Криасморский договор. Плата за верность

Ветер с Лутинского моря хлестал многострадальные стены Бениза. Сизые тучи распухли настолько, что днем стало темно как ночью. Город, раскинувшийся в устье великой реки Ори, готовился встретить очередную бурю.

– Вовремя она добралась, – Великий наставник Ладарий плотнее завернулся в мех и с опаской взглянул на порт. – Еще немного – и шторм раскидает все посудины.

– Воистину, ваше святейшество, – отозвался брат Ласий. Идеальная лысина монаха тускло отразила свечное пламя. – Подкинуть дров?

– Да, пожалуйста.

– Знай я, что в Бенизе будет такая погода, ни за что бы не

назначил здесь встречу, – добавил главный церковник. – Или таким образом бог подал знак, что наша затея – дурное дело?

– Уже поздно переигрывать, ваше святейшество. – Ласий подвернул часть сюрко с эмблемой церковной Коллегии особых положений за пояс, чтобы не мешало, и занялся камином. – Наша гостья вот-вот прибудет.

– Скорее бы.

Наконец в коридоре послышались шаги. Великий наставник поймал себя на мысли, что с нетерпением ждал этой встречи. Сколько они не виделись? Три года? Четыре? Тогда она еще не приняла постриг – это Ладарий помнил точно. Помнил ее траурное платье, первые серебристые пряди среди тьмы волос, печальные глаза… Глаза человека, обреченного жить чужой жизнью. Однако с тех пор многое изменилось. Он жаждал этой встречи, но в той же мере и страшился ее. Ибо, став сестрой церкви, эта женщина взяла имя святой, что принесла величайшую жертву во имя Хранителя.

– Сестра Идонея прибыла, – проговорили из-за двери.

Ладарий кивнул:

– Впустите. Брат Ласий, – он перевел взгляд на дознавателя, – пусть нам…

– Никто не помешает, – ответил тот и открыл дверь, встречая гостью. Как только она вошла, яйцеголовый монах скрылся в коридоре.

Великий наставник затаил дыхание, вспоминая годы дружбы и близости. Многое хотелось сказать, но не при таких обстоятельствах. Не сейчас, когда он собирался просить ее о такой жертве. Тем временем монахиня развязала тесемки промокшего плаща, откинула капюшон и уставилась на церковника немигающим взглядом темных таллонидских глаз.

– Вивиана.

– Теперь – Идонея, – поправила она. – Ты постарел.

– Не могу сказать того же о тебе. Ты всегда была жемчужиной в короне Таллонидов. – Великий наставник обвел рукой монашеское одеяние гостьи. – Рад, что Хранитель наконец-то дал этой жемчужине подходящую оправу.

– Да, на старости лет, – печально усмехнулась женщина. – Маргий не позволял, даже после того, как умер лорд Рольф. И лишь когда брат умер, я наконец-то освободилась.

Великий наставник жестом пригласил гостью занять место у камина и предложил вина. Идонея кивнула.

– И каково тебе в Агаране в новой ипостаси? – разливая напиток по бокалам, спросил Ладарий.

– Мало что изменилось. Я и до этого вела почти монастырскую жизнь. Получается неплохо. Говорят, через какое-то время меня даже могут выбрать новой настоятельницей. Но мне это не нужно. – Сестра Идонея приняла протянутую ей чашу и на миг дольше позволенного задержала пальцы у руки церковника. – Я могу послужить богу иначе. Именно поэтому я здесь.

– Верно. – Ладарий крякнул, развалившись в кресле, вытянул ноги к огню и обратил взор на сестру покойного императора. – Как мать Грегора Волдхарда, лишь ты можешь нам помочь. Мальчишку пора спасать, пока он окончательно не наломал дров.

– Значит, слухи правдивы? – сделав глоток, монахиня поставила чашу на столик. – Грегор действительно впал в безумие после той трагедии?

– Грозовая свадьба – так в народе окрестили те события, – кивнул Великий наставник. – Случилось

нечто поистине ужасное. Ужасное настолько, что сотворить подобное под силу лишь господу нашему. Хранитель предостерег твоего сына, дал суровое наказание. Но Грегор не внял гласу божьему. И я боюсь, что дальше он совершить куда худшие ошибки, которые будут стоить мира всему материку.

Сестра Идонея помрачнела.

– Не знаю, смогу ли помочь, святой отец. Мы с Грегором никогда не были близки, и в этом виновата я сама. – Снова взявшись за кубок, монахиня продолжила рассказ, глядя на пламя. – Лотар, первенец, был так похож на меня, что почти ничего хайлигландского в нем не было. Я отдала ему всю любовь, что так долго копила в себе, но не смогла защитить от гибели. Грегор же пошел в отца. До такой степени, что и внешне, и нравом стал полной копией Рольфа. Я понимала, что он в такой же степени мой, что должна была его любить, но его сходство с человеком, которого я ненавидела… – голос монахини сорвался. Она со стуком поставила чашу на столик, резко встала и подошла к окну. Ладарий понял, что она стыдилась слез. – Мой дух был слаб, и я не смогла принять Грегора. Он чувствовал, что я в нем не нуждалась, и вскоре сам перестал нуждаться во мне. Мы давно стали чужими, святой отец. Я сделаю все, что смогу, но не могу обещать успеха.

Ладарий поднялся, подошел к гостье и легко тронул за плечо – единственное, что мог позволить себе как давний духовник леди Вивианы Волдхард. Монахиня отрешенно взирала на разыгравшуюся бурю.

– Не сбрасывай себя со счетов слишком рано, – тихо сказал Великий наставник. – Твой сын лишился любимой женщины и отправил в чужую страну родную сестру. У него не осталось никого, кроме тебя. Быть может, именно тебе суждено вернуть Грегора в лоно нашей святой церкви. Хранитель всегда с тобой, сестра Идонея. В конце концов, не зря же бог осуществил твою мечту стать монахиней именно сейчас?

– Возможно, – глухо отозвалась женщина. – Хранитель не пошлет испытаний, что его дети не могут вынести.

Ладарий стянул с плеч меховую накидку.

– Отправляйся в Хайлигланд, посмотри на все своими глазами, добейся встречи с сыном. Поговори с ним, с его подданными, праведниками и еретиками. Быть может, твой сын просто обезумел от скорби и нуждается в утешении. Быть может, и правда сошел с ума – поговаривают, что в ту ночь прямо в герцога ударила молния, и он выжил, но изменился навеки. Одно я знаю точно – рядом с ним есть опасные люди, что отравляют его разум. Стань же той, что прольет на его целебный бальзам. А это, – Ладарий вложил меховую накидку в руки монахине, – точно пригодится тебе в суровом краю.

– Но если у меня не получится?

Великий наставник отвел глаза.

– Тогда мы точно будем знать, что сделали все возможное, чтобы уберечь этого прекрасного юношу, – сказал он. – Тогда он понесет наказание. Тогда совесть не будет мучить ни тебя, ни меня, ибо мы будем знать – так пожелал бог.

Веззам бежал по внутреннему двору Эллисдорского замка точно ужаленный. Ноги скользили по грязи, куры с возмущенно квохтали вслед, а напуганные слуги шарахались по сторонам от взволнованного наемника-вагранийца. Веззаму не было до них дела: все его мысли сосредоточились на клочке бумаги, который он судорожно сжимал в руках.