Крик ворона
Шрифт:
– Хочу сделать вам интересное предложение.
– Какое?
– Ну, какое предложение можно сделать актрисе? Роль, конечно.
– Но разве вы режиссер? Ведь сами вроде говорили, что не имеете к кино отношения.
– Считайте меня полномочным представителем режиссера.
– Так что же он сам?.. Впрочем, все пустое. – Таня обреченно махнула рукой. – Я свыклась с мыслью, что больше никогда не буду сниматься.
– Почему? – чуть нахмурившись, спросил Шеров.
– Потому что никто не утвердит меня даже на самую пустячную роль. Вам известно, почему я перестала сниматься?
– В общих чертах… Послушайте, Татьяна… э-э-э…
– Можно просто Таня.
– Послушайте, Таня. Во-первых, про эту историю с Огневым уже давным-давно и думать забыли. Во-вторых, все информированные люди прекрасно знают, что вы в ней никаким боком не виноваты. А в-третьих, на студии, где работает режиссер, попросивший меня разыскать вас, плевать хотели на все наши московские дрязги.
– Прибалтика? – заинтересовавшись, спросила Таня.
– Не совсем. Видите ли, я пару лет проработал в нашем торгпредстве в Братиславе, да и теперь нередко выезжаю туда по делам службы. Там живет мой добрый друг Иржи Биляк, кинорежиссер. Я беседовал с ним месяца два назад. Тогда Иржи в соавторстве с одним писателем как раз завершил работу над интереснейшим сценарием исторического плана и начал заниматься подбором исполнителей. Ваша игра в… ну, в этом фильме из пушкинских времен…
– «Любовь поэта», – подсказала Таня.
– Да, именно. Так вот, она произвела на Иржи сильное впечатление, и в одной из главных ролей он хочет видеть только вас, и даже сценарий под вас написан.
– Странно, – задумчиво проговорила Таня. – Что же у них, своих актрис, что ли, не хватает? К тому же я слышала, что чехи нас последние пятнадцать лет не особенно любят.
– То чехи, – возразил Шеров, – а Братислава в Словакии. Это совсем другой народ, православный, предпочитающий, кстати, не пиво, – он отхлебнул из бутылки, – а белое вино и очень тяготеющий к русской культуре. К тому же роль ваша – сугубо русская.
– То есть?
– Картина, задуманная Иржи, посвящена судьбе вдовы Пушкина, Натальи Николаевны, и ее сестер. Он много рассказывал мне о них, так что я в некотором роде специалист по семье Гончаровых. Натали будет играть их первая красавица Дана Фиалова, польская звезда Эльжбета Птах приглашена на роль несчастной Екатерины, жены Дантеса…
– Что? – изумленно воскликнула Таня. – Сестра Натальи Николаевны была замужем за Дантесом?
– Представьте себе. Уже сюжет, не так ли?.. А вот в роли Александры Николаевны Иржи видит исключительно вас… Я читал русский перевод сценария.
– И все же непонятно. При чем здесь Словакия?
– М-да, Танечка, на пушкиниста вам еще учиться и учиться, хотя этот ваш вопрос более оправдан, чем предыдущий. Поясняю: года через три после смерти Пушкина Александрина вышла замуж за австрийского дипломата барона Фризенгофа и уехала с ним в Вену, а еще через несколько лет Фризенгофы приобрели замок Бродяны, расположенный возле Братиславы, и долго там жили, там и похоронены. Напомню, что в девятнадцатом веке Чехословакия была частью Австро-Венгерской империи. От Братиславы полчаса езды до австрийской границы. Кстати, Иржи собирается часть фильма снимать в Вене, а часть – в Париже.
– Как интересно! – невольно воскликнула Таня.
– Это хорошо, что интересно, – заметил Шеров. – Надеюсь, вы не откажетесь. Иржи нужно бы видеть вас в Братиславе к двадцатому сентября.
– Да как же я успею? – заволновалась Таня. – Все же заграница, одних бумажек, наверное, оформлять целый воз. Паспорт там, билеты, еще что-нибудь. Да и отпуск догулять хочется.
– Догуливайте и не берите в голову, – сказал Шеров. – Я дам знать Иржи, он даст знать дяде своей жены – и все проблемы решатся за пять минут. К вашему возвращению все бумажки будут у вас на столе.
– А что это за дядя? – спросила Таня.
– Густав Гусак.
Таня замолчала и посмотрела на море. Павел выходил из воды, таща под мышкой упирающуюся Нюточку.
– Не знаю, – сказала Таня. – У меня теперь семья, работа.
– С работой мы уладим, а семья, надеюсь, возражать не будет. Мы воздействуем на них нашим совместным обаянием.
Таня усмехнулась.
– Синяя вся, докупалась! – сказал подошедший Павел и принялся растирать Нюточку махровым полотенцем.
– Еще купаться! – дрожащими губами лепетала Нюточка.
– Нет, – строго сказала Таня. – Хватит.
Нюточка надулась.
– Ай, – сказал Шеров, – что же делать? За нами скоро катер придет, а у нас тут шоколадка недоеденная осталась. Придется дельфинам отдать, наверное.
– Зачем дельфинам? – мгновенно насторожившись, спросила Нюточка.
На следующее утро, за завтраком, к их столику подошел Шеров и, пожелав Тане и Нюточке доброго утра, – с Павлом они уже виделись на корте – с легким поклоном положил перед Таней сценарий – стопку листов в прозрачной папочке.
Папку Таня взяла с собой на пляж и не пошла купаться вместе с Павлом и Нюточкой, а села под навесом в шезлонг и принялась за чтение.
Сценарий, название которого было переведено как «Вальс разлук», произвел на нее странное впечатление. Казалось, авторы, Иржи Биляк и Мирослав с труднопроизносимой фамилией Црха, приложили максимум усилий, чтобы сделать из истории сестер Гончаровых слащавую салонную мелодраму. Текст буквально источал томную ностальгию по временам кринолинов, вицмундиров и тотального политеса. Герои изъяснялись между собой в лучших традициях «Бедной Лизы», диалоги зависали в воздухе и казались невнятными или вообще лишенными смысла. Не было числа целованиям дамских ручек, шарканьям ножкой, поклонам, реверансам, пылким объяснениям. Роль Натальи Николаевны сводилась к вздохам и красивым трепетаниям ресниц, Екатерины Николаевны – к обильному слезопаду, перемежающемуся истериками. Брак Александрины с чрезвычайно добродетельным, но приземленным Густавом Фризенгофом трактовался как брак по психологическому расчету, стремление бежать от мучительных воспоминаний о тайном, страстном и трагически оборванном романе с Пушкиным. Эти воспоминания прорываются на экран замутненными врезками – бал, прогулка верхом, будуар, – намеренно неразборчивыми шепотками и сюрреалистическими спецэффектами. Слава Богу, у авторов хватило такта не выводить на экран самого Пушкина, ограничившись смутным силуэтом из невозвратного прошлого.
И лишь потом, перечитав сценарий, Таня поняла, что фильм вполне может оказаться и не таким муровым, как представляется на первый взгляд. Собственно сюжет, характеры, диалоги имеют значение вспомогательное, второстепенное и подчинены логике изобразительного и музыкального оформления, а проще сказать, подогнаны под пышные платья и шикарные интерьеры, под прихотливое движение операторской камеры, под музыкальные темы и цветовые тона. При гениальном художнике, гениальном операторе и гениальном композиторе может получиться сказочно красивая вещь. Только вот Пушкин и сестры Гончаровы здесь как-то лишние…