Кристалл, несущий смерть
Шрифт:
Его время от времени мучили сильные головные боли, словно напоминая о необходимости поторопиться. Однако по мере того, как фламинго уносил его все дальше на восток, а воздух становился теплее, у Хоукмуна улучшалось настроение и его не оставляла уверенность в том, что все закончится благополучно.
Дориан покинул Камарг неделю назад. Сейчас они летели над горным скалистым хребтом. Уже смеркалось, и герцог принялся высматривать место для ночлега. Уставшая за день птица опускалась все ниже, и вот уже грозные каменные пики окружили их. Внезапно Хоукмун заметил внизу на горном склоне человеческую фигуру, и почти тут же фламинго истошно закричал.
Покачнувшись,
Очнувшись, он пришел в ужас. Головная боль была почти невыносимой. Он уже ясно представлял, как Черный Камень пожирает его мозг, словно крыса – мешок с зерном, и, обхватив голову, приготовился к самому худшему. Но, нащупав многочисленные царапины и шишки, Хоукмун с облегчением понял, что причина боли совсем в ином, а именно – в падении и ударе о скалу. Вокруг было очень темно, и ему показалось, что он лежит в пещере. Всмотревшись в темноту, он увидел огонек костра. Он с трудом поднялся и направился туда.
У самого выхода из пещеры Хоукмун споткнулся обо что-то и, посмотрев вниз, увидел свои вещи. Все было аккуратно сложено – седло, сумки, меч и кинжал. Он потянулся за мечом, стараясь не шуметь, вытащил его из ножен и осторожно вышел из пещеры.
Жар огромного костра, разложенного неподалеку, обжег лицо. На большом вертеле, установленном над огнем, была насажена туша фламинго, общипанная, без головы и когтей. Возле костра сидел человек, ростом раза в два меньше Хоукмуна, и время от времени поворачивал вертел, используя сложное приспособление из кожаных ремней.
Когда Хоукмун приблизился, маленький человек, разглядев меч в его руке, истошно заорал и отпрыгнул в сторону. Герцог был изумлен – все лицо и тело карлика покрывали густые рыжие волосы. Одет он был в кожаную куртку и такую же юбку, подпоясанную широким ремнем. На ногах он носил башмаки из замши, а на голове его нелепо сидела шапочка с воткнутыми в нее четырьмя самыми крупными перьями фламинго.
Карлик попятился от Хоукмуна:
– Простите меня, господин. Поверьте, мне очень жаль, что так получилось. Я, конечно, не стал бы стрелять в птицу, если бы знал, что она несет седока. Но все, что я тогда видел, – это ужин, который не хотелось упустить…
Хоукмун опустил меч.
– Кто вы? Или – что вы? – спросил он. От жара костра и перенесенных волнений закружилась голова.
– Я – Оладан, из рода горных великанов, – начал маленький человек. – Хорошо известный в этих краях…
– Великан? Великан! – Хоукмун хрипло засмеялся и упал, потеряв сознание.
На этот раз он очнулся, почувствовав восхитительный аромат жареной дичи. Какое-то время герцог лежал, наслаждаясь запахом, и только потом понял, откуда этот запах. Он лежал почти у самого края пещеры. Меч исчез. Маленький покрытый шерстью человек нерешительно приблизился к нему, предлагая огромный кусок мяса.
– Съешьте это, господин, и вы почувствуете себя лучше, – сказал Оладан.
Хоукмун взял мясо.
– Я съем. Делать все равно больше ничего не остается. Вы лишили меня сейчас самого дорогого.
– Вы так любили птицу, господин?
– Нет, но… Мне грозит смертельная опасность, и этот фламинго был моей единственной надеждой.
Он вонзил зубы в жесткое мясо птицы.
– Кто-то преследует вас?
– Не кто-то, а что-то – нелепый и страшный рок… – ответил Хоукмун.
И вдруг, сам не зная почему, он начал рассказывать о себе этому странному существу, которое, пусть и невольно, но еще больше приблизило роковой конец. Было в карлике что-то располагающее, когда он, чуть склонив голову, внимательно слушал рассказ герцога – глаза его в ужасе расширялись, стоило только Хоукмуну упомянуть о каком-нибудь страшном эпизоде, и невольно герцог позабыл о своей замкнутости.
– И вот я здесь, – закончил он, – и ем ту самую птицу.
– Да… – вздохнул Оладан, вытирая жир с лица. – Это очень печальная история, милорд, и я с великой грустью думаю о том, что это мой ненасытный желудок привел к столь страшному несчастью. Но завтра я сделаю все, чтобы исправить свою ошибку и найти вам средство передвижения.
– Какую-нибудь птицу?
– К сожалению, нет. Я имел в виду всего лишь козла, – и прежде, чем Хоукмун смог что-то возразить, Оладан продолжил: – Я имею в этих местах кой-какое влияние – меня считают здесь чем-то редким и очень любопытным. Видите ли, я родился в результате странной связи между неким юным путешественником – своего рода волшебником – и горной великаншей. Но сейчас я, увы, сирота. В одну из голодных зим мама съела папу, а потом и она, в свою очередь, была съедена дядей Баркиосом – самым большим и свирепым из горных великанов. С тех пор я живу один. Компанию мне составляют лишь книги моего несчастного отца. Я урод, и меня не принимают ни те, ни другие. Живу сам по себе. Если бы я не был таким маленьким, дядя Баркиос давно бы уже съел меня.
Печальное лицо Оладана выглядело таким забавным, что Хоукмун больше не испытывал к карлику ни малейшей злости. Кроме того, тепло костра и сытный ужин совсем разморили его.
– Достаточно, друг Оладан. Давай забудем все и ляжем спать. А утром мы поищем что-нибудь, на чем я мог бы добраться до Персии.
Проснувшись на заре, они увидели, что костер все еще горит, а вокруг него сидят закутанные в меха вооруженные люди и завтракают жареным фламинго. Слышно было, что там царит веселье.
– Разбойники! – закричал Оладан и в тревоге вскочил на ноги. – Мне не следовало оставлять на ночь костер!
– Куда ты дел мой меч? – спросил его Хоукмун, но было поздно – два разбойника, вытаскивая на ходу грубо сделанные короткие мечи, уже направлялись к ним. Хоукмун не спеша поднялся.
– Я знаю тебя, Рекнер, – неожиданно сказал Оладан, указывая на самого высокого разбойника. – И ты наверняка знаешь, кто я такой. Я – Оладан, один из горных великанов. Поэтому теперь, когда ты позавтракал, будь любезен – уходи, или придет моя родня и убьет вас всех.
Рекнер на это лишь ухмыльнулся, ковыряя в зубах грязным ногтем:
– Я действительно слышал о тебе, крошка, но честно говоря, не знаю, чего мне бояться. Мне говорили, правда, что жители ближайших деревень стараются избегать тебя. Но крестьяне – это тебе не храбрые разбойники, не так ли? И поэтому лучше помолчи, если не хочешь умереть в мучениях.
Оладан, казалось, несколько сник, но продолжал пристально смотреть на главаря. Рекнер засмеялся:
– Ну, а теперь показывай, что ты там прячешь в своей пещере? Оладан побледнел, словно охваченный смертельным страхом, и тихо забормотал что-то. Хоукмун смотрел то на него, то на разбойников и не знал, что делать. Бормотание Оладана стало громче. Улыбка застыла на лице Рекнера, и глаза его стекленели под пристальным взглядом карлика. Неожиданно Оладан резко выкинул вперед руку, указывая на разбойника, и холодным голосом произнес: