Крик дьявола
Шрифт:
Киллер знал английский весьма относительно, но все же понял, что девушка кричала о любви и о своем негодовании в их адрес.
— Вам удалось погубить и его. Вы всех погубили. Моего ребенка, отца, а теперь и мужа. Вы убийцы, мерзкие свиньи!
Поморщившись, Киллер прижал к воспаленным глазам кулак. Да, он ее понял.
Когда он доложил обо всем капитану фон Кляйне, тот не придал инциденту особого значения.
— Этот человек пришел в себя?
— Нет, господин капитан.
— Что говорит врач — каковы его шансы?
— Он умрет. Вероятнее всего, до полудня.
—
— Благодарю вас, господин капитан.
— А теперь ваше дежурство закончено. Отправляйтесь к себе в каюту и отдыхайте — это приказ. К ночи вы будете нужны мне воспрявшим и бодрым.
— Что — сегодня, господин капитан?
— Да. Сегодня выступаем. Минное поле расчищено, и я отдал приказ демонтировать заграждение. Новолуние — в одиннадцать сорок семь. Отправляемся в полночь.
Но Киллер не мог найти покоя. Его преследовало лицо девушки — бледное, все в слезах. В ушах стоял звук сдавленного дыхания умирающего мужчины, и продолжали терзать сомнения.
Он должен был что-то вспомнить и безуспешно пытался взнуздывать уставшую голову.
Почему этот человек маскировался? Если бы он пробрался сюда, как только узнал, что его жена в плену, у него бы не было времени на весь этот маскарад.
Где был этот человек, когда Фляйшер схватил его жену? Его не оказалось рядом, чтобы защитить ее. Где же он был? Ответ находился где-то рядом.
Перевернувшись на живот, Киллер уткнулся лицом в подушку. Он должен отдохнуть. Ему необходимо уснуть, потому что нынешней ночью им предстоит прорываться сквозь блокирующее соединение английских военных кораблей.
Им предстояло противостоять англичанам в одиночестве. Шансы на то, что удастся как-то проскользнуть, казались ничтожно малы. Бурная ночь была гарантирована. Его обостренное жуткой усталостью воображение рисовало картины надвигавшихся на «Блюхер» английских крейсеров в свете вспышек их же собственных орудий — противник, жаждущий возмездия, противник, превосходящий по мощи, противник со свежими силами и только что пополненными запасами угля и боеприпасов, с командами, не отравленными малярийными миазмами Руфиджи.
И они — одинокое, наспех залатанное после боевых повреждений судно, на котором половина команды больна малярией, где в топки забрасывают зеленую древесину и огневая мощь которого ограничена недостатком снарядов.
Ему вспомнились ряды полупустых стеллажей для снарядов и поредевшие полки с запасами кордита в переднем складском отсеке.
Складской отсек? Вот оно! Склад! Он должен был вспомнить что-то связанное со складом боеприпасов. Именно это и не давало ему покоя. Склад боеприпасов!
— О Господи! — вскрикнул он в ужасе и, вскочив с кровати, одним махом оказался в центре каюты.
Руки до плеч покрылись «гусиной кожей».
Именно там он впервые увидел того англичанина — он трудился среди туземцев в переднем складском отсеке.
И оказаться он там мог с одной-единственной целью — устроить диверсию.
Полураздетый Киллер вылетел из своей каюты и понесся по коридору.
«Нужно найти инженера Лохткампера. Нужно с дюжину человек — крепких, здоровых. Нужно перелопатить тонны взрывчатки, нужно все разобрать и найти то, что там спрятал англичанин. Господи, прошу тебя, дай нам время!»
87
Капитан Отто фон Кляйне откусил кончик манильской сигары и пальцами убрал прилипший к языку кусочек черного табака. Стюард поднес ему спичку, и фон Кляйне прикурил. За столом офицерской кают-компании пустовали кресла Лохткампера, Киллера, Пруста и чье-то еще.
— Благодарю вас, Шмидт, — сказал он, выпуская клубы дыма. Отодвинув кресло, он вытянул скрещенные ноги и откинулся на мягкую спинку. Хотя завтрак и не отличался гастрономическими изысками — хлеб без масла, выловленная в реке рыба с сильным привкусом тины и черный кофе без сахара, — герр Фляйшер, казалось, ел не без удовольствия: он уже принимался за третью порцию.
Фон Кляйне раздражало его одобрительное сопение. Этот отдых мог оказаться для фон Кляйне последним на долгое время вперед. И он хотел прочувствовать его, наслаждаясь манильской сигарой, однако кают-компания, похоже, оказалась для этого не совсем подходящим местом. Помимо смачного пожирания герром комиссаром своего завтрака и рыбного запаха, царившее среди офицеров за столом настроение казалось почти осязаемым. Этот последний день наполнило гнетущее ожидание того, что готовила им ночь, и все были нервными и напряженными. Ели молча, уткнувшись в свои тарелки, и выглядели откровенно невыспавшимися. Решив докурить сигару у себя в каюте в одиночестве, фон Кляйне поднялся из-за стола.
— Прошу прощения, господа.
В ответ послышалось официально-вежливое бормотание, и фон Кляйне было направился к выходу.
— Слушаю вас, Шмидт. В чем дело?
Стюард почтительно стоял у него на пути.
— Это вам, сэр.
Зажав зубами сигару, фон Кляйне взял в руки записку и прищурился от синеватого витка табачного дыма. Прочитав, он нахмурился.
Эти женщина и мужчина, которого она называла своим мужем, не давали ему покоя, отвлекая внимание, которое он должен был полностью сосредоточить на подготовке «Блюхера» к грядущей ночи. Теперь вот какая-то записка — что она хотела сказать: «…может спасти Ваше судно»? У него возникло неприятное опасение.
Он резко развернулся.
— Герр комиссар, прошу вас — на минутку.
Фляйшер поднял голову от своей тарелки, у него на подбородке блестел жир.
— Ja?
— Пойдемте со мной.
— Я только закончу…
— Прошу вас, немедленно. — И чтобы не продолжать этот бессмысленный диалог, фон Кляйне вышел из помещения кают-компании, оставляя Германа Фляйшера в жутком замешательстве. Но тот не мог все просто так взять и бросить — подхватив со своей тарелки оставшийся кусок рыбы, он поспешил запихнуть его в рот и, не успев толком прожевать, умудрился залить в себя еще и полчашки кофе. Затем он наспех подчистил тарелку куском хлеба и с этим хлебом в руке торопливо заковылял вдогонку за фон Кляйне.