Крик дьявола
Шрифт:
Кожаный кошелек с золотыми соверенами был для Себастьяна Олдсмита тем самым основополагающим моментом, на котором зиждилось его не совсем безмятежное существование. Он был подарен ему отцом, когда Себастьян объявил всей семье о своем намерении плыть в Австралию, чтобы разбогатеть на торговле шерстью. Его присутствие успокаивало Себастьяна на протяжении долгого пути от Ливерпуля до самого мыса Доброй Надежды, где капитан бесцеремонно высадил его, после того как у Себастьяна «случилась накладка» в отношениях с дочерью некоего джентльмена, направлявшегося в Сидней для вступления в должность губернатора Нового Южного
Он пронес неуклонно таявшие соверены через все поджидавшие его злоключения до самого Занзибара, где, очнувшись как-то в убогой душной комнатенке от полубредового сна, вдруг обнаружил, что кожаный кошелек вместе со всем своим содержимым исчез, равно как и написанные отцом рекомендательные письма, адресованные неким известным коммерсантам в Сиднее.
Догадываясь, что эти письма вряд ли могли бы представлять в Занзибаре большую ценность, Себастьян сидел в замешательстве на краю кровати и пытался воспроизвести события, так сильно сбившие его с намеченного курса. От напряженного мыслительного процесса он мучительно морщил лоб — высокий интеллигентный лоб философа, на который ниспадали локоны густых черных волос. У Себастьяна были темно-карие глаза, длинный прямой нос, волевой подбородок и чувственный рот. В свои двадцать два года он выглядел эдаким оксфордским преподавателем, что лишний раз доказывало, насколько обманчивой могла оказаться внешность. Те, кто успел познакомиться с ним достаточно хорошо, удивились бы, узнав, что при намерении попасть в Австралию ему в осуществлении своих планов удалось продвинуться аж до самого Занзибара.
Оставив тягостное умственное занятие, от которого у него уже начала побаливать голова, Себастьян встал с кровати и, путаясь в длинной ночной рубашке, принялся тщательнейшим образом осматривать свой гостиничный номер. Когда он накануне вечером ложился спать, кошелек был у него под матрацем. Несмотря на это, Себастьян не поленился даже заглянуть в кувшин, предварительно вылив из него воду. Он открыл чемодан и перетряхнул все свои рубашки, заглянул под кровать, под кокосовый коврик и отчаялся лишь после того, как проверил все дыры в гнилых половицах.
Побрившись и послюнявив зудящие на теле клопиные укусы, он облачился в несколько пообносившийся за время длительного путешествия серый костюм-тройку и, отряхнув котелок, тщательно поместил его на свою шевелюру. Затем, взяв трость в одну руку и волоча чемодан другой, спустился по лестнице в душный и шумный вестибюль отеля «Ройял».
— Должен сказать, — начал он, обращаясь к оказавшемуся за стойкой тщедушному арабу, тут же изобразившему на лице самую приветливую улыбку, на которую только был способен, — что у меня, похоже, пропали деньги.
В помещении воцарилась тишина. Сновавшие с подносами из отеля на веранду официанты, резко притормозив, замерли на месте и с таким недобрым любопытством повернули головы в сторону Себастьяна, словно он объявил им о том, что его слегка одолела проказа.
— Полагаю, их украли, — с улыбкой продолжил Себастьян. — Вот же напасть.
Тишину нарушил треск распахнувшейся шторки из бусин, и из конторки с громким воплем: «А как же счет, мистер Олдсмит?» — вылетел индус — владелец отеля.
— Ах да, конечно, счет… Ну что ж, не стоит волноваться. Я хочу сказать, ведь этим делу все равно не поможешь, правда?
Тем не менее хозяин отеля
— Вы должны мне за десять дней. А это почти сто рупий.
— Да, я понимаю, и надо же такому случиться. — От отчаяния Себастьян тщетно пытался улыбаться. И тут в общем шуме голосов выделился чей-то один:
— Погодите-ка чуток. — Повернувшись как по команде, Себастьян с индусом увидели крупного мужчину средних лет, с красной физиономией, говорившего с весьма приятным американо-ирландским акцентом. — Мистер Олдсмит — я не ослышался?
— Совершенно верно, сэр. — Себастьян инстинктивно ощутил, что у него наметился союзник.
— Незаурядное имя. Уж не доводитесь ли вы родственником мистеру Фрэнсису Олдсмиту, английскому коммерсанту, торговцу шерстью из Ливерпуля? — вежливо поинтересовался Флинн О’Флинн. Он уже успел хорошенько ознакомиться с рекомендательными письмами Себастьяна, которые передал ему Рашид эль-Кеб.
— Боже праведный! — не помня себя от счастья, воскликнул Себастьян. — Вы знакомы с моим отцом?
— Знаком ли я с Фрэнсисом Олдсмитом? — чуть было не расхохотался Флинн, но тут же опомнился. Их знакомство начиналось и заканчивалось именной бумагой, на которой были написаны рекомендательные письма. — Что ж, не могу заявлять, что знаком с ним лично, однако, думаю, вправе сказать, что знаю его: в свое время тоже занимался этим бизнесом. — С дружелюбным видом повернувшись к владельцу отеля, Флинн дыхнул на него смесью джина и благодушия. — Так вы говорите, сто рупий?
— Именно так, мистер О’Флинн. — Успокоить владельца отеля оказалось несложно.
— Пожалуй, мы с мистером Олдсмитом выпьем на веранде. Можете принести счет туда. — Флинн положил на стойку два соверена — те самые, что еще совсем недавно лежали под матрацем Себастьяна.
Положив ноги в ботинках на низкую стенку веранды, Себастьян поверх края своего бокала созерцал гавань. Он не был особо пьющим, однако в свете предоставленного ему Флинном О’Флинном покровительства не имел права отвечать на оказанное гостеприимство неблагодарностью. Внезапно у него на глазах количество судов в заливе чудесным образом резко увеличилось. Всего какое-то мгновение назад туда заплывало лишь одно-единственное утлое суденышко, а теперь их стало уже три, и они следовали определенным порядком. Закрыв один глаз, Себастьян попытался сфокусироваться — количество дау вновь сократилось до одного. Тихо порадовавшись своему достижению, он вновь переключил внимание на новообретенного друга и бизнес-партнера, настойчиво спаивавшего его щедрыми порциями джина.
— Мистер О’Флинн, — старательно произнес он слова, которые стремились слиться воедино.
— Да хватит тебе, Басси, зови меня Флинн, просто Флинн, так же коротко и ясно, как «джин».
— Флинн, — послушно повторил Себастьян. — А нет ли тут чего-то такого… Ну… нет ли во всем этом чего-то лукавого?
— Что значит «лукавого», мой мальчик?
— Я имею в виду… — Себастьян слегка зарделся. — В этом ведь нет ничего противозаконного, правда?