Крик домашней птицы (сборник)
Шрифт:
РУХШОНА. А врагов любить совершенно незачем. Врагов любить — противоестественно. Кто любит врагов? Никто.
КСЕНИЯ (чуть игриво).И как же стать этой, мусульманкой? (Испугавшись.)Вообще… как становятся мусульманами?
РУХШОНА (спокойно.)Его не обманешь… При двух свидетелях произнести: «Нет бога, кроме Бога, и Мухаммед — пророк Его», — всё! Это символ веры наш, шахада. (Снова садится на краешек нар, читает нараспев.) Ля иляха илля ллах…
КСЕНИЯ. Необычно, красиво
РУХШОНА. Ты куда? За свидетелем? (Смеется, впервые, не ожидала такого успеха своей проповеди.)Стой! Прежде вытрезвись! (Говорит уже чуть брезгливо.)С этой минуты не пить. И свинины не есть. Мерзость.
КСЕНИЯ (послушно кивает).Не буду.
РУХШОНА. Работникам плати.
КСЕНИЯ. Да, да, правда, стыд. Еще что?
РУХШОНА. Еще… (Задумывается.)Еще у тебя сила, власть! Это не просто… (Произносит со сладострастием.)Власть… Такона не дается… Кто возьмет себе власть и удержит, тот выделен Им, тот отмечен. Действовать — самой! Не через этих, фантиков! Власть взять — всю!
КСЕНИЯ. Тут знаешь, как полагается? Кого люди выберут…
РУХШОНА (грозно).Опять местное самоуправление? Людьми должен править Он — через тебя, Ксения! КСЕНИЯ ( приободрившись).А что? Я для города много сделаю! Мечети у нас вон нет.
РУХШОНА (сухо).Мечеть — не главное, я бы не начинала с мечети.
КСЕНИЯ. Это почему это? Тут уж я лучше понимаю, Роксаночка. Конечно, построим мечеть, в самом центре. Люди будут ходить, у нас много черных. Есть земля под мечеть, есть план. Плана нет пока, сделаем. И тебе будет где помолиться… когда выпустят. (Вдруг останавливается.)Когда выпустят… Ты вернешься? (Говорит быстро.)Все, все зависит, понимаешь? Ну, скажи! Заживешь у меня — хозяйкой. Зачем мне одной такой дом?
РУХШОНА (пожимает плечами).Куда я вернусь после сегодняшнего?.. Да и чем бы ни кончилось, выдворят.
КСЕНИЯ. Нет, нет, я удочерю тебя, деточка, доченька!
РУХШОНА. Совершеннолетнюю? (Отрицательно мотает головой.)
КСЕНИЯ. Будет адвокат, самый-рассамый! Ты только вернись! Вернись! И получишь всё! А то… как же жить-то ты будешь, Роксаночка?
РУХШОНА (устало улыбается).Буду… Несчастных женщин в Единобожие обращать. Там, где окажусь… скоро. (Внезапно прозрев, говорит, не замечая Ксении.)Вот зачем это все… Женщин преступных, грешных… к истине поворачивать. (Резко, Ксении.)Не нужен мне самый-рассамый, давай попроще. А можно и без него. Не траться на адвоката, Ксения.
КСЕНИЯ. Почему ты так хочешь?
РУХШОНА. Не я так хочу. Потом поймешь. А теперь я устала. Иди.
Ксения прижимает Рухшону к себе, утыкается в нее головой, обнимает, держит.
КСЕНИЯ. Не оторваться… Скажи что-нибудь.
РУХШОНА (наконец освободившись от объятий Ксении).
Увидимся еще. Аллах милостив. (Ведет Ксению к двери.)Аллах милостив. (Наносит два сильных удара в дверь.)Иди… Иди!
Сцена тринадцатая
Ножницы
Ксения возвращается в пельменную. Ей открывает Пахомова.
ПАХОМОВА. С наступившим вас, Ксения Николаевна!
Ксения смотрит непонимающим взглядом, не отвечает. Пахомова удаляется. Ксения оглядывает помещение, подбирает забытую Рухшоной книгу, улыбается, читает из нее, не понимая.
КСЕНИЯ. «Он милостив ко всем на свете и только к верующим в День Суда». (С восторгом.)День суда… Как хорошо! Ах…
Свой последний монолог она произносит с нарастающей громкостью, до крика.
Никто тебя никуда не выдворит, девочка моя, доченька. Ты будешь со мною. (Прижимает книгу к груди.)Адвокатов найдем… стоящих. Все образуется — в области тоже люди. От уродов здешних избавимся… до последнего, в руки свои возьмем весь город. Эти люди… теперь я знаю: эти люди — они мне вверены. (С этого места говорит уже очень громко.)Я знаю — Кем вверены и зачем. Заживем по закону, по правде! Ох, заживем! Работать будем! Все вместе! С детства, с шестнадцати, нет! — с тринадцати лет! Ликвидируем старшие классы — давно пора! Интеллигентов, попов, слабаков всяких, хлюпиков — к чертовой матери! И заживем! Пить? Пить будем только по праздникам! По большим, настоящим, великим праздникам!
Ксения исполняет какой-то невиданный танец. На месте дома Учителя вырастают высокие красные минареты, похожие на башенки новой русской архитектуры. Соло трубы становится провозвестником нового знания Ксении: неглубокого, но всеохватного. Внезапно все стихает. Осторожно ступая, входит Пахомова.
ПАХОМОВА. Ксения Николаевна, все хорошо?
Ксения отвечает спокойно и тепло, как никогда прежде.
КСЕНИЯ. Да… хорошо.
ПАХОМОВА. А то: пришли — и тихо…
КСЕНИЯ. Все хорошо. Просто… тяжелый день.
Сцена четырнадцатая
Бумага
Учитель бродит по вечернему городу, останавливается возле парикмахерской, видит через стекло свою бывшую ученицу.
ПАРИКМАХЕРША. Сергей Сергеич! Сергей Сергеевич! Заходите!
УЧИТЕЛЬ (трогая волосы, смущенно).А что? Я давно не стригся. (Заходит.)
РАДИО. После рекламной паузы мы будем передавать музыку русских и зарубежных композиторов. Для красивых и сильных волос…
Парикмахерша выключает радио, бережно усаживает Учителя, моет ему голову.
ПАРИКМАХЕРША. А ведь вы меня не узнаете, Сергей Сергеевич!
УЧИТЕЛЬ. Ну как же, ну что вы! Ты что! (По-видимому, все-таки не узнает.)
ПАРИКМАХЕРША. Помните, вы мне сочинение писали, с Верочкой. Бедная Верочка… (Ей слишком весело, и она слишком рада видеть Учителя, чтобы грустить.)Академию я бросила — двое детей! Вот! (Хочет достать фотографии, но останавливается.)Вы ведь не любите фотографии!