Кристина
Шрифт:
Конец августа: Реппертон и Каннингейм схватываются друг с другом, и Дарнелл вышибает Реппертона на улицу. Он устал от Реппертона, от его пьянства, мелкого воровства и идиотских выходок, привлекавших нездоровое внимание к гаражу. Кроме того, во времена поездок в Нью-Йорк и Новую Англию он был слишком беззаботен… и слишком опасен.
Уилл встал, налил кофе из термоса и добавил чайную ложку бренди. Подумав, он долил в чашку еще одну ложку «Курвуазье». Затем снова сел в кресло, вытащил из нагрудного кармана сигару и закурил. К черту одышку. Наплевать на легкие.
Дарнелл
Сентябрь: парень просит одолжить ему наклейку об инспекции и значок торгового агента, чтобы он мог отвезти свою девочку на футбольный матч. Дарнелл одалживает, — дьявол, в прежние времена он продавал эти наклейки по семь долларов за штуку и даже не смотрел, как выглядит машина. Кроме того, у парня машина выглядит хорошо. Может быть, немного неряшливо, но в целом — чертовски хорошо. Он по-настоящему поработал над ней.
И что чертовски странно, никто не видел его по-настоящему работающим над ней.
Только небольшие исправления. Замена габаритных огней, антенны радиоприемника. Замена резины на колесах. Мальчишка не дурак в том, что касается машин: однажды Уилл сидел вот в этом самом кресле и видел, с какой ловкостью тот поднял обивку на заднем сиденье. Но никто не видел, чтобы он возился с выхлопной системой, которая была полностью разрушена, когда летом машина впервые появилась в гараже. И никто не замечал того, чтобы он работал над кузовом, хотя кузов «фурии», сначала напоминавший огромную ржавую консервную банку, улучшался прямо-таки день ото дня.
Дарнелл знал, что думал об этом Джимми Сайкс, — потому что однажды спросил его. Джимми думал, что Эрни всю серьезную работу делал по ночам, когда все уходили.
— Должно быть, у него была бездна ночной работы, — вслух произнес Дарнелл и вдруг почувствовал холодок, от которого ему не помог даже горячий кофе с бренди. Да, бездна ночной работы.
Должно быть, потому что дни и вечера парень проводил, слушал радио WDIL. И бесцельно расхаживая вокруг машины. Внезапно он вспомнил сразу две вещи.
Он знал, что Каннингейм обкатывал машину еще задолго до того, как он получил официальное разрешение на выезд. Это во-первых. Парень просто разъезжал на ней между старыми автомобильными обломками на заднем дворе. Просто катался на ней со скоростью пять миль и час, когда было уже темно и в гараже никою не было. Просто катался вокруг большого крана с электромагнитом и вокруг гидравлического пресса. Как-то раз Дарнелл спросил его об этом, и Эрни ответил, что таким способом хотел проверить балансировку передних колес. Но парень не умел врать. Ведь никто не проверяет балансировку на скорости пять миль в час.
Вот что делал Каннингейм, когда все уходили домой. Вот что было его ночной работой. Рулить вокруг ржавого хлама и покореженных кузовов, освещая их тусклыми фарами своей полусгнившей Кристины.
Во-вторых, милеометр. Он крутился в обратную сторону. Каннингейм говорил об этом с какой-то смущенной улыбкой. Он сказал, что отрегулировал милеометр так, чтобы тот с каждой пройденной милей возвращался на пять миль назад. Уилл тогда искренне удивился. Он слышал, что милеометр откручивают в обратную сторону, когда хотят продать подержанный автомобиль — в прошлом он и сам занимался подобными штуками, — но никогда не видел человека, делавшего это таким странным, трудоемким способом. Кроме того, Дарнеллу казалось, что подобный способ был неосуществим технически.
Вот уж чудесная машина, да? И он починил ее как по мановению волшебной палочки.
Уилл не верил ни в Санта-Клауса, ни в волшебные палочки, но был убежден, что в мире существует множество непонятных, загадочных вещей. Как человек практичный, он должен был не закрывать на них глаза, а попытаться извлечь из них какую-нибудь пользу. Один знакомый Уилла, живший в Лос-Анджелесе, перед землетрясением 67-го года видел призрак его умершей жены, и у Дарнелла не было причин сомневаться в искренности своего знакомого (в которую Уилл не поверил бы ни на грош, если бы тот мог как-нибудь нажиться на той истории). Другой его приятель рассказывал, что видел во сне своего давно умершего отца, и тот предсказал ему скорую болезнь. Приятель рассказывал свой сон, лежа в больничной постели.
Уилл не закрывал глаза на такие истории, потому что никто не знал, откуда на земле появились люди и куда они попадают после смерти. И еще он не мог совсем не доверять таким рассказам, потому что сам не мог отличить в них правду от вымысла, — потому что с ним самим никогда не происходило ничего необъяснимого.
Если не считать того, что происходило сейчас.
Ноябрь: Бадди и его дружки разбивают и портят каждую деталь на машине Каннингейма. Когда ее привозят в гараж, на ней нет ни одного уцелевшего места. Дарнелл осматривает ее и думает: «Она уже никогда не встанет на ход. Вот и все: больше она не проедет ни фута».
А в конце месяца Уэлч погибает на Кеннеди-драйв.
Декабрь: детектив из полиции штата приходит; чтобы разнюхать что-нибудь. Дженкинс. Он приходит и разговаривает с Каннингеймом; затем появляется, когда Каннингейма здесь нет, и хочет узнать, зачем парень скрывает, что «плимут» был разбит и искорежен до неузнаваемости. Почему вы спрашиваете об этом у меня, интересуется Дарнелл, выпуская изо рта клубы табачного дыма. Поговорите с ним, этот проклятый «плимут» принадлежит ему, а не мне. Я слежу только за тем, чтобы работал гараж, чтобы в нем могли работать люди и чтобы каждый мог починить машину и привезти кусок хлеба домой.
Дженкинс терпеливо слушает. Он знает, что у Уилла Дарнелла есть кое-какая работа за стенами гаража, но Дарнелл знает, что он знает. Так что все в порядке.
Дженкинс закуривает сигарету и говорит: «Я разговариваю с вами, потому что уже поговорил с парнем и он мне ничего не сказал. В какую-то минуту мне показалось, что он хотел сказать, но до смерти испугался чего-то. После этого он замкнулся в себе, и больше я не мог вытянуть из него ни слова».
Дарнелл говорит: «Если вы думаете, что Эрни сбил этого Уэлча, то так и скажите».