Криминальные сюжеты. Выпуск 1
Шрифт:
— Не слишком ли сильно сказано? — запротестовал Роберт. — Так хорошо ли вы знаете Венецию? Мы ищем канал с фамилией нациста и именем святой…
— Может, случайно Каннареджо? — спросил юноша.
— Весьма вероятно, — сказала Мари-Луиза. — Ведь Канарис был, кажется, нацистским адмиралом.
— Меня зовут Мартин, — сказал юноша.
— Роберт, Мари-Луиза, Эльмира и я, Дик. Среди людей бывают отверженные, изолированные, свои, желательные и «звезды». Вы желательны в нашей компании, и если бы вы согласились еще дольше пообщаться, поблуждать вместе с нами по этим лагунам и каналам, то…
— Ха-ха, умираю, — рассмеялась Мари-Луиза. — Дик представляет нас весьма неудачно. Но вы неплохой
— Мало быть человеком, — сказал Дик. — Надо быть своим человеком. Обо мне вам никто не расскажет. Судите, Мартин, по друзьям…
— Знаешь, что однажды сказал Хемингуэй здесь в Венеции? Нельзя судить о человеке по его друзьям. Не надо забывать, что у Иуды были безупречные друзья… — Мари-Луиза дружески ткнула кулаком Дика.
— Я тоже хочу быть писательницей, — сказала Эльмира. — Дик, в какой манере мне писать?
— Слева направо, дорогая, — сказал Дик.
— Не стоит быть писательницей, Эльмира, — сказала Мари-Луиза. — Один американский писатель записал в своем завещании такой пункт: «Прошу после смерти сжечь мое тело, а пепел бросить прямо в лицо моему издателю».
Оркестр вновь заиграл традиционный джаз, и снова седовласая пожилая пара танцевала, блаженно обнявшись.
— Официант, счет, — заревел Дик. — Если бы бульон был так же тепл, как пиво, а пиво столь же холодно, как бульон, у меня бы не было претензий. — Он стал внимательно изучать счет и громко, чтобы слышали за соседними столиками, добавил: — Вы, видать, приплюсовали к счету и сегодняшнюю дату! А знаете ли, что мы, шотландцы, даем на чай?
— Не приходилось слышать, синьор, — покраснев, ответил официант.
— Кусочек сахара, втиснутый в ладонь…
По соседним столикам прокатилась волна смеха.
С болезненным удовлетворением Дик наблюдал, как удаляется покрасневший официант. Но Эльмира быстро развеяла скандальную атмосферу, и компания, поднявшись, направилась на площадь святого Марка. Проводником и гидом был Мартин.
В их возбужденном воображении, а может быть, и нет — может быть, наяву — словно айсберг, возник силуэт базилики святого Марка. Так весной покрывается листвой виноград, радуя сердце и глаз горца. На площади было полно голубей. Даже чересчур много. Венецианско-византийское чудо Сансовина ошеломило даже Роберта, погрузившегося в черные думы. Как начинают грозить бурей оцепеневшему пастуху мрачные горы, такое же самое чувство охватило, точно так же задрожал Роберт, пораженный величием Дворца дожей. Его мысли возвратились из прошлого, и новые впечатления вступили в конфликт с гнетущими переживаниями. Раны подступавших наяву сновидений лечили похожие на сачки для бабочек восемнадцать колонн первого этажа, и тридцать пять второго, и восемь округлых морских окон рядом с фасадом, и два четырехугольных окошка с правой стороны… Дворец дожей! Вы, знающие Карпаччо, Джорджоне, Тициана, Веронезе, Тинторетто, Беллини, Вивальди, Чимароз, Генделя, Глюка, Моцарта… не находите ли вы той гибельной венецианской легкости в их творчестве?
Увы, Роберт снова вернулся в сегодня. Фламинго, словно грациозная беспокойная мечта, уживается в сердце рядом с хищным крокодилом, а порядок и красота — рядом с деструкцией и абсурдом. Возле них стояла тонехонькая, малюсенькая, словно воробей, испуганная девушка с гла-зами-козявками. На плечах была заметна перхоть. Окаменевшее лицо говорило об усилии закрепить в памяти, навсегда овладеть этой красотой… Девушка почувствовала взгляд Роберта и улыбнулась глазами-козявками. Нарядившаяся в полотняную юбку с черной сатиновой окантовкой, в выцветшей ситцевой блузке она выглядела до жалости грустной. Весла на Большом канале унесли легкий вздох, и Роберт вспомнил
— Площадь Святого Марка Наполеон назвал удивительнейшим мировым салоном, — сказал Мартин. — Петрарка тоже что-то сказал Андреа Дандолу, одному из самых уважаемых венецианских дожей, только вот не припомню, что. Дворец дожей — самое большое здание в этом городе.
В зале Великого Совета Дворца дожей у «Апофеоза Венеции» Веронезе Дик изрек:
— Мне нравится телесный пейзаж той женщины, что изображена на верхушке. Только ее спина и седалище. Я ее беру.
— Она слишком дорога, — заметила Эльмира. — Это нам не по карману. Где же Мост вздохов? Плывем скорее. Я столько о нем слышала…
На стоянке Дик торговался с гондольером.
— Сколько надо до Каннареджо?
— Пятнадцать тысяч лир, синьор.
— Так много? Я погребу и отвезу тебя за три тысячи… Согласен?
— Я никогда не торгуюсь, — сказал гондольер. — Мотоскаф довезет вас за триста. Плывите водным трамваем.
Вдруг в сторону лагуны пролетела стайка печальных диких уток. Прозвучал колокол монастыря Сан-Джорджо Маджоре. Кто скажет, что за новость он посылает.
Компания хватилась Мари-Луизы. Ее нашли около статуи покровителя Венеции св. Федора. Статуя стояла на колонне с тремя кружками ступенек у подножия. Мари-Луиза сидела на одном из них и читала газету.
Наконец собравшись, они все уселись в лодку бородатого двадцатипятилетнего итальянца. Цена была невысокой, лодка неплохой, хотя и не лакированного черного дерева и без обычного для гондол инкрустированного орнамента.
Мартин рассказывал, что знал:
— Во времена Наполеона лев св. Марка стоял в Париже против Дворца Инвалидов. После Венского конгресса льва вернули Венеции, хотя она и не получила обратно свою государственность. По инициативе Габсбургов ее в 1866-ом присоединили к Италии. Гармония контрастов. Кафедральный собор св. Марка — причудливая смесь готики, Ренессанса и византийского искусства. С шестнадцатого века Сансовин, Да Понте, Палладио и Скамоци творили архитектурное очарование, находя общий язык с готикой и с византийским стилем. А Венеция расположена на 118 островах Венецианской лагуны. По лагуне Вива могут плавать современные морские суда.
— На той картине Тинторетто Сансовин чем-то похож на боксера Теофило Стивенсона. И правую руку поднял, словно собирается боксировать. — Дик пытался подняться до уровня интеллектуальных медитаций.
Они плыли по Большому каналу. Через туман, окутавший Тауэрский мост, идет сонливый прохожий и вдруг видит перед собой белый, как привидение, корабль. Именно так изумилась и Робертова компания, когда, повернувшись налево, они увидели церковь Санта Мария делла Салюте. Роберту открылись два неба — одно на водяной ряби, другое над башнями церкви. Дворцы патрициев сменяли друг друга своей изумительностью. Так наглые гости наперебой поднимают застольные тосты, подслащиваясь к хозяйке. Отливающие серебром фасады пели гимн солнцу и поражали изобретательностью и энтузиазмом.
Неожиданно протарахтел эскорт украшенных черным катеров. То были похороны. Венки выглядели необычно большими, метра по два в высоту.
Справа они увидали готический шедевр — гостиницу «Альберго Бауэр-Грюнвальд». На террасе стояли две девушки с непокрытыми головами и махали руками.
— Вам хватает на хлеб? — спросил у лодочника Роберт.
— Мне вроде бы и хватало, — ответил лодочник. — Мотор новый. Но опять беда. В деревне у меня больной отец. Почти все деньги идут ему.
— Что с отцом? — спросила Мари-Луиза.