Крик молчания
Шрифт:
При этой мысли она глубоко и опечаленно вздохнула…
— Означает ли твой вздох, что не все прекрасно в райском саду, — осторожно поинтересовалась ее хозяйка.
Одри бледно улыбнулась.
— Хотелось бы мне, чтобы Эллиот хоть изредка пускал меня в свои мысли. Я совсем не знаю, о чем он думает.
— Господи, если бы я получала хотя бы один доллар за каждый раз, когда Мойра говорила то же самое!-Ивонна остро взглянула на Одри. — Ты не против, что я говорю о Мойре? Пожалуйста, скажи, если это так.
— Да нет, вовсе нет, — раздалось вполне искреннее признание.-Судя по всему, она была удивительным человеком.
— У нее были и недостатки. Впрочем, как у каждого. Иногда она бывала слишком упрямой. И грубой в своих оценках. Но она была слишком требовательной к людям и не принимала оправданий их плохого поведения. Все ее друзья старались соответствовать ее требованиям, ибо иначе возникало ощущение, что в чем-то подводишь её.
Ивонна рассмеялась.
— Она обвиняла меня в том, что я прирожденная сплетница. И я действительно такая! Но, можешь мне поверить, о ней я не сплетничала!..
— А что она думала об Эллиоте?:
Ивонна опять засмеялась.
— Что он слишком любит поступать по-своему и нуждается в женщине, которая могла бы противостоять ему!
Это беспечное замечание заставило Одри задуматься. И она все еще размышляла об услышанном, когда они с Эллиотом приехали домой.
Едва успев закрыть дверь, он заключил ее в свои объятия. Она замерла.
— Что-нибудь не так, моя сладкая?-нахмурился он.-Я уже обратил внимание на то, как тихо ты вела себя сегодня. Я-то думал, что ты уже перестала нервничать в обществе других людей…
Она высвободилась из его соблазнительных объятий и пошла в сторону спальни.
— В общем да. Но у меня… жуткая головная боль.
Она не увидела, а скорее почувствовала, как он изумился.
— Уж не старая ли это хохма о головной боли?-наконец поинтересовался он, последовав за ней в спальню.
Она достала ночную рубашку из ящика, в котором лежало ее нижнее белье, и повернулась к нему.
— Нет, действительно болит. Сожалею, Эллиот, но я не в состоянии заниматься сегодня любовью.
Одри постаралась не выглядеть виноватой, ибо голова у нее не болела, хотя мозг ее и испытывал стресс. Но ей просто было необходимо посмотреть, как поведет себя Эллиот, если придется оставить секс на день или два, если попытаться заставить его просто поговорить с ней.
Он посмотрел на ночную рубашку, которую она судорожно прижимала к груди. Всю неделю она спала голой.
— Если хочешь, я могу лечь в соседней комнате, — предложила она и с трепетом стала ждать его ответа.
— Пожалуйста, не позволяй мне делать это, Эллиот, — мысленно попросила она.-Пожалуйста, скажи, что ты хочешь, чтобы я была рядом.
Она пристально следила за его глазами и заметила, как они потвердели.
— Ты лжешь мне, Одри? Почему?
— Я… я не лгу.-Несмотря на все свои усилия держать под контролем свои эмоции, жар от испытываемого чувства вины окрасил ее щеки.
— У меня действительно болит голова, — настаивала она на своем, отдавая себе отчет в том, что ей не удастся провести его.-Что мне сделать, чтобы ты мне поверил!?
— Я тебе не верю, — холодно ответил он. — Ну что ж, наслаждайся одиночеством в комнате для гостей…-Не сказав больше ни слова, он вошел в ванную комнату главной спальни, сильно хлопнув дверью.
— Вы сегодня выглядите осунувшейся, совсем не так, как в прошлый понедельник, — сказал Эдуард утром, когда она пришла в контору. — Господи, когда вы тогда вошли, сияя как новая вселенная, я чуть не свалился со стула. Однако сегодня…
Он неодобрительно сморщил губы.
— Так что очень даже хорошо, что сегодня утром вы проходите диспансеризацию. Может, доктор обнаружит, в чем с вами дело.
— О небо, я и забыла о ней, — простонала Одри, размышляя, как бы помириться с Эллиотом в обеденный перерыв.
Она провела жуткую ночь в комнате для гостей, а завтрак был еще ужасней. Эллиот попытался помириться, а она, маленькая идиотка, обвинила его в том, что он совсем не питал к ней интереса и хотел ее только ради секса.
Он наградил ее своим типичным долгим, непроницаемым взглядом, потом попытался убедить ее, что это неправда. Если бы он хотел женщину «только ради секса», он выбрал бы кое-кого получше, какую-нибудь более зрелую особу, а не «надутого, мрачного, неразумного ребенка, которого следовало бы отшлепать по одному месту».
Она возразила в том духе, что он был всего лишь эгоцентричным, эгоистичным, тупым сексуальным маньяком, который просто обязан хорошенько посмотреть на себя прежде, чем превратиться в старого холостяка. После этого она с намеренным шумом выскочила из дома, впрыгнула в машину и в час пик с дрожью в коленках вполне самостоятельно (что было нелегко) доехала до работы, едва не врезавшись по дороге в автобус.
— В какое время у меня диспансеризация? — спросила она Эдуарда.
— В одиннадцать тридцать.
Это означало, что она не сможет увидеться с Эллиотом в обеденный перерыв. Одри даже застонала. Он может подумать, что она придумала себе оправдание, чтобы не встречаться с ним. Ее рука дрожала, когда она потянулась к телефону, чтобы позвонить ему. О небо, в какую же передрягу она попала!..
Но когда она сообщила Эллиоту о диспансеризации, тот воздержался от каких-либо обвинений, и его безразличный голос расстроил ее еще больше, чем если бы он рассвирепел.
— Я в самом деле очень сожалею, Эллиот, — продолжала она лепетать в, трубку.-Но ничего не поделаешь. Все работники конторы проходят диспансеризацию раз в два года, и запись на нее производится заблаговременно. Так что я не могу…