Крейсер Ее Величества «Улисс»
Шрифт:
Петерсен отлетел в сторону, ударившись о переборку. Ломы, вырвавшись у него из рук, с плеском упали в воду.
Великан тигром кинулся к крышке люка. Ухватившись за край, он напряг могучие мышцы рук и плеч, наваливаясь изо всех сил на тяжелую стальную плиту. Три, четыре раза надавливал он на нее. На пятый раз массивная крышка с визгом распахнулась и с грохотом ударилась о стойку. Защелка, удерживавшая крышку вертикально, закрылась. Люк был открыт. Петерсен улыбался. Давно на лице Петерсена не видели улыбки. Он обливался потом, грудь часто-часто поднималась
В отсеке слаботочных агрегатов вода всего на два фута не доходила до комингса люка. Порою, когда корабль падал в ложбину между крутых валов, в верхнее помещение через комингс вливалась темная маслянистая жидкость.
Освобожденных из плена моряков быстро вытащили наверх. Они с ног до головы были выпачканы нефтью, глаза залеплены густой жижей. Казалось, они только что вышли из преисподней. Вконец измученные переживаниями, бедняги были на грани полного коллапса. Даже инстинкт самосохранения не смог заставить их найти в себе силы двигаться. А трое других моряков, вцепившихся в скоб-трап, застряли в шахте, не в состоянии сделать ни шагу больше. Они наверняка сорвались бы в черную бездну, если бы не Петерсен, — тот нагнулся и словно малых детей вытащил их из шахты люка.
— Немедленно отправить их в лазарет! — распорядился Кэррингтон, наблюдая за тем, как мокрым насквозь, дрожащим от холода людям помогали подниматься. Потом с улыбкой повернулся к Петерсену:
— Мы поблагодарим вас потом, Петерсен. Дело еще не закончено. Теперь этот люк надо наглухо задраить.
— Дело трудное, сэр, — мрачно произнес Петерсен.
— Трудное или нет, а сделать его нужно, — оборвал котельного машиниста Кэррингтон. Вода все чаще и чаще выплескивалась через комингс люка, заливая основание рулевого поста. — Запасной рулевой пост выведен из строя. Если рулевую машину зальет, всем нам конец.
Петерсен ничего не сказал. Приподняв защелку, он навалился на упорно сопротивлявшуюся крышку люка и на фут опустил ее. Потом, упершись плечом в трап, встал на тяжелую плиту и судорожным движением выпрямился. Взвизгнув, крышка опустилась примерно на сорок пять градусов. Норвежец передохнул, изогнул спину точно лук, ухватившись руками за трап, и начал что есть силы колотить ногами по краю крышки. До комингса люка оставалось дюймов пятнадцать.
— Нужны тяжелые кувалды, сэр, — озабоченно проговорил Петерсен.
— Некогда! — покачал головой Кэррингтон. — Еще две минуты, и давление воды не позволит закрыть крышку люка. Вот еще дьявольщина-то! — воскликнул он сокрушенно. — Если бы крышка закрывалась снизу! Тогда даже я сумел бы прижать ее к комингсу.
Петерсен ничего не сказал и на этот раз. Присев на корточки у края люка, он заглянул в темноту.
— Я кое-что придумал, сэр, — проговорил он торопливо. — Что если вы вдвоем встанете на крышку и упретесь в трап руками? Да, да, вот так, сэр.
Повернитесь ко мне спиной, тогда упор будет сильнее.
Положив ладони на железную ступеньку трапа, капитан-лейтенант что есть мочи напрягся. Внезапно послышался всплеск,
Мгновенно обернувшись, Кэррингтон успел заметить лишь сжимавшую лом огромную руку, которая тотчас исчезла под крышкой люка. Петерсена и след простыл.
Подобно многим крупным, сильным людям, он был быстр и ловок, как кошка, и спрыгнул в люк, не издав и звука.
— Петерсен! — Кэррингтон опустился на колени возле шахты. — Не валяй дурака, черт тебя возьми! Вылезай, идиот несчастный! Ты что, утонуть захотел?
Ответа не было. Воцарилась полная тишина, которая казалась еще невыносимее из-за чуть слышного плеска воды. Неожиданно раздался стук металла, потом пронзительный скрип, и люк опустился дюймов на шесть. Не успел Кэррингтон сообразить, в чем дело, как тяжелая плита опустилась еще ниже. Охваченный отчаянием, первый офицер схватил лом и подсунул его под крышку люка. Спустя долю секунды крышка с грохотом ударилась о него.
Приложив рот к щели, Кэррингтон крикнул:
— О Господи! Петерсен! Ты в своем уме? Открой, открой сейчас же!
Слышишь?
— Не могу... — Кочегар умолк на полуслове: волна накрыла его с головой.
— ...И не хочу. Вы же сами сказали... некогда... другого выхода не было.
— Но я совсем не это имел в виду...
— Я знаю. Это не важно... так будет лучше. — Слова норвежца почти невозможно было разобрать. — Передайте командиру, что Петерсен очень сожалеет... Я хотел было сказать ему вчера сам...
— Сожалеешь? О чем ты еще там сожалеешь? — Кэррингтон в отчаянном усилии навалился на железный лом, но тяжелая крышка даже не дрогнула.
— Тот морской пехотинец... в Скапа-Флоу... Я не хотел его убивать, я ни за что не посмел бы убить человека... Но он вывел меня из себя, — просто сказал великан-норвежец. — Он убил моего товарища.
На секунду Кэррингтон ослабил пальцы, сжимавшие лом. Петерсен! Ну конечно, кто же кроме него мог свернуть шею тому солдату! Петерсен — рослый, веселый скандинав, которого вдруг словно подменили, и он превратился в мрачного гиганта. Не зная ни покоя, ни сна, денно и нощно, как неприкаянный, бродил он по палубам, кубрикам, переходам корабля. Озаренный изнутри, Кэррингтон внезапно понял, что творится в исстрадавшейся душе этого простого, доброго парня.
— Послушай же, Петерсен! — заклинал он. — Мне совершенно наплевать на то, что когда-то произошло. Никто об этом не узнает. Обещаю. Прошу тебя, Петерсен. Будь умницей...
— Так будет лучше... — Приглушенный голос звучал необычно умиротворенно. — Убить человека грех... Нельзя после этого жить... Я это понял... Прошу вас... Это очень важно. Передайте моему командиру. Петерсен сожалеет и стыдится... Я делаю это ради моего командира.
Лом из рук Кэррингтоиа внезапно вышибло. Крышка люка захлопнулась. В помещении рулевого поста эхом отдавались глухие металлические удары. Это продолжалось с минуту. Потом стук оборвался. Слышен был лишь плеск воды возле рулевого поста да скрип штурвала: удерживая крейсер на румбе, рулевой перекладывал руль.