Крейсерова соната

Проханов Александр Андреевич

Главарь нападавших, жестоко расстрелявший первый ряд зрителей, прижал к дыре в черной маске мегафон и рокочуще произнес:

– Всем оставаться на местах!.. Мы, воины свободной Ичкерии, взяли вас в плен!.. От вашего поведения, а также от поведения ваших правителей будет зависеть, выйдете ли вы отсюда живыми или в каждом кресле будет сидеть красивый труп, в котором будет несколько дырочек!.. Меня зовут Арби!.. Ты, надувной гондон, иди сюда со своей телекамерой! – обратился он к Крокодилову, который, надув аппетитные щечки, раскрыв изумленный румяный ротик, смотрел блестящими глазками – замочными скважинами – на террориста. Услышав оклик, тотчас приказал оператору приблизить к сцене камеру, перед которой, слегка позируя, встал террорист. Обращаясь в объектив, держа автомат стволом вверх,

заговорил, справедливо полагая, что его слышит вся Россия, весь мир, а также российские власти, к кому и была адресована речь.

– Мы явились сюда не мстить, но требовать справедливости!.. Мы готовы умереть, как умирали двести лет подряд наши прадеды, деды и отцы, казнимые русскими карателями и палачами!.. Но, прежде чем умереть, мы подымем на воздух не только этот развратный Дворец, но и весь близлежащий район, где проходят коммуникации газа и электричества, а также подземный канал, соединяющий метрополитен с Москва-рекой!.. Наши требования немногочисленны и просты!.. – Арби на мгновение задумался, стараясь не забыть ни одно из требований. – Вывести все федеральные войска за пределы Ичкерии!.. Ввести подразделения армии Великой Ичкерии во все крупные города России!.. Освободить из российских тюрем всех героев чеченского сопротивления!.. Отправить за решетку всех генералов Российской армии!.. Сделать Шамиля Басаева спецпредставителем Президента России по Южному федеральному округу!.. Передать воинам чеченского сопротивления, пострадавшим в боях за свободу, наделы русских земель по сто гектар вместе с проживающими там крестьянами!.. Ввести во всех русских школах обязательное преподавание чеченского языка!.. Переименовать город Калугу в город Шамиль, а город Тверь в город Джохар!.. Провести турнир в шашки из ста партий между президентами России и Ичкерии!.. Наградить всех участников настоящего захвата орденами Андрея Первозванного первой степени!.. Заказать скульптору Свиристели памятник чеченцу-освободителю с девочкой на руках и поставить на Поклонной горе!..

Арби умолк, стараясь вспомнить, все ли требования перечислил, и поспешно добавил:

– Совсем забыл, блин!.. Пусть придут сюда Кобзон и Пугачева, попоют, а мы похлопаем!.. Для исполнения требований дается десять часов!.. Чтобы время шло нескучно, каждый час будем расстреливать по заложнику, если, конечно, не возражаете!..

Он наставил автомат в зал, поводил стволом, выстрелил, почти не целясь, в банкира Осю. Тот упал с пробитой головой. Скромный советский провизор, прилежно работавший в аптеке «Ферейн» в отделе лекарственных трав, он, при переменах в экономике, ощутил в себе гены Ротшильда, забросив лекарственные травы, сделал быстрое состояние на приватизации аптек, открыл крупный банк. И все бы хорошо, но пуля террориста пробила умную голову. Он упал раскинув руки, словно хотел обнять весь земной шар. Чеченец в маске подскочил и сорвал с его пальца бриллиантовый перстень.

– Отдайте сейчас же! – закричала овдовевшая Софа. – Это мое колечко!.. Ося мне его завещал после смерти!.. И вот она– таки наступила!..

Чеченец показал ей кулак, и Софа умолкла.

– Все оставайтесь на своих местах, курвы этакие!.. – продолжал умиротворять зал безжалостный Арби. – Входы заминированы!.. Наши женщины, вдовы убитых русскими карателями героев, носят на себе пояса шахидов!.. Взорвут себя вместе с вами, если дернетесь, гниды!..

Женщины в масках, стройные, грациозные, пошли по рядам, страстно сверкая в прорезях чернильными глазами. Все были опоясаны пакетами взрывчатки, от которых тянулись цветные проводки, и женщины, словно четками, играли мини-взрывателями.

В кремлевском кабинете, где в окнах круглилиь близкие, темно-золотые, в небольших вмятинах и выпуклостях, купола Успенского собора, Счастливчик обомлел и почти утратил дар речи:

– Что это?.. В центре Москвы?.. Мой рейтинг!.. Мне нужно уйти в отставку!.. Это конец всей русской государственности, начиная с киевского периода!..

– Успокойся, мой друг, все под контролем, – Модельер, ликуя, смотрел, как разворачивается в «Голден Мейер» задуманное им действо. – Это никакие не террористы, а наши «Блюдущие вместе», действующие по моему сценарию. Это и есть та мистерия, та ритуальная

жертва, которую мы вместе с тобой замыслили…

Он схватил портативную рацию и вызвал Крокодилова:

– Ну ты, Андрюха, не бзди!.. Да не Арби это, а Яковенко!.. Поступаешь в его полное распоряжение!.. Показывайте жестокости!.. Кровь, слезы, дерьмо!.. Искаженные лица крупным планом!.. И бабу, бабу показывай!.. Если нужно, ее изнасилуйте!..

Крокодилов, блистательный мастер, кинулся выполнять режиссерские указания. Это был пик его карьеры, взлет мастерства, настоящий «Минет истины», к которому он так трудно шел, порывая сначала с унизительным советским прошлым, затем с либеральными иллюзиями, изнывая в бездарных передачах, где вынужден был осуждать коммунистов и «красно-коричневых», сражаться с «русским фашизмом», пока его не позвали в святая святых, в секретные отделы «А» и «Б» организации «Блюдущие вместе». Сегодня ему поручили такое, после чего становятся посвященными одиннадцатой степени и, как минимум, получают министерский портфель. И он работал в паре с Арби-Яковенко, которому в ухо был вставлен крохотный микрофон, принимавший команды Модельера.

Началась операция устрашения. Крокодилов направлял телекамеру в ряды, вдоль которых шли террористы, лапали женщин, вырывали у них из ушей серьги, выламывая пальцы, сдирали перстни, сволакивали с рук дорогие часы, выхватывали из карманов мобильные телефоны. Все это швырялось в мешок, который быстро наполнялся и тяжелел. При этом камера фиксировала испуганные лица, разбитые в кровь губы, окровавленные мочки ушей.

Крокодилов шел, приговаривая:

– Жестче, жестче работай!..

Объектив приближался вплотную к женщине, которую затащили в артистическую. Несколько мужиков, не снимая масок, по очереди насиловали ее… Выпученные от ужаса и страдания женские глаза… Ее голые разведенные колени… Худые ягодицы чеченцев… Их гибкие, как у ящериц, крестцы… Слюнявые сквозь прорези масок, захлебывающиеся губы…

– Дубль!.. – приказывал Крокодилов. – Вы кто, боевики или муфтии?..

В соседней комнате, превращенной в туалет, камера снимала присевших на корточки, стыдящихся своего позора женщин, опорожнявших переполненные мочевые пузыри. Тут же, стыдливые, лицом к стене, мочились мужчины-заложники.

Крокодилов понукал оператора:

– Струйку, струйку возьми!.. Дамочку покажи во всей прелести!..

В костюмерной чеченцы в камуфляже избивали танцоров, игравших ОМОН:

– Какой ОМОН, говоришь?.. Тверской, говоришь?.. Челябинский?.. Нарофоминский?.. Это вам за зачистки!.. Это вам за блокпосты!.. За Гудермес!.. За Ведено!.. – они били артистов прикладами.

Другие танцоры, игравшие «лимоновцев», испытывая «синдром заложника», желали заслужить милость мучителей, поощряли чеченцев:

– Всыпьте им хорошенько!.. Они нас на сцене били не понарошку!..

Но чеченцы начинали дубасить и их.

Зал был поражен ужасом. Все сидели вжавшись в кресла. В проходе бегала заминированная морская свинка, в поясе шахида, на котором мигали красные огоньки. Все следили за ней, ожидая, что свинка рванет.

К Ане приблизился оператор с камерой, навел яркий луч.

Крокодилов понукал оператора:

– Бери крупный план, дурила…

Чеченец в маске, дождавшись сигнала Крокодилова, схватил Аню за горло и прорычал:

– Ну ты, блядь, пошли!.. Насиловать будем!..

Аня ахнула и потеряла сознание, не видела, как жадно камера озирала ее безжизненное лицо, полуобнаженную грудь, по которой шарила грубая рука с золотым браслетом.

По Москве, наблюдавшей миллионами обезумевших глаз прямой репортаж из «Голден Мейрер», поползли панические слухи: говорили, что захвачен Кремль и Президент убит в рукопашной, защищая от иноверцев вход в Успенский собор; другие утверждали, что взорван секретный реактор Курчатовского института, размещенный в огромной голове-памятнике великому ученому, и ядовитое облако, своей формой повторяющее бородатую голову ядерного физика, движется к центру столицы; третьи рассказывали, что сами видели входящий в город авангард талибов, проделавших марш-бросок от Кандагара к Воробьевым горам; четвертые объясняли случившееся происками Лимонова, который бежал из тюрьмы и тайно вернулся в Москву.