Кристина
Шрифт:
Несколько минут он сидел в машине, слушая радио и поглядывая в ветровое стекло. Бобби Хелмс пел «Рок на колокольне», и диктор объявил, что его песня вошла в горячую десятку сезона. Эрни улыбнулся и почувствовал себя гораздо лучше. Он не мог припомнить в подробностях то, что видел (или думал, что видел), да ему и не хотелось ничего вспоминать. Что бы с ним ни случилось, подобное уже не повторится. Он был уверен в этом. Люди научили его воображать себе всякую чушь. Вероятно, они были бы счастливы, если бы узнали… но он не собирался доставлять
Он вылез из машины и направился к офису. В этот момент отворилась небольшая дверь рядом с проездом для автомобилей, и через порог переступил человек. Это был Дженкинс. Снова Дженкинс.
Он увидел Эрни и поднял руку.
— Привет, Эрни.
— Добрый вечер, — сказал Эрни. — Могу что-нибудь сделать для вас?
— Ну, не знаю, — неопределенно проговорил Дженкинс. Он внимательно осмотрел Кристину. — А ты хочешь что-нибудь сделать для меня?
— Не очень, — признался Эрни. К нему вернулось его подавленное настроение.
Руди Дженкинс улыбнулся, явно не собираясь обижаться.
Он протянул руку. Эрни только взглянул на нее. Ничуть не смутившись, полицейский повернулся к Кристине и снова принялся тщательно изучать ее.
Затем снова повернулся к Эрни.
— Тебе не кажется, что с Реппертоном и двумя его дружками случилось нечто странное? — спросил он.
— Я был в Филадельфии. На шахматном турнире.
— Я знаю, — сказал Дженкинс.
— Иисус! Какого же черта вы меня допрашиваете?
Дженкинс вздохнул. Улыбка сползла с его лица.
— Ты прав, — проговорил он. — Я и в самом деле допрашиваю тебя. Из тех парней, что избрали твою машину для упражнения в вандализме, трое уже мертвы. Так же, как и парень, оказавшийся во вторник рядом с Реппертоном. По-моему, очень много совпадений. У меня есть повод, чтобы допрашивать тебя.
Эрни посмотрел на него злым и одновременно удивленным взглядом.
— Насколько я знаю, произошел несчастный случай… они были нетрезвы, превысили скорость и…
— Там был еще один автомобиль. — сказал Дженкинс.
— Откуда вам это известно?
— Во-первых, на снегу остались следы протекторов. К сожалению, ветер почти замел их. Но на одном из сбитых ограждений в Скуантик-Хиллз обнаружены частицы красной краски. «Камаро», принадлежавший Реппертону, был другого цвета. Он был голубым.
Он смерил Эрни глазами.
— На коже Уэлча тоже были найдены следы красной краски. Эрни, до тебя что-нибудь доходит? Машина ударила его с такой силой, что краска врезалась в кожу.
— Вам нужно выйти на улицу и начать считать красные автомобили, — холодно сказал Эрни. — Ручаюсь, что вы насчитаете их не меньше двадцати, прежде чем доберетесь до Бэйзн-драйв.
— Конечно. — Дженкинс еще раз вздохнул. — Но мы отослали наши находки в лабораторию ФБР в Вашингтоне, там есть образцы всех красок, когда-либо применявшихся в Детройте. Сегодня пришел ответ. Угадай, что в нем было?
У Эрни застучало в висках.
— Раз вы здесь, то могу предположить, что краска была «красная осень». Цвет Кристины.
— Молодец, соображаешь, — хмыкнул Дженкинс.
Он закурил сигарету и посмотрел на Эрни сквозь табачный дым. От его добродушного настроения ничего не осталось; взгляд был каменным.
Эрни в преувеличенном отчаянии схватился за голову.
— Красная осень! Цвет Кристины, но в него также красили «форды» с 1959 по 1963 год, как, впрочем, и «тандербердсы», и «шевроле» с 1962-го по 1964-й, а в середине пятидесятых можно было купить даже «рамблер» цвета «красной осени». Я больше полугода изучал каталоги старых машин. Цвет «красная осень» был раньше очень популярен. Я это знаю. — Он пристально взглянул на Дженкинса, — и вы тоже это знаете. Разве нет?
Дженкинс не ответил; он продолжал смотреть на Эрни все тем же каменным взглядом, от которого Эрни было не по себе. Еще полгода назад он не выдержал бы его и сдался. Но теперь он скорее рассвирепел.
— Что вам нужно, мистер Дженкинс? Что вы имеете против меня? Почему вы прицепились к моей заднице?
Теперь Дженкинс улыбнулся.
— Что я имею против тебя? А что ты думаешь о перворазрядном убийстве?
— Я не понимаю почему…
— Ты многое понимаешь. Ты МНОГОЕ ПОНИМАЕШЬ! — заорал на него Дженкинс. Он швырнул сигарету на пол и наступил на нее. — Трое из парней, разбивших твою машину, мертвы. «Красная осень» обнаружена в обоих случаях. Это значит, что убийца управлял машиной, покрашенной в цвет «красная осень». Машиной, у которой по крайней мере капот и передние крылья были покрашены в «красную осень»! А ты сдвигаешь очки на нос и говоришь, что не понимаешь, о чем я говорю.
— Я был в Филадельфии, — спокойно сказал Эрни.
— Детка, — понизав голос, произнес Дженкинс, — вот это хуже всего. Вот это по-настоящему плохо пахнет.
— У меня сегодня еще много работы. Убирайтесь отсюда или арестовывайте меня.
— Пока что, — проговорил Дженкинс, — мне нужно поговорить с тобой.
— Я был на турнире! — почти простонал Эрни. — Я четыре года хожу в шахматный клуб!
— Ходил, — поправил его Дженкинс, и Эрни замер. — Да, я говорил с мистером Слоусоном. Он сказал, что первые три года ты не пропускал ни одного занятия, даже когда простужался или плохо себя чувствовал. Ты был надеждой клуба, Эрни. Но в этом году ты забросил шахматы и…
— Я был занят. У меня была машина… и девушка…
— Мистер Слоусон сказал, что очень удивился, увидев тебя на турнире. Он думал, что ты уже не появишься ни в клубе, ни на соревнованиях.
— Я же говорю…
— Да, ты говоришь. Но интерес к шахматам возник у тебя только на время поездки в Филли, — а затем снова пропал. По-моему, это очень плохо пахнет.
— Не вижу ничего дурного в краткой поездке на шахматный турнир.
— Увы, она выглядит, как заранее припасенное алиби.