Кристиан Ланг - человек без запаха

Весте Чель

За всю ночь и последующее утро Ланг ни разу не спросил Сариту: «Почему?», и ни он, ни Сарита даже словом не обмолвились о будущем. Зато Ланг решил отомстить Сарите. Эта довольно подлая, по его признанию, месть заключалась в том, что он не сразу занялся с ней любовью. В постели он улегся таким образом, чтобы Сарита взяла его член в рот. Ланг погладил ее по голове, потом запустил руку в волосы и сильно дернул. Но окончательно они помирились только утром. Они слышали, что Миро не спит и смотрит телевизор, однако Ланг скользнул под одеяло с головой и раздвинул ноги Сарите. Она тихо вздрогнула один раз, другой, третий, после чего ее тело стало выгибаться в беззвучной судороге. Потом они снова занялись любовью, Сарита забралась на Ланга, и он увидел в ее глазах череду мыслей и чувств, которые спешили друг за другом, подобно морским волнам. Он видел в них страх, силу и недоверие, видел столько же тоски и сострадания, однако обычной насмешки не было — время издевок осталось позади. Ланг закрыл глаза и подумал, что ради Сариты он готов на все. Потому что именно она — не Анни и не кто-нибудь еще — вернула его к жизни.

17

Всякий раз, когда Ланг переступал порог квартиры Сариты, его преследовал страх перед Марко. Оттого, что к страху примешивалось чувство жгучей ревности, было не легче. Поэтому еще перед Рождеством Ланг предложил Сарите собрать чемодан и провести несколько дней в его шикарно отделанной квартире: Миро можно постелить на диване, сказал он. Но Сарита отказалась, объяснив это тем, что Миро ни за что в жизни не согласится. И она не лгала. Незадолго до Дня независимости Ланг поехал забрать мальчика из школы и заговорил с ним об этом. Но Миро стоял насмерть: он живет на Хельсингегатан, иногда ночует в Стенсвике, лето проводит в Вирдоисе, и обсуждать тут нечего. Ланг заметил, что Миро перестал говорить «папа Марко» или «дядя Кришан» — с тех пор как он пошел в школу, он называл всех только по имени. Некоторые дети, говорил мне Ланг, рано узнают, что такое одиночество, и даже начинают думать, как взрослые. Такие дети рассудительны и меланхоличны, и, глядя на них, Ланг всегда вспоминал свое собственное детство — обыкновенное и спокойное, несмотря на прохладные отношения, которые нередко царили в их доме. Ему казалось, что из первоклассника Миро как раз может получиться вот такой взрослый и печальный ребенок.

А вообще, в течение нескольких недель перед Рождеством Ланг с Саритой осторожно пытались выстроить новые отношения на руинах старых. Давалось это нелегко: будущее не вселяло уверенности, а прошлого было не вернуть. Даже любовным играм они предавались с другим чувством: игры были те же, только теперь все происходило медленнее, и в поведении Сариты появилось что-то совершенно новое, напоминавшее хрупкое отчаяние. Иногда она, закрыв глаза, стонала: «Твой член! О, твой член!», но Ланг не был уверен, с ним ли она и к его ли члену взывает. Ему казалось, что Сарита стала серьезнее, быть может, мягче. Иногда она плакала по ночам — не горько, а печально и даже с облегчением, словно освободилась от тяжкого бремени: она избавилась от необходимости вести двойную игру и смогла удержать Ланга, который теперь знал, что участвует в странном m #233;nage #224; trois [23] .

23

Любовный треугольник (фр.).

Однако через некоторое время возникли вопросы. Спрашивал главным образом Ланг, который считал себя вправе требовать от Сариты ответов и даже раскаяния, к тому же он безмерно гордился тем, что за четыре месяца размолвки ни с кем не переспал, — о том, что половину октября и весь ноябрь он испытывал сильное влечение к своей бывшей жене, Сарите он не рассказал.

Иногда Лангу очень хотелось просто спросить Сариту: «Почему?» Но его останавливало воспоминание о том, как во время их романтического путешествия в провинцию она задала ему риторический вопрос: «Неужели ты ни в кого не влюблялся до беспамятства?» В конце концов он спросил ее об одной конкретной детали, которая уже давно не давала ему покоя: почему тогда, в августе, они с Марко закрыли дверь на цепочку, хотя знали, что ни Миро, ни Ланга нет в городе?

— Это все Марко, — неохотно ответила Сарита. — Он тогда во что-то ввязался и говорил, что его могут найти. Когда я спросила кто, он сказал, что лучше мне ничего не знать.

— А ты не в курсе, чем он… — начал Ланг, но Сарита, испуганно посмотрев на него, перебила:

— Только не вздумай выяснять с ним отношения, Кришан! И не суйся в его дела! Обещай, что не будешь выяснять с ним отношения! Обещай!

Но, несмотря на этот разговор и на то, что впоследствии Ланг никогда не скрывал своего отвращения к Марко и страха перед ним, он так и не добился от Сариты обещания порвать с Марко. Она только говорила:

— Ради всего святого, ну как я могу тебе это обещать? Он же отец Миро, конечно же я должна с ним видеться.

Сарита, Миро и Ланг встречали Рождество в Таммерфорсе — с матерью Сариты Вирпи и ее мужем Хейкки. Ланг хотел поехать на «селике», но Миро считал, что, когда Рождество, надо ездить на поезде. Сарита с ним согласилась, и двадцать третьего вечером они сели в битком набитый вагон. Вирпи и Хейкки жили в трехкомнатной квартире четырехэтажного дома недалеко от Сорсапуисто. Ланг и Сарита разместились в комнате для гостей слева от прихожей, Миро спал с бабушкой, а добрый Хейкки все выходные ночевал в гостиной на диване. Когда они распаковывали вещи, в чемодане Сариты Ланг увидел небольшой сверток с открыткой, на которой крупным, удивительно красивым почерком было написано: «Любимому Миро от папы Марко». Ланг хотел спросить, что в свертке, но промолчал.

Вирпи и Хейкки оказались веселыми и любезными людьми и смотрели на Ланга не без любопытства — как-никак известный человек. После нескольких бокалов Хейкки все-таки не удержался и заявил, что программа «Сумеречный час», так же как и ее ведущий Ланг, по его мнению, довольно претенциозны: сам он работал страховым инспектором, имел сезонную карточку на все матчи «Таппары» и не пропустил ни одной серии сериала «Родная улица» на первом канале. В Сочельник, когда подарки были вручены, а Хейкки с Лангом сидели на диване перед телевизором и пили грог, в Саритиной сумочке, висевшей на двери между кухней и гостиной, зазвонил телефон.

— Твой телефон! — крикнул Ланг Сарите, которая вместе с Вирпи загружала тарелки и бокалы в посудомоечную машину.

— У меня жирные руки, можешь взять? — попросила Сарита и добавила: — Это, наверняка Кирси, она обещала позвонить около семи.

Ланг поднялся и начал неохотно копаться в ее сумочке. Наконец он нашел телефон и приложил трубку к уху:

— Алло.

Лангу никто не ответил, потом он услышал голос Марко:

— Вот как! Значит, ты тоже там, Ланг. Сарита мне об этом ничего не говорила.

Ланг промолчал. Он вошел в кухню, молча протянул телефон Сарите и, не желая слушать их разговор, вернулся в гостиную. Вскоре из кухни вышла Сарита, устало посмотрела на Ланга и передала телефон Миро, который играл в «NHL 2000»: в свертке Марко оказалась приставка и две игры.

— Привет, Марко, — спокойно сказал Миро. Он внимательно выслушал Марко и ответил: — Конечно, отличная. Я играю за «Даллас» против «Колорадо». Просто супер. Спасибо.

Снова заговорил Марко. Миро сосредоточенно слушал и, когда Марко замолчал, спросил:

— А ты где?

Потом опять реплика Марко, и опять вопрос:

— А что ты там делаешь?

Ланг заметил тоску и сиротливость в глазах Миро. Почувствовав ком в горле, Ланг отправился в туалет и там сообразил: он оставил гостиную только для того, чтобы никто не увидел, как на него подействовал разговор Миро с отцом. Ланг надел пальто и вышел из дома. Шагая по улице, безлюдной и тихой по случаю праздника, он вытащил свой мобильный и в тусклом свете фонаря набрал номер Анни. К его удивлению, трубку снял Юхан, хотя он был застенчив и никогда не подходил к телефону в чужом доме. Когда они пожелали друг другу счастливого Рождества, Ланг осторожно спросил сына о его планах на ближайшее будущее, и Юхан ответил, что сразу после Нового года хочет вернуться в Лондон.