Крипт

Ракитина Ника Дмитриевна

— "Танарский огонь" водой тушить нельзя… — пробормотал канцлер. — Только если смешать с мылом.

— Понял, достанем, — бургомистр стал задом проталкиваться в двери.

— У них есть «танарский»…

— Что это такое?

Ивар прикрыл глаза:

— Через час мы будем в Тверже. И тогда все равно, что у них есть.

На князя уставились, как на привидение. Городской голова забыл пятиться. Канцлер, словно отгоняя нечисть, постучал пальцами по столу.

— Наверняка чуть подальше в коридоре засада.

— Этот не единственный. Болард! — барон едва подавил желание вытянуться в струнку и щелкнуть каблуками. — Отберите две сотни добровольцев.

И князь потащил из-за ворота магистерскую звезду.

Люди столпились

у стола так плотно, что нечем было дышать. Но дон Смарда, как и другие, не замечал неудобств. Он уже держал в руках Магистерское Кольцо, одну из святынь Консаты; он подслушал, как Кольцо действует. А сейчас воочию видел, как работает Магистерский Медальон. Диск футляра с цепочкой и откинутой аметистовой крышкой был небрежно брошен на край стола. А над свернутой в спираль тончайшей позолоченной проволокой с иглой на внутреннем конце медленно проявлялся образ — многоуровневый лабиринт под Твержей и Настангом — созданный некогда руками и воображением художника Яна, обладающий волей и чувством юмора Переход.

Ивар поворошил иглой спираль.

— Вспоминайте, доны, кому что известно об этих подземельях.

Болард стал послушно припоминать. Взбрели в голову каземат, где лежал раненый князь, уронившая кувшин с водой себе на ноги Майка и позабытый в спешке бегства мерцающий огонек…

Рошаль вспомнил поспешные тайные похороны Ивара, разлив алого шелка и траурной мелодии…

Бургомистру пришел на ум тайный оружейный склад… И пухленькая вдовушка, с которой они встречались в гроте у реки…

И с каждым таким воспоминанием туманный образ подземелий обретал плоть. Лабиринт парил над столом — кое-где прерывистый — где общих знаний не хватило, запертый в другие миры — из-за отсутствия полной луны — но все более четкий. Можно было различить даже мелкие детали — шероховатость стен, проемы, тупики, люки, потайные двери; бегущую крысу, привалившегося к стене стражника, опершегося на копье, непонятно чьи рассыпанные кости.

— "Господь, твердыня моя, прибежище мое… — мерно произносил Ивар. И губы воинов шевелились, повторяя за ним, — Бог мой — скала моя, на Него я уповаю; щит мой, рог спасения моего и убежище мое. Призову Господа и от врагов моих спасусь…"

Наконец князь провел иглой вдоль светящихся линий Перехода:

— Командиры десяток, выбирайте, где войдете в Твержу. У вас будет три минуты. Постарайтесь не застрять в стенах.

Рошаль озабоченно взглянул на Кястутиса. Магистр ответил ему пронзительной зеленью взгляда. И канцлер сказал совсем не то, что хотел:

— Нас там не ждут.

— Да. Нас там не ждут. Протяните каждый левую руку. Без перчатки.

Болард запомнил болезненный укол между большим и указательным пальцем. Капля крови с иглы упала на призрачный, висящий над столом ход — и подземелье стало приближаться. Словно он упал туда с высоты. Ступни даже через сапоги сильно ударились о каменный пол выбранного коридора. Растопыренными пальцами барон отсигналил своему десятку, чтобы прижались к стенам, и толчком ноги попытался выбить двери перед собой. Но пролетел сквозь них, как сквозь воду. Больно проехался по полу, увидел ошеломленные рожи крыжаков и, шваркнув об пол самодельной гранатой, через спину перекатился назад, в коридор. Приподнялся, ошеломленно вертя головой и отряхиваясь. По счастью, подчиненные от хиханек воздержались. За дверью, в приемной, грохнуло, сквозь щели потянулся дым. На этот раз дверь повела себя обычно, Болард толчком высадил ее и рухнул на пол, следом ворвались остальные. Убедившись, что способных к сопротивлению не осталось, они взломали вторую дверь. За нею, в спальне, было темно. Но внутри Боларда сработал сторожок. Ноздрями он втянул не похожий на гарь в приемной тонкий запах — что-то между эфиром и смолой. И чье-то безмолвное присутствие, как отголосок дыхания под сводами.

— Не стрелять, не высовываться. Прикрыть меня.

Дон пополз в темноту на коленях, ощупывая перед собой дорогу левой рукой, а правой сжимая меч. Никто не кидался на барона из темноты, ковер на полу был залит чем-то склизким, и дон Смарда постоянно ловил себя на желании вытереть руку о штаны.

Добравшись до окна, он сдвинул засов и приоткрыл ставень, впуская в каземат сочащийся сквозь зелень свет. Глаза, приспособившись, разглядели перевернутый столик с инкрустацией перламутром, несколько сдвинутых кресел у погашенного очага и высокую кровать. На кровати лежал кто-то связанный и с заткнутым ртом. Больше в спальне, вроде бы, никого не было. Болард подавил в себе желание кидаться на помощь. Было в окружающем что-то неправильное. К тому же, от эфирного запаха все сильнее болела голова.

Барон распахнул ставень сильнее и забыв, что могут стрелять через окно, глубоко вдохнул воздух, пропитанный травой и сыростью.

— Имант, Александр, сюда! Осматриваем внимательно. Остальные — запереться и ждать.

Человек на кровати был жив, но не шевелился. Может, принимал их за врагов? Сквозь опутавшие его полосы ткани Болард разглядел складки зеленого бархатного платья, вышитого золотом. "Мать моя баронесса!" — пробормотал он.

Через несколько минут определилось, что подозрения дона Смарды не были беспочвенны. От пут несчастной пленницы, пропущенные под простынями и в отверстия деревянной спинки, тянулись под кровать шнуры к мине, способной разнести четверть Твержи, если не половину. "Дерни за веревочку…" Внеси в комнату зажженную свечу, взрыв случился бы тоже. Похоже, пленница об этом знала и потому не дергалась в путах. Или ее просто одурманил запах смол, входящих в состав "танарского огня".

Со всевозможными осторожностями женщину освободили и перенесли в соседнее помещение. Сняли повязку с лица. И Болард не сдержал матерного вскрика. Дона же Грета, баронесса Смарда трепыхнула черными густыми ресницами и слабым, но ядовитым голосом изрекла:

— Опоздал, братец! — и чтобы любезный барон все правильно понял, добавила: — Ингевор сбежал.

Глава 32.

1492 год, июль. Замок Кястутис

Было утро. Дон Луций Сергий, претор и князь Ингеворский, смотрел на замок Кястутис. Квадратный замок стоял на искусственном земляном острове, на каждом углу высились башни, сложенные на известковом растворе в традиционной для здешних мест «полосатой» кладке. На фундамент пошел дикий камень со старательно заполненными кусками кирпича и раствором щелями, кирпичом также облицевали круглые башни и доложили верхнюю часть стен.

К полуденной стене Кястутиса примыкал дворец — над замковой стеной торчала его колючая кровля, выложенная черепицей, с медным позеленевшим флюгером-аистом. Та же черепица покрывала шатровые крыши башен и скат над боевым ходом.

У подножия замка протянулся ров, сейчас почти сухой по случаю летней жары.

Ингевор косился на Гражину — не впадает ли в сантименты, не начнет ли просить сохранить родовое владение. Монахиня молчала.

К маленькому отряду, с которым претор уходил из Настанга, присоединилось больше пяти тысяч пехоты, двести отборных латников на лошадях. С артиллерией было хуже. Два осадных орудия, годных для устройства «королевской» батареи, три недомерка — ворон распугивать да шум создавать, и одна самодельная пушка. Стрелять из такой — себе дороже. Взорвется — дурным знаком сразу назовут. А дурных знаков сейчас нельзя было получать. Никак.

Хорошо, что Кястутис строили еще во времена оны, когда ядра метали исключительно катапультами и требюше. Замок ни разу не был взят. Не был разрушен — и не отстраивался заново. А улучшить такую махину слишком дорого, все откладывали на потом… И после наглой смерти князя Ольгерда — поссорившись с женой, скочил на конь, а тот понес и сбросил в пропасть на серпантине — княгиня Дребуле в Кястутисе не жила. И наследник Ивар бывал только наездами. Могучий земляной вал, который начали, было, насыпать в сорока саженях от замка, чтобы уберечь стены от прямого удара вражеской артиллерии, вал высотой в пять саженей и длиной в полверсты, до сих пор не был завершен. Опорную стену не достроили, и земляное укрепление оплыло и атаке не могло помешать. Даже наоборот. Вал послужил платформой для осадных орудий.