Крик ворона
Шрифт:
– Вы… вы… вы… – совсем уже сбился он. – Понимаете… понимаете… Пять полностью доказанных умышленных убийств с отягчающими. А не полностью? Заговоры, перевороты, политический и промышленный шпионаж?.. Может быть, хотите еще вина? Коньяку? Писчей бумаги? Транквилизаторов?
– По-моему, – участливо сказала она, – транквилизаторы нужнее вам.
– Само собой, священника… Он уже ждет.
– Священника не надо, – твердо сказала она.
– Но… но вы подумайте… Может быть, все-таки… Или желаете раввина, ламу, православного… У нас есть приходы…
– Никакого, – повторила она.
– Тогда, может быть, какой-нибудь любимый фильм, книгу, музыку? Или… – он перешел на еле слышный шепот, – марихуаны… Вообще-то запрещено, но можно и укольчик… А? Что?
– Мужчину.
– Что-что? – переспросил он, мгновенно покрываясь потом.
– Я, кажется, ясно сказала – мужчину.
– Но… но… То есть, в каком смысле?.. – Он попятился, словно увидел черта. Сейчас, того и гляди, перекрестится.
– Неужели непонятно – в каком смысле? Или никто из ваших коллег не захочет близости с самой знаменитой женщиной десятилетия? Да еще в подобных обстоятельствах?
Он судорожно вытащил платок и принялся утирать пот с багрового лица.
– Например, вы? Будет о чем рассказать внукам… – И впервые пристально посмотрела ему в глаза.
Судебный исполнитель резко выпрямился и замер. На лице его легко читалась вся гамма сильнейших чувств. Ужас, восхищение – и, конечно же, беспредельно алчное вожделение… Что ж, такое предложение разбудит мужчину и в безнадежном паралитике.
Он, пятясь и не сводя с нее глаз, подобрался к дверям, развернулся, что-то резко выкрикнул в коридор. Потом развернулся обратно и шагнул внутрь камеры, захлопнув за собой тяжелую дверь. На лице его было новое, сосредоточенное выражение. Он сделал еще один шаг. Пальцы теребили пуговицу форменной тужурки.
– Ну, иди ко мне, моя последняя любовь!
Он сделал еще шаг и вдруг остановился, опустив руки.
– Ну что? Не желаете ли вызвать подчиненного подержать ваш драгоценный?
– Я читал про вас все, – четко и медленно проговорил он. – Книгу, статьи, все материалы дела. Видел фильм, присутствовал в зале суда. И понимаю, что вы обязательно попытаетесь задушить меня, переодеться в мою форму и бежать отсюда. Или что-то в этом роде. Только у вас ничего не получится. Она усмехнулась.
– Не доверяете?
– Вам?! Я пока еще не сошел с ума…
– Я тоже… Вам ли не знать, что мой… номер оборудован по последнему слову техники… «Жучки», телекамеры… Смелее же, господин исполнитель, смелее! Я вас не съем, а вы напишете об этих минутах толстый мемуар и, уверена, станете миллионером, мировой знаменитостью.
Он нервно сопел. Усатое лицо налилось краской.
– Я… я не…
– Не смущайтесь…
Рука его боролась с пуговицей.
– Впрочем, я пошутила.
Стрекот дикторской скороговорки из белого приемничка над изголовьем сменился сладкой музыкой. Она протянула руку и прибавила звук. Испанский душка-тенор…
– Что ж ты, Иглесиас? – с усмешкой пробормотала она по-русски.
– А? – Господин судебный исполнитель решил, должно быть, что она обращается к нему.
– Бэ… Белое танго. Дамы приглашают кавалеров. Не откажите в любезности.
Она ловко спрыгнула со стула и притянула усача к себе. В приемнике соловьем разливался Что-ж-ты:
– Натали-и…
Он водрузил дрожащую руку на ее тонкую талию и, застонав, повалил ее на кровать…
Потом они молча курили. Потом она угостила его шампанским из своего стаканчика и выпила сама. Потом они повторили еще раз, и он был как пылкий и нежный Ромео, как тигр, как молодой полубог, а она – как трепетная лань, как пылкая пантера, как кроткая голубица…
Чиновник вновь прильнул к ней, но она отстранила его:
– Довольно. Вы исполнили свой долг, служебный и человеческий. Теперь ступайте. Вас давно уже разыскивает начальство.
Он попятился и опустился на стул. Глаза его светились безумием.
– Я… я… у меня есть верные люди в охране… деньги… оружие… я подкуплю… подгоню фургон… устрою аварию, взрыв. Я отравлю, перестреляю… Мы бежим отсюда… Я спрячу вас… в горах… Я знаю местечко.
Она, не поднимаясь, холодно смотрела на него сквозь дым сигареты.
– Господин исполнитель, не пыхтите под киноглазом. У вас и без того могут быть неприятности… Спасибо вам, конечно, но это чистое ребячество. Вы и сами прекрасно понимаете абсурдность ваших слов. Лучше успокойтесь, приведите себя в порядок, выпейте водички и отправляйтесь исполнять дальше.
Он уронил голову на стол и громко зарыдал.
– Господи, ну почему… почему? – лепетал он. – Раньше я верил тебе, Господи… Теперь больше не верю… Если в мире, сотворенном тобой, возможно такое… такое, тогда ты – дьявол! Лживый, премерзкий дьявол! Враг! Враг!..
Она решительно встала, прошла мимо него в закуток за белой ширмой, налила в пластиковый стаканчик воды и склонилась над плачущим мужчиной, свободной рукой поднимая его голову за подбородок.
– Ну все, ну все, мой хороший, не надо, – ласково приговаривала она, отпаивая его, как малого ребенка. – Не надо ругать Боженьку. Он хороший. И он здесь совсем, совсем ни при чем… Пей, милый.
Он пил, все дальше запрокидывая голову. На толстой шее дергался кадык.
– Все? – спросила она, отходя от него.
– Да…
– И прекрасно. Теперь наденьте брюки, застегнитесь, сходите умойте лицо. Причешитесь, примите бравый вид и идите.
– Но я…
– И позвольте напомнить вам, что ваш визит несколько затянулся. Видите ли, сегодня у меня важное деловое свидание, к которому надо немного подготовиться. Так что извините, но…
Ее слова мгновенно отрезвили его. Он вскочил.
– Да-да, простите, конечно, разумеется, – он поспешно натягивал форменные брюки. – Я готов.
– Не забудьте привести свой лик в порядок. А то вас не узнают.