно, поскольку неприятельские машины летели много выше всех трех осветительных бомб, висевших над водой. В сущности, атака оказалась не вполне удачной и проведена была без особого воодушевления. И вполне понятно: огневая завеса оказалась слишком плотной.

Но из двух бомб, достигших цели, одна попала в транспорт, разрушив часть носовой надстройки, вторая поразила «Улисс». Пробив флаг-дек и адмиральский салон, бомба разорвалась в лазарете, битком набитом тяжелоранеными и умирающими. Для многих взрыв этот, должно быть, оказался избавлением, ниспосланным с неба, потому что на корабле давно кончились анестезирующие средства. Не уцелел никто. В числе прочих погиб Маршалл — минный офицер;

Джонсон — старший санитар корабельного лазарета; старшина корабельной полиции, час назад раненный осколком трубы торпедного аппарата; Бэрджесс, беспомощно лежавший, стянутый смирительной рубашкой (ночью, когда бушевал шторм, он получил контузию и сошел с ума). В числе погибших оказались Браун, лежавший с раздробленным крышкой орудийного погреба бедром, и Брайерли, которого так или иначе ожидал конец: легкие у него разъело соляром. Брукса в лазарете не было.

Взрывом бомбы вывело из строя телефонную станцию. За исключением связи между мостиком и орудиями, а также телефона и переговорных труб, связывавших мостик с машиной, все корабельные коммуникации оказались нарушенными.