Кристалл Авроры

Берсенева Анна

Вошли в квартиру, из прихожей – в большую комнату с карамельными стенами.

– Ну вот, – сказал Антон. – Здесь живу.

Нэла молчала. Цвет у стен ужасный, но это не важно. Что еще есть в этой комнате, кроме стен – мебель, лампы – она не видела. Или просто не могла на них сосредоточиться.

Надо взять себя в руки, направить внимание на что-нибудь выразительное, это всегда помогало.

Окно было большое, на всю стену. Нэла подошла к нему. Антон молча стоял посередине комнаты.

Панорама, открывающаяся из окна, захватывала поселок Сокол –

его сады, зеленую толпу деревьев, среди которых виднелись покатые крыши невысоких домов.

– Я не думала, что ты поселишься здесь, – повторила Нэла.

– А я именно здесь и хотел.

Антон шагнул неслышно, но она почувствовала, что он уже стоит совсем близко у нее за спиной.

– Почему? – не оборачиваясь, спросила она.

– Объяснение глупое.

– А то ты все от большого ума всегда делал!

«Да и я тоже».

– Думал: если ты в Москву приедешь, в это окно тебя увижу.

– Врешь.

– Ну, немного. В смысле, не то чтобы думал, а так… мелькнуло.

Он положил руки ей на плечи. Жар в них не угас. Она повернулась к нему. Или сам он повернул ее к себе? Это уже не имело значения. Они смотрели друг другу в глаза, и Нэла чувстовала, что ее глаза блестят тем же волнением, которое она видит прямо перед собою. Но ей не пришлось долго вглядываться в блеск его глаз – Антон поцеловал ее.

«Не изменилось и это», – успела она подумать за те секунды, пока сильный разряд разлетался по всему ее телу, от губ до макушки и пяток.

Наверное, далее должно было бы следовать полное исчезновение мыслей в волнах страсти, но вместо этого последовал смех – Нэла не смогла его сдержать.

– Я и сама до кровати дойду! – Она попыталась снова встать на пол. – Незачем надрываться, Антон!

– Да с чего тут надрываться, ты ж как спичка. Какая была, такая и осталась.

– Ты тоже. Не можешь без спецэффектов. Не удивлюсь, если в ванну налито шампанское.

– Не налито. – Он все-таки смутился от Нэлиных слов – или рассердился, может? – и поставил ее на пол. – Но могу налить.

– Не надо. – Она быстро поцеловала его в нахмуренный лоб. – Пойдем.

В спальне стены были уже чистым кошмаром – цвета раздавленной земляники, чуть приглушенного лишь потому, что шторы почти не пропускали вечернего света. Но вот тут уже все Нэлины мысли действительно исчезли – превратились в дыхание. И в прерывистом этом дыхании она успевала только отвечать на Антоновы поцелуи.

Кровать занимала полкомнаты – он сбросил покрывало на пол и так же быстро стал бросать на пол одежду, которую снимал с себя. Нэла не отводила от него взгляда и поняла, что сама в это время раздевалась тоже, только когда Антон лег на кровать. Он смотрел на нее, не произнося ни слова – похоже, до сих пор не верил, что она ляжет с ним. Нэла завороженно смотрела, как поблескивают его глаза в сумраке. Очертания его тела завораживали ее не меньше, чем этот блеск.

Когда-то она теряла разум не то что от его прикосновения – от одного вида его голых плеч. Потом обида это перекрыла, потом и обида прошла – все растворилось в обыденном течении жизни.

Как будет теперь, Нэла не знала. Но как бы ни было, понять это можно только… Она легла рядом с Антоном, перевернулась на живот, оперлась подбородком на руки, чтобы видеть его прямо перед собою. Он взял ее под мышки, притянул, положил на себя. Нэла почувствовала, что одновременно соприкасаются и пальцы их ног, и губы, и вся она соприкасается поэтому с ним, каждой клеткой кожи.

– Хорошо, что мы с тобой одного роста, – прямо в его губы сказала она.

– Да, удобно.

Он произнес это ровно, почти с усмешкой, но тут же, почувствовав, как раздвигаются ее ноги, вздрогнул и вскрикнул, как от боли. Она испугалась бы даже, если бы не знала и дрожи этой, и вскрика.

Нэла обняла его – плечи, ноги, всего его обняла всем своим телом – и сразу поняла, что он даже не вспомнил ее тело, а соединился с ним так, как соединяются части замысловатой головоломки: крутит-вертит ее кто-то неумелый, ничего у него не получается, и вдруг делает верное движение, и беспорядочные выступы и вырезы совпадают, и непонятно, как же сразу не получилось, ведь это так просто, ведь единственно возможное…

Долго же крутил-вертел ее тот неумелый кто-то! А зачем? Неизвестно.

Но известно, что мужчина, с которым жизнь свела ее снова – ну или сама она подтолкнула к нему свою жизнь, – подходит ко всем впадинам и выступам ее тела так, как не подходит никто. Что уж там дальше будет, это опять-таки неизвестно, но сейчас, на волнующейся под ними, как море, кровати, в сумраке, который все больше скрывает все внешнее, делает невидимым и цвет стен, и морщинки у ее губ, – сейчас они слились и сплелись в том самозабвении, в котором верно каждое движение, и каждый поцелуй, и каждая отрывистая, не имеющая ни начала, ни конца фраза.

– Побудь… так побудь… милая…

– Да… да!

Антон приподнял Нэлу и, касаясь ее груди то легко, то почти грубо, помогал ее движениям, потом вдруг вскинулся, обнял ее так, что кости хрустнули, перевернулся – и соединение их, общее их движение продолжалось уже по-другому, но с прежней сладостью, не с той сладостью, которую чувствуешь рецепторами, как конфету, а с той, которую Суламифь как песнь чувствовала с царем Соломоном.

Не были похожи на песнь их голоса в ту минуту, когда невозможно уже стало длить все это дольше. И все-таки путь от той давней песни к происходящему с ними сейчас был прямой.

В комнате стало уже совсем темно. Потолок с миражными пульсирующими пятнами плыл перед Нэлиными глазами, потому что у нее кружилась голова. Голова лежала на сгибе Антонова локтя, и если бы Нэла не чувствовала затылком этот сгиб, то, пожалуй, и сознание потеряла бы.

– Нэлка, как же я рад, что ты ко мне вернулась.

Голос у него был хриплый, будто он сорвал его. А и сорвал, может. Ни собою он не управлял всего пять минут назад, ни тем более своим голосом.

Нэла не знала, что сказать на его слова. Тело ее вернулось к нему точно, в этом она убедилась, только ведь жизнь больше, чем тело…