Кристалл памяти (сборник)
Шрифт:
Я снова переключил приемник на камеру, стоящую на участке Лихачева. Лихачев продолжал возиться с манипулятором, а Морозов в кадре еще не появился. Я ждал, когда он войдет в поле зрения, чтобы спросить наконец, что он тут делает. Когда Морозов появился на экране, я уже раскрыл рот, чтобы задать вопрос, но не успел. Экран вдруг осветился яркой вспышкой, а потом с минуту по экрану бежали полосы.
— Вы засекли время вспышки?
— Нет, но я посмотрел на часы, когда изображение восстановилось — они показывали 15 54,30.
— А что вы увидели на экране?
— Увидел, что Лихачев с пробитой головой лежит в луже крови, а Морозов стоит, нагнувшись над ним, с разводным ключом в руке. На мой окрик он не реагировал. Ну, я поднял тревогу, вызвал милицию, «скорую помощь», а сам рванулся в цех. Лифт был занят, и вниз я бежал по лестнице. В холле столкнулся с начальником смены, выбегавшим из лифта — он тоже видел все по телевизору. Вместе с ним мы помчались в цех. Тут же подоспели несколько дежурных техников.
Когда мы прибежали к месту происшествия, Лихачев был уже мертв. Морозов никакого сопротивления не оказывал и попыток убежать не делал, только бормотал что-то невнятное. Понять его было невозможно. Он был бледен, и глаза его были расширенные и тоже какие-то белые. Ну вот, собственно, и все. Потом подоспела милиция, «скорая»… Остальное вы и сами знаете.
— А Агинский? Где он был во время тревоги?
— Агинский, когда мы выскочили из административного корпуса, находился во дворе. У меня не было времени вглядываться, но, кажется, когда мы пробегали мимо него, он смотрел на нас с испугом, а потом сам бросился за нами. В цех он вбежал сразу же после нас. Когда мы схватили Морозова, именно он вырвал у него из рук разводной ключ. Кстати, рана на голове Лихачева была нанесена этим ключом?
— Да, экспертиза это подтвердила. Начальник цеха нахмурился и покачал головой. Молчание нарушил следователь.
— Что вы можете сказать о взаимоотношениях всей этой троицы: Лихачев — Морозов — Агинский?
— Ну что… знаю, что все трое были друзьями, учились на одном курсе вечернего отделения университета и жили в одной комнате общежития. Самые тесные у них были взаимоотношения.
— Так они еще и студенты?
— Да. На нашем заводе 80 % личного состава — это ИТРы, люди с высшим образованием. Остальные же имеют среднее специальное образование, и большинство из них учится на вечернем или заочном.
— И на каком же факультете обучалась наша троица? На радиофизике или прикладной математике?
— Нет, как ни странно, на факультете философии. Впрочем, у нас многие почему-то идут в гуманитарные вузы и факультеты…
— Значит, никаких, по крайней мере явных, мотивов к убийству у Морозова не было?
— Да какие там мотивы! Откуда?! Да и вообще — разве так убивают? Средь бела дня, ни с того ни с сего, зная, что за тобой наблюдают телекамеры… А с другой стороны — я сам видел, своими глазами…
— Ну, то, что вы видели своими глазами, совершенно не обязательно должно интерпретироваться как убийство…
— А что же? Ведь улики… ключ в руке, странное поведение… Существует другое объяснение?
Он смотрел на следователя с надеждой.
— Ну, например, Морозов объясняет это…
— Да, да! — энергично закивал головой начальник цеха. — Морозов! Что сам-то Морозов говорит?
— Он говорит, что в цех залетела шаровая молния, взорвалась, и отброшенный взрывом ключ попал Лихачеву в голову и убил наповал. А как ключ у него в руке оказался — не помнит. Говорит, что все в тот момент помутилось, был, как в трансе… Начальник нахмурился.
— Молния? Я не видел никакой… Хотя — та вспышка на экране, а потом помехи…
Он оживился.
— Да, да! Это вполне возможно. Ведь в тот день — вы помните? — была сильнейшая гроза: она разразилась примерно через час после событий, но приближение ее чувствовалось уже тогда. Парило… Знаете, душно было. У меня в тот день давление поднялось… Так что это вполне разумное объяснение…
— Да, но к сожалению, эта версия не объясняет странного поведения самого Морозова. Зачем он прибежал в цех, что означает его фраза, адресованная Лихачеву: «Ты еще жив?!» или «Ты жив?!» И вдобавок к этому в показаниях Морозова есть один пункт, который совершенно уже ни во что не вписывается. Так что пока еще ничего не ясно.
Начальник сник.
— Да, верно, — пробурчал он. — В цехе Морозову делать было нечего. Получается, что он как будто бы заранее все знал. Если и не убил, то подстроил… Да… Странно.
— Ну хорошо, — сказал следователь, — вы говорите, что начальник смены наблюдал по телевизору все происшествие?
— Да-да.
— Я могу с ним встретиться?
— Да, он сидит этажом ниже. Комната 708. Первая цифра означает этаж…
— Ясно. И еще я хочу побеседовать с Агинским.
— А вот это, к сожалению, невозможно. Он поехал в родное село Лихачева — сопровождать тело покойного.
— Как же так?! Он ведь главный свидетель! Вас же предупреждали!
Смущенный начальник стал оправдываться.
— Понимаете, так уж вышло. Родители настояли, чтобы сына похоронили на родине. Хоронить надо поскорее — вон жара какая стоит. Ну и кто-то же должен от завода поехать. Кому же, как не ближайшему другу?.. Вот он и поехал… Будет дня через два-три. Пока там похороны, то да се… Холмский с досадой помотал головой.
— Скверно… Ну, ладно, скажите — в их смене был еще кто-нибудь?
— Да. Четвертым был наладчик Федор Ступов.
— Тоже друг и сокурсник?
— Нет, он нигде не учится и с троицей, насколько я знаю, находится чисто в деловых отношениях.
— Я могу его увидеть?
— Да, он сейчас дежурит. Их комната находится в нашем же корпусе, на первом этаже. Двери ее выходят в холл. Комната 101.
Холмский выключил диктофон, поблагодарил начальника цеха за беседу и, пообещав прислать копию протокола показаний для ознакомления и подписи, распрощался.