Крик безмолвия (записки генерала)
Шрифт:
— Получил личное письмо от Леонида Ильича, — сказал он. — Это не только письмо, а исторический документ.
О содержании не распространялся. Почему-то держал в секрете, хотя о получении письма знали уже многие.
— Надо снять копию, — сказал он, — для пользования. В ЦК никто не знает об этом письме. Скажи, кому Генеральный секретарь посылал письма? — спросил он. — Даже Капитонов не знает. Кстати, Иван Васильевич хотел бы прочитать этот документ, так как он принадлежит не только мне, а всей партии. Но я подожду.
Потом Сергей Федорович все же не вытерпел и предал гласности содержание письма в книге «Кубанские были».
Сергей Федорович все же воздал должное автору: «Тепло принял читатель фронтовые воспоминания «На левом фланге». Но особое место среди литературы о новороссийской эпопее по праву принадлежит книге воспоминаний Леонида Ильича Брежнева «Малая земля». Написана эта книга Леонидом Ильичем по велению его чуткого сердца. Он всегда с глубоким вниманием и заботой относился к восстановлению и сохранению героических картин минувшего, тонко и мудро поддерживал и направлял тех, кто брался за перо во имя этого большого патриотического дела.
Ярким примером тому может служить письмо, присланное Леонидом Ильичем Брежневым в мой адрес. В этом письме Леонид Ильич писал: «С чувством глубокого волнения прочитал я книгу фронтовых воспоминаний «На левом фланге». Хочу от всей души поблагодарить тебя за участие в создании этой книги, которая займет достойное место в летописи славных дел нашей партии, всего нашего народа в годы Великой Отечественной войны».
Сергей Федорович обещал мне дать копию письма, но я так и не получил, не напоминал ему об этом. А вот рубашку 6 надписями «миллион тонн кубанского риса» на воротнике, мне хотелось иметь, как необычный сувенир. Несколько таких рубашек сшили на швейной фабрике. Распределял их Медунов. Достались они кому-то и в Москве, чтобы там знали об успехах тружеников Кубани.
— На Западе сразу делают рекламу, на рекламе бизнес, а у нас не додумываются. Возьмите, как пестрят рубашки в Америке, рекламируют черт знает что, а мы чем хуже их? Такой успех — миллион тонн!.. — восторгался Сергей Федорович.
А я остался без рекламной рубашки.
Шумели, конечно, много по поводу сбора миллиона тонн риса, Сергей Федорович был больше чем доволен тем, что на предстоящем съезде партии он мог громогласно с пафосом об этом заявить, но все же чувствовалась какое-то его беспокойство, вызванное недоверием к этой цифре. Да и пресса как-то скромно отнеслась к сенсации с Кубани, но встречать прилетевшего из Болгарии Л. Брежнева с супругой было с чем. Приземлились сразу два «ТУ». На следующий день начала работу отчетно–выборная краевая партконференция.
Брежнев у трапа расцеловался с Медуновым, с остальными поздоровался. В Болгарию он вылетал на отдых, но его супруга там почувствовала недомогание и они вернулись домой. Так объяснил Генсек свое неожиданное возвращение. Он велел подозвать кого-то из присутствующих корреспондентов и сказал им, как дать в прессу: «…Возвратился на Родину, домой». Корреспондент записал и сразу куда-то побежал. Медунов и Разумовский неотступно были с Брежневым, пока он отдавал какие-то распоряжения помощнику. Супругу усадили в громадную черную машину, поджидавшую хозяина. Наконец Медуно- ву удалось вклиниться в разговор и сказать несколько слов. Брежнев был занят своими мыслями, но две–три минуты
слушал Медунова, приглашавшего зайти в
— Леонид Ильич, — торопился Медунов, — у нас завтра отчетно–выборная краевая конференция. Что бы вы нам рекомендовали в плане ее проведения?» Брежнев словно не слышал обращения Медунова, искал кого-то глазами. Медунов шел рядом, ждал. Леонид Ильич, — решился напомнить Медунов, — что передать делегатам конференции?
— Передавай, передавай, — махнул рукой Брежнев, так и не сказав, что именно.
— Ваши поздравления и напутствия, — сказал Медунов.
— Передавай, — махнул он снова рукой, как от назойливой мухи.
Брежнев пожал руку ему и Разумовскому и уехал на дачу. Мы вернулись в Краснодар.
Открывая конференцию, Сергей Федорович во вступительной части к докладу сказал о встрече в Сочи с Генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Ильичем Брежневым, который просил передать горячие поздравления делегатам конференции и пожелания успешной работы. Это было преподнесено под аплодисменты чуть ли не как исторический момент в самом начале доклада, длившегося как всегда более двух часов. Открывая конференцию, пленум или любое совещание, на которых он был постоянным многословным докладчиком по всем вопросам, Сергей Федорович обычно обращался к залу со словами: «Докладчик просит не ограничивать его во времени, а докладчику не злоупотреблять доверием». По установившейся традиции возражений не было, хотя доклады каждый раз изобиловали многими мелкими подробностями и нередко представляли собой экскурс от посевной кампании до уборки урожая с рекомендациями всех агротехнических приемов, хорошо известных всем сидевшим в зале.
18
Заседания бюро всегда затягивались допоздна. Начинали засветло, кончали в темноте. Слушали отчет коммуниста начальника Управления связи. Положение дел в этой отрасли выглядело довольно сложным, хотя многое было сделано, радиофицированы многие населенные пункты,
введены новые мощности АТС, однако острый спрос на телефоны далеко не удовлетворялся. Десятки лет даже фронтовики ждали и сейчас еще ждут очереди на установку домашних телефонов, а многие населенные пункты — радиофикации.
Докладчик–связист уложился в отведенные ему десять минут, сказал честно и открыто, что существует много объективных трудностей, которые он не может устранить. Нужны капитальные вложения, нужны материалы, нужна поставка новой техники. Кажется все он объяснил. Его можно было понять. Однако тон обсуждения задал ведущий бюро. И почему-то настроен был агрессивно. Заглядывая ему в рот, некоторые члены бюро, как это случалось не однажды, тут же сориентировались и не намерены были идти против «сквозняка».
— Есть предложение исключить…
А это означало автоматическое освобождение от должности знающего специалиста. Докладчик покраснел, потом побледнел, с ним, кажется, стало плохо.
— Мы же ему недавно за все это записали строгий выговор, за что же его здесь опять подвергаем экзекуции, кому это нужно?
— Товарищи, — услышав эти слова, почуяв надежду на спасение, начал он тихим дрогнувшим голосом, — я только что из больницы, у меня был инфаркт. Мне осталось немного, дайте мне возможность доработать, всего несколько месяцев до пенсии и я уйду.