Криминальные повести
Шрифт:
Вместе они направились в кабинет, где, как сказал Яшин, пребывали Белозеров с Котиной.
В просторном и светлом кабинете зав. отделением находились хозяин – высокий светловолосый мужчина лет сорока, молодая блондинка с заплаканным опухшим лицом и Слава Белозеров. Ерофеев и Широков представились мужчине и женщине, после чего подполковник попросил заведующего выяснить, пришел ли главврач, с которым необходимо было переговорить, а также найти пару кабинетов, где сотрудники милиции могли бы побеседовать с персоналом, работавшим в ночь. В это время
– Как вас зовут? – мягко спросил он, решив взять инициативу разговора на себя.
Женщина подняла наполненные тоской глаза и чуть слышно выговорила:
– Катя…
– Катюша, мы понимаем ваше состояние сейчас, но мы вас ни в чем не обвиняем и не подозреваем, поверьте, – и заметив, как женщина вздрогнула и подалась вперед, добавил: – Соберитесь с силами и постарайтесь по минутам вспомнить весь вчерашний вечер: что вы делали, где были, кого видели?
Подавив рвущийся из груди вздох, Котина проговорила:
– Дежурство у меня начиналось в восемь вечера. Я, как обычно, пришла минут на пятнадцать-двадцать раньше, чтобы переодеться и принять смену. Сдававшая дежурство Серегина Тамара уже подготовила лекарства для выдачи больным перед сном. В начале девятого она ушла, а я пошла по палатам с лекарствами и одновременно проверить самочувствие больных. Потом вернулась к себе за столик…
– Уточните время, пожалуйста.
Чуть помедлив, Котина ответила, нервно теребя полу расстегнутого халата:
– К столу я вернулась в половине девятого, Я на часы посмотрела.
– А в триста шестую вы заходили?
– Да. В палате были Тарасов и Касьянов. Ефим Петрович, по-моему, спал. По крайней мере, он лежал лицом к окну и никак не отреагировал на мой приход.
– Что же было потом? – вмешался Ерофеев с нетерпением.
– Потом… – Котина всхлипнула.– Потом я ушла пить чай…
– Не понял… Как это: ушли пить чай? – Ерофеев удивленно поднял брови,
Котина закрыла лицо руками и расплакалась окончательно.
– Где вы пили чай и до какого времени? – жестко настаивал Ерофеев.
– В соседнем отделении. Это – на нашем этаже, через лестничную площадку…– давясь слезами, ответила Котина. – Я там была-то всего полчаса, до девяти…
Ерофеев раздраженно заходил по кабинету.
– Скажите, Катя, чаепитие, как я догадываюсь, обычный вечерний ритуал у дежурных медсестер? – спокойно осведомился Станислав, стараясь не давить на женщину.
– Да…
– Оно всегда происходит в одно и то же время? С половины девятого до девяти?
– Да…
– Кто об этом знает из работников больницы?
– Все, кто имеет отношение к работе отделений…
– Кто еще из медперсонала находился после 22.00 в вашем отделении? Кто приходил? Кого вы видели?
– Никого… Кабинет дежурного врача в вестибюле между отделениями.
– И врач, конечно, тоже пил с вами чай?
Котина немного успокоилась и молча кивнула. Станислав решил не темнить и спросил напрямую:
– Вы знаете Гвоздкову Маргариту Сергеевну?
– Конечно, она работает в хирургии на втором этаже.
– Вчера вы ее видели?
– Нет.
– Она знала о времени чаепитий в вашем отделении?
– Наверное… У них ведь точно так же пьют чай.
Ерофеев и Широков понимающе переглянулись.
– Еще один вопрос, Катя. Практикуется ли в отделении производство уколов не только в процедурной, но и непосредственно в палатах, где лежат больные? И еще… Бывала ли Гвоздкова в отделении, как часто?
Котина удивленно посмотрела на Широкова. Казалось, до нее, наконец, дошло, что сотрудники милиции направленно интересуются Гвоздковой.
– Вы… думаете… – начала она, с ужасом переводя взгляд с Широкова на Ерофеева. – Вы думаете, что это – она?!
– Мы ничего пока не думаем, – отрезал подполковник. – Ответьте на заданный вам вопрос,
– Боже мой… Да-да, конечно… Гвоздкова часто бывала у нас по работе: то за лекарством взаимообразно, то просто поболтать… А уколы мы, действительно, иногда делаем в палатах…
Она опустила голову и замолчала.
В этот момент в кабинет вошли Яшин с Ерохиным, а с ними – пожилой полный мужчина в синем халате.
– Это комендант здания, – представил мужчину Гоша. Послушайте-ка, что он рассказывает.
И следователь ободряюще кивнул несколько смущенному коменданту. Тот окинул взглядом из-под седых бровей присутствующих и, убедившись, что он в центре внимания, кашлянул и сообщил басом:
– Я, вообще-то, сегодня выходной. Но пришлось выйти на службу: на девять часов договорился с водопроводчиками посмотреть задвижку в подвале. Вот, значит… Пришел, я говорю, в восемь часов. Ну, думаю, пока их нет, схожу в подвал, подготовлю там… Пошел, значит. Спускаюсь, я говорю, по нашей главной лестнице. А у нас так: лестница доходит до первого этажа и еще малость ниже продолжается на один марш. Там вправо коридорчик и две дверки, значит. Вот, я говорю, прошел в тот коридорчик. Правая, дверь, значит, в подвал будет, а левая – навроде черного хода. Я ей пользуюсь для, значит, всяких хозяйственных надобностей.
– Извините, – прервал коменданта Ерофеев, несколько заинтригованный необычной манерой рассказчика. – Катя, пожалуйста, посидите в коридоре, мы вас потом пригласим.
Подождав пока женщина выйдет, подполковник кивнул мужчине, в котором Широков не без основания начал подозревать отставного вояку.
– Так я продолжаю, значит. Ну вот. Только хотел отпереть дверь в подвал, слышу за спиной скрип. Глянул – непорядок: дверь-то на улицу отперта и на сквозняке болтается. Думаю, значит, как же так? Позавчера самолично, я говорю, запирал. Вчера ее не трогал, ключи только у меня, а дверь отперта. Вернулся к себе в каморку, значит. Гляжу, а в шкафчике, где у меня все ключи висят, одного ключа от черного хода, значит, нет, я говорю. Бывало-то два, а теперь – один. Матюгнулся я, в сердцах, конечно, кто ж его взял без спросу? Взял оставшийся, я говорю, и пошел дверь запирать. Потом назад в раздумьях возвращаюсь. А тут подходит ко мне, значит, бабка Маня – она у приемного отделения, я говорю, на вахте сидит – и эту историю про покойника, значит, рассказывает. Ну я подумал и к главврачу, значит, пошел. А он уж к вам отправил, я говорю…