Кристальная ложь
Шрифт:
— Ну, как тебе здесь, родная? Правда ведь, хорошая палата? Я бы сказал — отличная! Думаю, ты заметила, насколько здесь уютно и комфортно. Ты знаешь, какие очереди в эту клинику? Огромные! Длинные, как Великая китайская стена! Столько людей хочет попасть именно сюда, что ты даже представить себе не можешь. Ведь здесь самые лучше специалисты не только Москвы, а и всей России. Ну, и оплата, как ты понимаешь, здесь соответствующая. Но ты же знаешь, что мне для тебя и твоего здоровья ничего не жалко. Если тебе еще что-то нужно, ты только скажи, и я все для тебя сделаю. Иначе и быть не может. А почему? Да потому, что я твой брат! А ты моя сестра! Что может быть крепче, чем кровные узы! Как жалко, что в наше время многие об этом забывают…
Битов сбился на дешевый пафос, от которого за версту разило фальшью. Сестра эту фальшь ощутила буквально с первых ноток. Да, ей хотелось верить в то, что брат действительно ее любит и заботится о ней. Однако на поверку все
— Постой, — промолвила она, прерывая «голосистого соловья».
— Что-то случилось? Тебе плохо? Позвать доктора? — изобразил волнение Битов.
— Неужели ты думаешь, что Геворг мне полностью мозги отшиб и я совсем ни черта не соображаю? — обратилась она к брату с вопросом.
— Погоди. Нет, конечно. Что за мысли такие? — продолжал Виктор играть в чуткость и отзывчивость, слегка «подкашивая под дурачка».
— Тебе маска не жмет? — спросила она с иронией и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Ты же сейчас сам не свой. Думаешь, если сделать вид, что сдуваешь все пылинки с глупенькой маленькой сестрички, она сразу же потеряет рассудительность? Дорогой мой, я слишком хорошо тебя знаю… Ты кричишь на весь мир о том, что заботишься обо мне. Но на самом деле за этой твоей заботой кроется отнюдь не братская любовь. Можешь даже не пытаться отрицать это, я все равно тебе не поверю. И эту больничку с дорогими врачами, и эту палату со сверхсовременной техникой ты устроил с определенным расчетом. Ты хочешь, чтобы я отозвала свое заявление в полицию и там прекратили бы уголовное дело против Геворга. И уж, конечно, ты хочешь, чтобы я с ним ни в коем случае не разводилась. А все потому, что ни первое, ни второе тебе невыгодно. Да ты и печешься обо мне, с одной стороны, чтобы задобрить. Но с другой-то стороны, ты просто боишься, что я отдам концы и твой чертов бизнес-партнер Геворг Гаспарян перестанет быть связанным с тобой подобием семейных уз. Возможно, я и в самом деле дура, но такие очевидные вещи улавливаю мгновенно. Так что можешь не стараться. Веди себя естественно. Непринужденно. Без этих вот скоморошьих кривляний. Смотреть же противно, ей-богу.
Битов молча, не перебивая, выслушал сестру. По сути, ему нечем было крыть. Сестра говорила правду. Уж самому-то себе можно было и не врать. А вот сестре… «Дурехе этой»… Почему бы и нет? И вот после всего сказанного ею он рискнул не менять тона разговора, пытаясь по-прежнему продолжать играть роль заботливого брата. И это при том, что Алена за эту неуклюжую актерскую игру, образно говоря, закидала его гнилыми помидорами да тухлыми яйцами. Бита сделал вид, что ничего из ряда вон выходящего не произошло. Хотя подобного рода выпады со стороны сестренки были таким же редким явлением, как заморозки в пустыне Сахара. Он одарил ее долгим пристальным взглядом печального кота. Получилось опять-таки не очень. Возможно, какая-нибудь экзальтированная дамочка и клюнула бы на этот взор, поверив в фальшивую печаль. Но только не Алена. На нее это не подействовало.
— Леночка, мне очень обидно и горько слышать от тебя такие слова, — промолвил он, когда сестра буквально на мгновение отвела от него свой взгляд. — Я слушаю тебя и кажется, будто это говоришь не ты, а кто-то другой. Это ужасно. Что происходит с родным человеком… И знай, я не обижаюсь на тебя. Понимаю, что все это лишь проявления посттравматического синдрома. Ты не вполне адекватно реагируешь на реальность. Все-таки хорошо, что я позаботился поместить тебя именно в эту клинику. Доктора помогут тебе прийти в себя. Ты выбросишь из головы все глупые мысли. Забудешь о своих навязчивых идеях. Я более чем уверен, когда твои дела пойдут на поправку, ты не будешь говорить так, как говорила только что. Ты станешь прежней. И я наконец-то увижу перед собой мою сестру такой, какой видел все эти годы.
— Безмолвной и бесхребетной, как амеба? — с той же смелостью и решительностью вклинилась она в его пространный монолог. — Ну уж нет. Не бывать этому. У тебя своя жизнь, а у меня своя. Мне надоело быть в твоей тени и в руках этого садиста. Мне хочется простого женского счастья…
— Да какого к чертям собачьим счастья?! — терпение Виктора лопнуло, он не выдержал и разразился криком. Вопрос прозвучал настолько громко, что его было хорошо слышно и за пределами палаты. Как и следовало ожидать, в дверь поспешил заглянуть кто-то из медперсонала. Проверить, что происходит и все ли в порядке. Однако Битов резко захлопнул дверь и рявкнул: «Не входить! У нас серьезный разговор! Я плачу вам такие деньги и имею право поговорить с сестрой с глазу на глаз. Без посторонних ушей». Бита отошел от двери и быстро приблизился к Алене. Теперь-то уж точно все маски были сброшены.
— Послушай, — обратился он к ней угрожающим тоном. — Ты должна раз и навсегда запомнить одну важную вещь. Никакого женского счастья за пределами моего поля зрения у тебя никогда не будет. Ты слышишь? Никогда! Довольствуйся тем, что имеешь. А имеешь не так уж и мало. Трезво посмотри на себя и свою жизнь. Сравни с другими своими ровесницами. Подруг своих школьных вспомни. Кто они сейчас, а кто ты? Улавливаешь? Да ты же как сыр в масле катаешься. Живешь в роскошном особняке на Рублевке. Денег немерено. Возможностей куча целая. Можешь себе позволить то, о чем большинству россиянок приходится лишь мечтать. И ты еще позволяешь себе выдергиваться. Говорить о каком-то другом женском счастье. Да знаешь кто ты после этого?
— Ну, кто? — с едва сдерживаемым вызовом уточнила она, отводя голову чуть в сторону.
— Неблагодарная тварь!!! — гаркнул Битов так громко, что висящая на стене репродукция картины модного художника немножко накренилась, а цветы в вазе на тумбочке зашевелились, словно от ветра.
Он выпрямился и стал расхаживать по палате, продолжая развивать тему.
— Все это богатство ты имеешь благодаря мне и твоему мужу, — говорил он, сбиваясь на патетичный тон. — Но при этом позволяешь себе такие речи произносить. Надо выбирать слова. Базар фильтровать, если ты забыла. Быть, в конце концов, благодарной за все, что ты имеешь в своей теперешней жизни. Женского счастья ты захотела! Геворг твое женское счастье. Моя братская забота о тебе — твое женское счастье. Все, что сверх того — пустая бабская ересь. Глупая и вредная. Насколько уж я терпелив, но даже у меня с твоими выходками терпения перестает хватать. Прошу тебя по-хорошему: не зли меня! Здесь я всем распоряжаюсь и все решаю! А ты будешь делать только то, что я скажу! Прикажу тебе всех любовниц Геворга дома принимать, и ты будешь это делать! Скажу задницу армянину лизать — будешь лизать задницу! Ты вообще никто и звать тебя никак! Никакой самодеятельности! Я тебе на размышление ровно один час даю! Чтобы никаких уголовных дел и никаких разводов! Если ты не образумишься, не примешь единственно правильное решение, то можешь потом сама на себя пенять. Поверь, я найду способ устроить тебе такое, что мало не покажется!
Не дав сестре опомниться и не позволив ей промолвить хоть что-нибудь в ответ, Виктор пулей выскочил из палаты и звучно хлопнул дверью. Ситуация для Алены складывалась совершенно безвыходная. Ожидать помощи было неоткуда. Хороших друзей у нее не было. Фаина, которую считала своей приятельницей, проболталась Геворгу о том, что обещала хранить в секрете. Да и какой из нее мог быть помощник, если бы дело дошло до реального противостояния Виктору Битову! Положение Алены выглядело настолько плачевным, что единственный вариант — просто покориться брату, пренебрегая своими желаниями и амбициями. Это при том, что братец показал себя как полный подонок, для которого нет ничего святого. Даже чувства к родной сестре были для него не более чем ширмой. Да и сама сестра, скорее, выступала в качестве небольшой козырной карты в его бизнес-играх, а не как живой человек со своими радостями, печалями и страстями. Он был «закручен» на жажде наживы любой ценой, не компенсируя эту сторону своей натуры хотя бы минимальной моральной составляющей.
Глава 26
Монгол после небольшой деловой встречи спустился в подземный паркинг одного из гипермаркетов. Настроение у него было приподнятым. Еще бы! Он ведь нашел хорошую схему выгодного использования тех денег, которые получил от Вити-Биты за «расправу над Лазаренко и Гребенниковой». Выгода предполагалась весьма ощутимой, причем первая значимая прибыль должна была поступить уже буквально через месяц-полтора. Он радовался успеху и насвистывал мотив веселой песни про «страну Лимонию, страну без забот», которая была популярна в 90-е годы. Насвистывал, игнорируя давнюю народную примету о том, что свистеть нельзя, денег не будет. Если бы ему кто-то напомнил об этой примете, он бы просто рассмеялся такому человеку в лицо. Как он может оказаться без денег! Батыров чувствовал себя довольно уютно под крылышком Виктора Битова. Однако понимал, что когда-нибудь придется становиться самостоятельным. Лишняя копейка на пути к самостоятельности не помешала бы. Вот почему он так суетился вокруг дела с неугодной Битову парочкой. Это был реальный шанс «срубить бабла». Ну а то, что для этого пришлось пойти на обман, Монгол близко к сердцу не принимал. Правда, нельзя сказать, что он вообще об этом не думал. Вдруг ненавистная парочка воскреснет и начнет мстить. Ему не хотелось, чтобы это произошло. Ведь тогда он оказался бы под двойным ударом — и со стороны Лазаря, и со стороны Биты, который явно не простил бы обмана. Но пока в этом отношении царила тишь да гладь. Можно было радоваться будущему большому кушу и думать только о хорошем.