Криппен
Шрифт:
— Есть, сэр.
Картер шагнул наружу — напряженный комок нервов — и направился к каютам первого класса.
— Нервничаете, инспектор? — спросил Кендалл.
— Не очень, — ответил тот. — Более точное выражение — полон надежд.
Наперекор себе он не мог решить, на что надеялся: что мистер Робинсон — действительно доктор Криппен или что на самом деле он невиновен, а правда о смерти Коры все же от него ускользнула? Сев рядом, они стали ждать возвращения Билли Картера.
Когда в дверь каюты
— Даже не верится, что мы почти добрались, — сказала Этель, посмотрев на часы, и опечатала один из своих чемоданов. — Кажется, это плавание длилось вечно.
— Слава богу, с завтрашнего дня мы больше никогда не увидим всех этих людей, — ответил Хоули. Все утро он казался Этель немного отстраненным, словно бы сосредоточенным на чем-то другом.
— А я снова смогу стать женщиной, — сказала она. — Право же, выдавать себя за Эдмунда Робинсона было очень увлекательно, но мне он порядком надоел. Думаю, что в честь своего освобождения накуплю в Квебеке новых платьев.
— Мы будем там счастливы, правда? — спросил он. — Я могу на тебя положиться?
— Конечно, можешь, Хоули. Но почему ты об этом спрашиваешь?
Она взглянул на нее и понял, что момент в конце концов настал. Все это время он ждал и молился, чтобы она рассказала ему правду, но его надежды рухнули: он безумно ее любил, и ему нужно было все выяснить, прежде чем они доберутся до Канады. Он долго думал над тем, стоит ли ворошить это осиное гнездо, но ведь всегда оставалась опасность, что когда-нибудь в будущем это может встать между ними стеной. Разве лучше притворяться, что не знаешь правду?
— Мы должны быть честными друг с другом, Этель, — сказал он. — Ты это понимаешь? С той минуты, как сойдем на сушу, нам нельзя будет друг другу лгать. Только так можно сохранить наши отношения. А все, что было в прошлом, пусть там и останется. С завтрашнего дня нам не нужно будет об этом вспоминать. Но если ты хочешь что-нибудь мне рассказать, сейчас самое время.
Этель удивленно уставилась на него, поморщившись от этих странных слов. Она не могла понять, куда он клонит.
— Не знаю, о чем ты говоришь, Хоули, — сказала она. — У меня от тебя
— У меня от тебя тоже, Этель. И мне кажется, я знаю все твои. Но почему-то мне хотелось бы услышать о них из твоих уст.
Она вздрогнула.
— Ты меня пугаешь, Хоули, — сказала она, боясь посмотреть ему в глаза. — Что с тобой? Ты не заболел?
— Нет, я здоров, — ответил он, улыбнувшись, и обнял ее. — Просто помни: я знаю, что ты любишь меня, а я люблю тебя и нас ничто не в силах разлучить. Ты так много для меня сделала, и если понадобится, я отдам за тебя жизнь.
— Но мы ведь не собираемся расставаться, Хоули, — смущенно сказала она.
Он крепче ее обнял и прижался к ней всем телом, склонив голову и стиснув с такой силой, что у Этель сперло дыхание. Прижавшись губами к ее уху, он резко, быстро прошептал:
— Я знаю, что ты сделала, Этель. Знаю, что ты сделала с Корой.
Эти слова не сразу дошли до ее сознания, и когда это наконец случилось, Этель широко открыла глаза и начала отбиваться от Хоули, пытаясь вырваться из его тисков, но он держал ее слишком крепко. Она не могла поверить в то, что он сказал, и почти боялась его, словно вовсе не она, а сам Хоули убил Кору Криппен, и теперь претендовал на вторую жертву.
— Хоули, — сказала она, но ее голос заглушала его грудь. — Хоули, отпусти меня.
Этель пнула его и, спотыкаясь, попятилась через всю каюту — лицо бледное, настоящие волосы выбились из-под Эдмундова парика. Ей не хватало храбрости взглянуть ему в лицо: вдруг он ее ненавидит?
Но в конце концов она подняла взгляд: Криппен смотрел на нее с ласковой улыбкой. С пониманием. И благодарностью.
— Все хорошо, — сказал он. — Я уже давно знал.
— Откуда? — спросила она, открыв от изумления рот. — Откуда ты узнал?
Хоули пожал плечами.
— Мы с Корой долго прожили вместе, — сказал он. — А с тобой много лет проработали в аптеке. Неужели ты думаешь, я не отличу ваших почерков?
— Не понимаю, — произнесла она, и ноги у нее подкосились.
— Письмо, Этель, — ответил он. — Письмо, которое ты написала от имени Коры, где она признавалась, что уходит от меня. Я знал, что его написала ты. Всегда знал.
— Но ты ведь ничего не сказал.
— Потому что надеялся — ты расскажешь мне сама. Надеялся, что ты полностью мне доверяешь. И теперь я говорю тебе: ты можешьмне доверять.
Этель открыла от изумления рот. Он все знал и ничего не говорил? Невероятно.
— И давно? — наконец спросила она, сев на кровать, чтобы не упасть на пол. — Давно ты узнал?
— В первую же ночь, когда остался у тебя, — ответил он. — В ночь, когда ты ее убила. Я проснулся, когда ты уходила. Видел, как ты надела пальто и шляпу. Когда проходила мимо двери спальни, заметил у тебя накладные усы. Наверно, это было первое появление мастера Эдмунда Робинсона. Правда, постарше.