Криминальная империя
Шрифт:
– Читайте.
Запнувшись на полуслове, Зосима Иванович стал жадно читать. Это были акты вскрытия тел. Одно, второе, третье… шестое, седьмое, восьмое. Он закончил читать и уставился на следователя. Пугачев спокойно собрал листки и убрал их в сейф.
– Ну, что теперь скажете? – засовывая ключи от сейфа в карман и усаживаясь в кресло, спросил Пугачев.
– Как это может быть? – тихо спросил Игнатьев. – Это же… это… так не бывает? Нет, это чушь какая-то!
– Это официальные документы из уголовного дела, – напомнил Пугачев.
– Бред… – прошептал Игнатьев сквозь судорожно стиснутые зубы и потер лицо руками.
Артур Янкович предпринимателем стал буквально на пустом месте. Был период, когда он хорошо зарабатывал, будучи хорошим слесарем. Потом занялся сдачей металлолома, но собирать его и возить на тележке было сложно.
А однажды он повстречал на дороге школьного приятеля Сашку Курихина, который, ругаясь, ремонтировал старый грязный «МАЗ». Они разговорились, Курихин материл машину и тот момент, когда он решился выкупить этот хлам и начать зарабатывать на грузовых перевозках.
Совместная идея родилась тут же, когда Сашка сказал, сколько ему нужно денег, чтобы привести машину в рабочее состояние. Артур деньги вложил, и приятели стали возить металлолом на машине. Так он и стал местным королем металлолома. Ширилась сеть приемных пунктов черного и цветного металла. Увеличились объемы платежей ментам, чтобы смотрели сквозь пальцы на то, что несут мужики сдавать в эти пункты. Сложился штат приемщиков, которым можно было доверять деньги, чтобы расплачиваться на месте со сдающими металл алкашами. Вывоз же собранного богатства осуществлялся по всем пунктам теперь ежедневно. Жизнь у бывшего слесаря, а теперь бизнесмена Артура налаживалась. Правда, теперь появились иные проблемы, но это дело уже второе.
Игнатьев нашел Янковича в одном из приемных пунктов во время своей инспекционной поездки. Худощавый, энергичный, в дорогих брюках и ботинках, Янкович, приобретя статус солидного предпринимателя, приобрел с ним и извращенное представление о присущих богатым людям манерах поведения. Сработал общий недостаток культуры. Когда человек читает не отечественных классиков, где можно почерпнуть сведения о жизни и обычаях русского купечества и богатого дворянства, а дешевые детективы, где главными героями являются крутые бывшие спецназовцы и воры в законе. Естественно, Артур стал полагать, что признаками состоятельности являются нагловатость, полууголовный жаргон и энергичная жестикуляция. Главным образом с применением пальцев.
Артур не сразу понял, что от него хочет этот мужик. Сначала он решил, что о частном детективе Никольском тот его спрашивает, желая навести справки. А стоит ли этого Никольченко нанимать. И он, не дослушав Игнатьева, принялся горячо объяснять, что Никольченко этот погиб, а жалко, отличным мужиком был. Причем погиб со всей семьей. Значит, слухи по городу идут, понял Игнатьев. Это было и хорошо и плохо. Хорошо, потому что об этом можно расспрашивать подготовленных людей – все были осведомлены. Плохо, потому что на то они и слухи, что обрастают в процессе распространения таким количеством домыслов каждого их передающего, что истина оказывается погребенной очень глубоко.
– Так что опоздал ты, мужик, – развел Артур руками.
– Стой, я не потому тебя про Никольченко расспрашиваю, – осадил Игнатьев собеседника, принимая его манеру общаться. – Я его двоюродный брат, последний из родственников, кто остался. И я хочу разобраться в причинах его гибели.
– Так… говорят же, что угорели они… – наморщил лоб Янкович.
– Артур, включи логику! Краснодарский край, разгар лета, люди в доме выпивают. И зажженный камин!
– В смысле?
– Жарко, Артур, сильно жарко и без камина, понимаешь? Не верю я в несчастный случай. Я майор полиции в отставке и знаю, как это все бывает. Так поможешь мне, расскажешь о брате?
– А чего я о нем могу рассказать…
– Все, что знаешь, все дела.
– Ну, сначала мне его посоветовали как грамотного мужика в этих делах. У меня Ксюха, в смысле жена, что-то зажралась. Подозрения появились, что гуляет она от меня. Морду сразу бить я не стал, типа боялся ошибиться. Так-то она баба классная, все дела! А подозрения, конечно, заели, аж спать не могу. Ну-у, вот я его и нанял. Ну, пообщались, конечно. И, главное, я ему бабки за работу обещаю хорошие, а он мне пытается втереть, что не надо этого делать. Во хохма, да? Я, значит, ему предлагаю бабки, а он, значит, от них отказывается.
– А чего же он тебе советовал?
– Да… сначала я решил, что лабуда это все, а потом подумал-подумал… и решил, что Серега твой дело говорит. Вот сейчас я не знаю ничего, подозреваю, конечно, но толком не знаю. А может, и нет там ничего. А вдруг все подтвердится? И как я буду с ней потом жить? Урою же! И ее урою, и его! Он говорит, подумай сначала о причинах, если подозрения появились. Может, ты в делах погряз до того, что она тебя видеть перестала. Может, она специально тебя злит, чтобы ты ревновать начал, может, и мужика никакого нет, а она просто себе нашла какое-то развлечение. Может, она с подружками встречается. А что деньги тянуть с тебя стала, так не на любовника, а на другие цели. Подруга детства, например, больная неизлечимо, может, другая беда.
Янкович от избытка чувств хлопнул себя по бедрам руками и даже ткнул Игнатьева в плечо кулаком.
– Ты представляешь, как в воду глядел! Я по его совету изменился круто в отношении Ксюхи, стал ей внимания больше уделять, подарки там всякие делать. Представляешь, в жизни не догадаешься, от чего бабы тащатся больше всего! От цветов, прикинь! Ты ей букетик принеси, и она обалдеет прямо на твоих глазах. Прикинь! Любовь – как в первые месяцы знакомства. А потом я с ней по душам побазарил, и все оказалось так, как Серега и говорил. Подруга у нее, они с ней в школе за одной партой сидели. А у подруги мать больная. Она ей лекарства доставала. Прикинь, я когда все узнал, эту матуху в клинику отвез, оплатил все там. А Ксюха теперь ко мне относится как к принцу какому-то. Типа я такой щедрый, и все дела! Серега твой мастер, волокет в бабах, я тащусь… в смысле… раньше волок.
– Слушай, Артур, а ты не слышал, были у Никольченко какие-то проблемы с криминалом? Может, угрожал ему кто-нибудь, наезжал на него?
– Это, типа, что его убили? – Янкович пожал плечами и на некоторое время замер в такой позе. – Хрен ее знает. Вроде он при делах был, прихваты у него везде имелись. Он же в ментовке раньше работал. Что-то такого я не помню.
Еще минут двадцать Игнатьев потратил на то, чтобы различными наводящими вопросами помочь Янковичу вспомнить что-нибудь подобное. Но все было безрезультатно. Тогда пришлось заходить с другой стороны и расспрашивать о местном криминале и о тех, кого в народе называли «черепановскими».
– Не, ну такой братвы везде хватает, – усмехнулся со знанием дела Янкович. – Ментовка ментовкой, власти властями, а среди населения всегда есть те, кто какую-то территорию держат. Мы им платим, а они другим. Это закон природы, тут бороться, как против ветра…
– Это правда, что они в Романовском истинная власть?
– Я же говорю, что они друг другу не мешают. Власть по верхам стрижет, а эти по низам. Всем хватает.
– А кто у них главарь?
– Череп-то? Этого хрен достанешь, у этого связи, как у министра. Он депутатом был, у него все до Краснодара схвачено. Местная администрация, она так, для формы тут. Только ты смотри, поосторожнее, Череп – мужик серьезный.
Еще двое, кто вроде бы однажды пользовался услугами частного детектива Никольченко, от встречи отказались. Причем без всяких объяснений, просто проигнорировали просьбу Игнатьева побеседовать. Этих понять было можно, потому что люди обращаются к частным детективам в двух случаях: когда не верят, что полиция будет добросовестно заниматься их делом, или когда проблему хотят сохранить в строжайшей тайне. И настаивать тут бесполезно.
Игнатьев не был бы Игнатьевым, если бы не имел в запасе пару нестандартных ходов. Человеку, который не понаслышке знает, что такое уголовный мир, войти в него особого труда не составляет. Оптимальный вариант, если бы удалось выйти на какую-нибудь «хату», где уголовники частенько собираются, где они пьют, режутся в картишки, обсуждают свои дела. А иногда встречаются и с теми, кто только-только «откинулся». Кому нужна была крыша над головой и время оглядеться в городе.
Несколько дней Игнатьев бродил по железнодорожной станции, по территории, прилегающей к автовокзалу. Ничего интересного, кроме бомжей да двух типов, явно находившихся в бегах из колонии-поселения, он там не увидел. Бомжи ничем, кроме еды и выпивки, не интересовались, а два типа при любом раскладе с местными еще не связались. А может, и не свяжутся совсем. Стянуть немного денег или часы, которые можно неподалеку толкнуть за копейки, а потом убраться подальше. Или в сторону дома, или туда, где их ждут дружки-приятели.
Но на городском рынке Игнатьеву повезло больше. Наметанным глазом он быстро вычленил тех, кого нужно, среди обычных людей, движущихся потоками вдоль торговых рядов, входящих в павильоны и выходящих из павильонов. Это щипачи-карманники – ребята ловкие, умелые, хорошие психологи и актеры. Неприметные пареньки терялись в толпе, и следить за ними было трудно. Это одна из особенностей тщательно создаваемого карманниками образа. Никаких особых примет, ничего запоминающегося. Даже в карманах у них не найдется ни бритвы, ни ножа, ни иного оружия. Только монета, но очень остро заточенная с одной стороны.
Двадцать минут внимательного и осторожного наблюдения наконец вывели Игнатьева на жертву. Солидная дама, обилие бижутерии на теле и косметики на лице ясно говорило о том, что она из рыночного бизнеса. Скорее всего, на базаре несколько лотков с китайским барахлом и косметикой ее. И вела она себя тут по-хозяйски, покупая свежие фрукты.
Пареньки по отшлифованной схеме мигом оказались рядом с теткой именно в тот момент, когда она расплачивалась за покупку возле фруктового лотка. Один из них отвлек внимание женщины и продавца, другой вытащил у нее из сумки портмоне. Оба исчезли так же быстро, как и появились.
Игнатьев предполагал пару направлений, в котором двинутся карманники, и не ошибся. Они выбрали короткий маршрут в сторону железнодорожного переезда. Как раз там стояло с десяток мусорных баков для торгашей. Их только утром опустошили, но через два часа они снова стали наполняться подгнившими фруктами и овощами, картоном, бумагой из-под цветов и другими подобными отходами торговли.
Закон номер один – от кошелька нужно срочно избавиться. Оставить себе только деньги. Деньги не улика, улика сам кошелек.
И этой уликой Игнатьев и решил прижать пареньков. Но для этого ему понадобилась вся прыть и ловкость, на которую он был способен. За десять секунд до того, как один из карманников должен был подойти к бакам, Игнатьев был уже тут. Он стоял спиной к прохожим и держал в поле зрения баки, изображая перед этим подвыпившего типа, который ковыряется в собственных карманах в поисках чего-то.
Паренек поравнялся с ним, его рука метнулась в сторону баков и… попала в стальные тиски. Игнатьев схватил карманника за кисть таким образом, чтобы не дать ей разжаться и выпустить кошелек. При определенных обстоятельствах, в виде хотя бы понятых, этого было бы достаточно, чтобы паренька арестовать и навесить на него данную кражу. Но Игнатьеву было нужно другое.
– Иди сюда! – хрипло шепнул он в ухо карманнику, держа его за руку с зажатым в ней портмоне, а второй обхватывая его горло. В таком положении он приподнял свою жертву над землей и быстро переместился за мусорные баки – туда, где их не будет видно посторонним взглядам.
– Пусти, ментяра… не выйдет… – задергался парень в руках Игнатьева. – Не подпишусь, не докажешь.
Игнатьев оглянулся, убедившись, что их никто не видит, и развернул карманника лицом к себе. При этом он не выпустил его кисть с зажатым кошельком, а горло прижал к стене локтем. Парень с удивлением увидел перед собой мужика, который что-то странно себя вел. Как-то не по-ментовски.
– Затихни, – тихо, но убедительно рыкнул Игнатьев и многозначительно надавил локтем на горло. – Кадык сломаю в момент!
– Чего тебе надо? – выдавил парень, сверля Игнатьева глазами и наконец затихая.
Зосима Иванович много за свою жизнь взял всяких урок собственными руками. Этот ход ему тоже был хорошо знаком. Задержанный перестает сопротивляться, даже как-то обмякает в твоих руках. Ты невольно расслабляешься, хватка становится не такой крепкой. А из-за того, что ты начинаешь сам говорить, вопросы задавать, твое внимание непроизвольно переключается с рук на голову. Секунд тридцать – а потом задержанный делает мощный рывок, ныряет тебе под руки, буквально выкручивается ужом, и твоя кисть уже не сможет удержать ни его руку, ни край его одежды. Самый опасный момент. Ты весь сосредотачиваешься на том, чтобы удержать его руками, а он может тебе наподдать в промежность, а то и своим инструментом, сделанным из монеты, по глазам полоснуть.
– Для начала поговорить нужно, – сказал Игнатьев. – Я тебя сдавать не буду, если дурить не начнешь. Ответишь на мои вопросы и гуляй. Я хоть и бывший, но все же мент. Оприходую тебя в два счета. Будем говорить?
– Больной, что ли? Чего надо-то?
– Во-от, уже лучше, – удовлетворенно заметил Игнатьев. – Значит, так. Я человек в вашем городе новый, никого не знаю. А хотелось бы мне познакомиться с местными крадунами, особенно теми, кто авторитет имеет. Сведешь?
– Мужик, ничего не знаю, ни с кем не знаком…
Давление локтя Игнатьева на горло мгновенно усилилось, и парень поперхнулся.
– Фуфло своим дружкам толкать будешь, – грозно сказал Игнатьев. – Я тебя не спрашиваю, с кем ты там знаком, а с кем нет. Ты должен меня свести со своими для базара, и баста! Я тебя отпущу, но только не надейся, что можешь меня обмануть. Я тебя вычислил, я знаю, где тебя искать, я тебя как сынка взял с поличным. Могу повторить в другой раз. Сомневаешься?
Игнатьев блефовал. Он, разумеется, случайно вышел на этого карманника с его напарником. Такой удачи ему, возможно, не представится еще с месяц или с полгода. Однако паренек этого знать не мог. И он обязательно в своем кругу об этом расскажет, а там уж примут решение. И припугнуть немного его следовало.
– И еще, я приехал к вам с парой дружков по одному важному делу, – продолжил Игнатьев напрягать карманника. – Погоны я больше не ношу, поэтому обязательств не нарушать закон у меня нет. Учти это, приятель. При случае дырок наделаю, как в дуршлаге. Усвоил? Ну?
– Да понял я, понял, – проворчал парень.
– Хорошо, что понял. Тебя как зовут?
– Андрей.
– Пусть будет Андрей. Погоняло не спрашиваю, все равно соврешь. Запоминай, Андрюша: завтра в двенадцать часов дня я буду ждать твоих дружков… скажем, в кафе «Кубань». Атаса не бойтесь, я слово даю. Да и не за что вас вязать, не на месте преступления видимся, сами сообразите. Передашь своим?
– Передам, – решил пообещать паренек.
На следующий день Игнатьев около двадцати минут прочесывал местность вокруг уличного кафе под сине-белым тентом с логотипами чешского пива, но вывеской «Кубань». В кафе он вошел минута в минуту, как и обещал, быстро окинул взглядом тех, кто сидел за тремя занятыми столиками. Оценил, что к полиции и уголовникам они отношения иметь не могут. И уселся так, чтобы за его спиной было свободное пространство и обзор был ближе к круговому.
Как ни подмывало, но пиво он заказывать не стал. Пара бутербродов, чтобы не выглядеть подозрительно, и чашка кофе «американо». После третьей сигареты Игнатьев посмотрел на часы – прошло уже тридцать минут после назначенного им времени, а к нему еще никто не подошел. Хреновое дело! Возможно, он переиграл с этим Андреем или, наоборот, недоиграл. В любом случае результат отрицательный. Правда, карманник мог просто никому ничего не сказать и затаиться. Мог оказаться дураком и решить, что это была хитрая проделка местной уголовки. Обидно, что время потерял.
Знакомая мужская фигура появилась сбоку возле кафе, закрыла на миг солнце, а потом неторопливо проследовала между столиками.
– Ну, здорово, Игнатьев. Не побрезгуешь, если сяду за твой столик?
– Здорово, Испанец. – Игнатьев кивнул на стул. – Значит, говоришь, день-два, и ты на свободе? Опять тебе ничего не доказали?
– Ты же меня знаешь, Игнатьев, – развел Иваньес руками. – Меня на арапа не возьмешь. Со мной очень много канители. И, как правило, бестолковой. Ну а как твои дела?
– Тоже, как видишь, на свободе, – криво усмехнулся Игнатьев.
– Так чего звал-то, Игнатьев? О чем поговорить хотел?
– Так это ты… – Игнатьев усмехнулся и покачал головой. – Значит, тут решил осесть, подмять местную шантрапу под себя?
– А ты выводов не делай, не для того позвал. Говори-ка по делу. Какие проблемы, какая помощь нужна?
– А что, поможешь? Против своих пойдешь?
– Что ты хочешь? И кто мне свои, если уж на то пошло?
– Ладно, Испанец, словоблудием не будем заниматься. Хорошо, что именно ты пришел, потому что ты знаешь: моим словам можно верить. Помнишь, про семью моего двоюродного брата, что в собственном доме сгорела? Я хочу найти убийц и наказать их. Имей в виду, что я на это жизнь положу и никто меня не остановит. Если можешь мне в этом помочь – помоги.
Иваньес усмехнулся, покрутил головой, потом посмотрел Зосиме Ивановичу в глаза.
– Значит, кровником стал? Ну-ну! Насколько я тебя знаю, Игнатьев, ты можешь весь район один в руки взять. Опасный ты противник. Да и как союзник… тоже не фонтан. Хлопотно с тобой дела иметь.
Игнатьев курил и ждал.
– Ты вот тут говорил про своих и чужих, про понятия, – с улыбкой произнес Иваньес. – Про наши понятия ты и сам много знаешь. Мокрушников никто не любит. Много кого в нашей среде не жалуют, кое-кого общество наказывает или разрешает наказывать. Однако ситуация-то щекотливая, Игнатьев. Любой педофил по понятиям мне ближе, чем мент. Педофил – это, если образно выражаться, хоть и дерьмо, но свое. А с ментами дела иметь у нас просто западло.
– Отказываешься?
– Не все так просто, Игнатьев, – сморщился Испанец, как от зубной боли. – Не все так просто. А почему ты решил, что всю семью убили? А если несчастный случай? Ну да. Судя по выражению твоего лица, ты все взвесил и обдумал. Значит, есть основания думать, что убили. Ты правильно решил искать, хорошо рассудил. Кто ворует, тот не убивает, тут своя философия, ты это знаешь. И беспредел никому не нравится, все любят гармонию. Мы воруем, вы ловите и сажаете. Нам хорошо, когда народ жирует, вам хорошо, когда мы есть. И мы руки погреем, и вы зарплату оправдываете. И никакой злобы. Н-да.
– Так что ты думаешь по этому поводу, Испанец?
– Я тут не так давно. Кое-что вижу, кое-что знаю, кое-что понял. Многого не скажу, извини, самому жить хочется. Но главное усвой: беспредел тут творят те, кто у власти стоит. И очень они, Игнатьев, себя спокойно чувствуют. Это как каста неприкосновенных, а мы, честные крадуны, так, шавки подзаборные рядом с ними. Искать тебе надо там.
– Это все, что ты мне можешь сказать, Испанец?
– Пока – да. Извини, но переливать из пустого в порожнее не привык. Кое-что могу прояснить, но на это нужно время. Тебе ведь фамилии нужны, знать, кто с кем связан. Игра твоя опасна для жизни и здоровья, поэтому меня больше не ищи. Вообще в наших кругах не появляйся. О нашей встрече никто не знает, хотя Репей растрезвонил о тебе широко. Это тот, кого ты на рынке взял. Давай так поступим: каждое четное число в одиннадцать часов утра приходи на рынок. Потолкайся, купи чего-нибудь и уходи. Если мне есть чего сказать, то к тебе подойдут. Только ты на рынок заходи и выходи с него через ворота у переезда.
«Значит, вот так дела обстоят в славном городке Романовском, – думал Игнатьев, идя по улице через центр в сторону дома Марины. – Даже воры, и те в шоке».
Новость сама по себе не ахти какая важная и уникальная. Мало ли по стране таких мест, где уголовники становятся депутатами и чиновниками, а депутаты и чиновники становятся уголовниками? Сплошь и рядом. Интересно другое – во что ввязался Никольченко, в какие разборки криминально-административной системы? И опять Игнатьев ни на шаг не приблизился к установлению мотивов преступления. Или все-таки несчастного случая? Может, именно поэтому он так ни до чего и не может докопаться?Свернув на тихую улочку, по которой по вечерам любят гулять стайки местных девчонок, Игнатьев задумался и нечаянно толкнул женщину. Опомнившись, он развернулся, принялся было извиняться и осекся, увидев двух мужчин. Их он видел на другой стороне улицы, когда выходил из кафе после встречи с Испанцем. Один белобрысый в белой рубашке. Он как раз садился в машину на пассажирское сиденье, и на миг их с Игнатьевым глаза встретились. А второй, в темных очках, теперь Зосима Иванович это хорошо вспомнил, сидел в машине. Кстати, они у него теперь висят на одной дужке под горлом в вырезе оранжевой футболки. «Та-ак, – подумал Игнатьев, – секретная встреча! И кто же эти двое, из какого клана или какой касты, если выражаться словами Испанца?»
Делать было нечего. Вести их за собой и показывать дом Марины, в котором он живет, Игнатьев не собирался. Черный закопченный остов дома Никольченко – вон неподалеку. Зачем же украшать местные улицы такой архитектурой в большом количестве? А если это полицейские? Да какая теперь разница, сплюнул Игнатьев, если верить нельзя никому, если убийцами могут оказать или те, или эти. Полицейские и так могут установить, где он временно проживает. А если могут, то пусть и трудятся, а он им помогать в этом не намерен.
Еще раз извинившись перед женщиной, Игнатьев прибавил шагу. В конце этой улицы он запомнил один хитрый дом. Жилая двухэтажка старого жилфонда отличалась своеобразной архитектурой – она имела проходной подъезд. В принципе, по ту сторону дома некогда был большой палисадник, даже остатки забора сохранились, но дверь жильцы не заколачивали, потому что можно было, не обходя два дома, сразу выйти на соседнюю улицу.
«Самое время отрываться», – подумал Игнатьев.
Он свернул к дому, вошел в прохладу полутемного подъезда и выскочил через дверь на противоположной стороне дома. На улице живо осмотрелся по сторонам. Вот то что нужно! Обломок черенка лопаты имел острый скол на одном конце. Игнатьев приладил этот импровизированный упор, острым концом воткнув в землю, а тупым уперев под дверную ручку. Если кто сунется за ним следом, то убедится, что дверь заперта, и, естественно, подумает, что он где-то в квартирах этого дома. А разыскивать его среди жильцов – занятие долгое. Довольный собой, Игнатьев прошел между деревьями, протиснулся через одичавшие кусты и вышел в соседний переулок.
Черный зрачок ствола смотрел ему прямо в переносицу, и это заставило Игнатьева остановиться. Белобрысый в белой рубашке смотрел на Зосиму Ивановича поверх ствола пистолета, держа в левой руке телефон и разговаривая по нему, очевидно со своим напарником.
– Палкой подпер? – удивился белобрысый, отвечая в мобильник. – Башковитый! Я бы не допер. Ну, дуй сюда, я его на приколе держу.
Белобрысый ловко одной рукой сложил телефон-раскладушку и сунул в карман. Сзади затрещали кусты – приближался второй преследователь. Игнатьев, злой как сатана, стоял и ждал развития событий. Если его остановили, то рано или поздно дадут понять зачем. Или прямо скажут.
– Предъявите, пожалуйста, ваши документы, гражданин, – попросил белобрысый.
– Да? – сделал вид, что страшно удивился, Игнатьев. – А на хрена я буду тебе предъявлять документы?
– Уголовный розыск, – провозгласил сзади второй голос, и перед лицом Игнатьева появилось раскрытое удостоверение. И сразу исчезло.
– Не так быстро, голубь, – проворчал Игнатьев. – Я не успел прочитать.
Это было правдой. Он не собирался вести никаких разговоров, пока не удостоверится, что удостоверение настоящее. Или липовое. От этого зависел стиль беседы, да и, собственно, жизнь.
Сзади что-то буркнули, и удостоверение появилось снова. Хороший знак. Игнатьев внимательно рассмотрел удостоверение, звание старшего лейтенанта, фамилию Червоненко, печать, подписи, фактуру и даже фотографию обладателя. Кажется, подлинное.
– Ну что? Начитался? – спросил оперативник, появляясь наконец в поле зрения. – Теперь и нам дай чего-нибудь интересного почитать.
Игнатьев вытащил из нагрудного кармана рубашки пенсионное удостоверение МВД и протянул офицерам.
– Майор Игнатьев, – представился он. – Теперь перейдем на вежливое обращение. Я вас слушаю.
– Да нет, товарищ пенсионер МВД, – возразил Червоненко, – слушать будем мы. И кажется, придется проехать к нам в отдел.
– Ладно, достали вы меня! – проворчал Игнатьев. – Давайте поговорим, раз уж вам невтерпеж. Только предлагаю где-нибудь здесь, в тихом месте на лавочке и без лишних глаз. Идет?
– Заманчиво, – улыбнулся белобрысый. – Ну, давайте. Отвезти вас в наши подвалы мы успеем и потом, если разговора не получится.
– Вы-то что не представитесь? – напомнил Игнатьев белобрысому.
– Лейтенант Ионов.
Игнатьев рассказывал свою историю минут тридцать. Опустил он только адрес и имя Марины, опасаясь, что оперативники могут вполне играть на стороне бандитов. Почему-то он им верил, но такой возможности все же не исключал.
– Вообще-то мы про этот пожар слышали, – сказал Ионов. – При мне участковых инструктировали, которые работают в частном секторе. А что вас заставляет сомневаться, что это не несчастный случай, а массовое убийство?
Игнатьев тяжело вздохнул, готовясь снова излагать всю цепочку своих рассуждений.