Критическое отклонение
Шрифт:
– Всё надо делать самому…
Два…
…океана – сиамские близнецы, сросшиеся у горизонта боками, ёжились неуютно, морщинились – один водяной рябью, другой длинными полосами облаков.
Поди угадай, что их гложет. Наверное, если зайти в эту отразившую саму себя синеву, погрузить в неё руки, нырнуть с головой – станет ясно, в чём причина тревоги. Жаль, до неба не достать. Зато можно шагнуть в прибой…
Волны с шумом накатывали на берег, неслись по гальке пузырящейся, шипящей лавой и, потеряв напор, неохотно ретировались, чтобы тут же вернуться с новой попыткой.
Поодаль, там, где волны точно не могли замочить ног, расположились на пляжных раскладных креслах Максвелл и Мэй. Тут же, на расстеленном одеяле, устроилась Элен с маленьким Дэймоном и кучей игрушек.
Максвелл смотрел на жену и сына с улыбкой, но умиление лишь усугубляло тревогу. Старт этапа «Соло» – и трое суток напряжённого ожидания в абсолютном бездействии. Вынужденном бездействии – Максвелл сделал всё, что мог, и от него уже ничего не зависело. Всё зависело от…
– Вы давно знакомы с Элен? – прервала невесёлые раздумья Максвелла Мэй.
– Года… четыре уже, – кое-как собрался с мыслями Максвелл. – Настоящее имя Элен – Елена. У Елены русские корни: её прапрадед был из старинного аристократического рода. Он эмигрировал из России, когда та полыхнула революцией.
– Надо же… – изумлённо качнула головой Мэй.
– Неужели это настолько необычно? – в свою очередь удивился Максвелл.
– А вы знали, что у Рэя в роду тоже есть русские, ставшие эмигрантами в те же самые времена? Прадед и прабабка. Или, наверное, прапра… Не помню, по какой причине, но они вынуждены были бежать, а поженились прямо на корабле, уносящем их через океан. В старости бедняги жалели, что покинули родину в трудные для неё времена. Считали, что если бы остались, история могла сложиться по-другому. Глупо, конечно. Мне кажется иногда, что глубоко скрытая тоска и стремление изменить то, что изменить невозможно, едва ли не самую суть мира исправить, передались Рэю по наследству, как часть русской крови.
– Действительно, занятное совпадение…
– Вообще говоря, в жизни много совпадений, если копнуть. Иной раз даже сомневаешься, совпадения ли это.
– Пожалуй… Слушай-ка, Мэй, а ты начинаешь размышлять, как настоящий учёный! – усмехнулся Максвелл.
– Могла бы ответить, что положение обязывает… однако всё далеко не так.
– А что насчёт доктора Химмельмана? Сомнительно, что он имеет близкое отношение к науке. Ты давно его знаешь? – поинтересовался Максвелл.
– Никто не знает, откуда он появился в жизни Рэя, – вот это я знаю точно.
– Да уж, Рэй бывает невероятно скрытен, когда дело касается определённого периода в его прошлом.
– Он… вернётся? – спросила Мэй, помрачнев.
Максвелл замешкался, вздохнул: врать не хотелось.
– Я думаю… есть шансы, – вымучил он, наконец, приемлемый ответ.
– Шансы…
– Мы первопроходцы, мы ничего не знаем точно. Но если он вернётся… когда он вернётся – мир сразу станет совсем другим.
– Мир уже другой, – Мэй прищурилась, всматриваясь в небо. – Сколько осталось ему? Этому небу, облакам, волнам? Нам всем?
– Рэй – наша надежда… последняя. Возможно, ему удастся спасти это всё.
– Он всегда рвался ходить по воде… – сказала Мэй резко – и осеклась, замолчала. – Добраться до Небес… – произнесла она после паузы. – Возможно ли подобное вообще?
– Рэй научил меня, что если поставить себе цель, то достичь её – всего лишь дело времени.
– Всего лишь?
– Именно так.
– И именно так была создана машина? Вы с Рэем просто поставили себе цель?
– Настоящий творец, конечно же, Рэй. Его заслуга в том, что он сумел вдохновить меня и других участников проекта. А без подобного вдохновения…
– Поэтому именно он первым ринулся в открытый машиной омут?
– Я понимаю твои чувства, Мэй, но это действительно очень важный проект.
– С этим я не спорю. Однако мои чувства не способен понять никто, кроме него, вдохновителя… всего этого…
– Что между вами не так? Вы вроде бы вместе, у вас прекрасный сын, который любит вас и которого обожаете вы оба, но ты и Рэй… Что не так?
– Рэй… Когда мы встретились, мне казалось, что он всегда искал именно меня. О! Этот свет в его глазах!.. Много позже я поняла, что он всё ещё ищет – во мне кого-то другого. А однажды, когда он всё-таки уяснил, что кроме меня во мне никого нет, разочарование погасило свет его глаз. Да, он всегда любил меня, однако это была не та любовь, которой он желал, а я, как ни старалась, не смогла дать ему желаемого…
– Да, Рэй довольно странный человек, – смутился Макс от подобной откровенности.
– Одержимый.
– Возможно, ты права, – смял разговор Макс, жалея, что начал его.
«Кто там сказал, что каждая несчастная пара несчастна по-своему?» – подумал он.
Да, не всем везёт так, как ему: замечательный сын, прекрасная жена… Максвелл посмотрел на Элен: она, кажется, вовсе не слышала состоявшегося разговора – сидела себе на одеяле, с улыбкой наблюдая, как играют мальчики. Идиллия…
Дети не скучали – вовсю наслаждались выпавшей свободой, и, несмотря на разницу в возрасте, им было совсем не скучно вместе. Малыш ковылял неуверенно за старшим, а тот с сияющим лицом указывал руками на небо, на берег, на волны и говорил что-то… Вот Дэймон подобрал голыш, поразглядывал его, затем, следуя «презентации» Альберта, поднял лицо к небу, засмотрелся. Очарованный, видно, невероятным зрелищем, он выпустил камушек и протянул ручонку, пытаясь достать эту синеву с плывущими по ней белыми комьями облаков! Где-то там, за этой синевой и за этими облаками, притаился Дамокл…
Максвелл сжал зубы, помассировал глаза. Усталость от нервного напряжения последних дней снова навалилась на него.
Элен заметила мучения мужа.
– Дорогой, тебе надо поспать, – обеспокоенная, сказала она.
– Да, пожалуй, – Максвелл кивнул, соглашаясь. – Извини, Мэй.
– Ну что ты, – Мэй пожала плечами. – У тебя и вправду неважный вид.
Максвелл поднялся и, взглянув ещё раз на сына, пошагал к посёлку.
…Он бросился бежать сразу, как только получил сообщение: сигнал коммуникатора, слишком настойчивый, чтобы заявить о каком-нибудь пустяке, вытащил Максвелла на свет из сумбурной тьмы, в которую он провалился, едва сомкнул веки. На бегу же и проверил, который час: всё-таки поспал минут сорок. Сонная одурь отлипала неохотно. Толком ещё не соображая, Максвелл прибавил скорости, проскочил через входные люки и галереи… и только потом понял, что очутился не во внешнем центре управления, куда собирался, а внутри купола, перед площадкой инженерного пульта с установленной на ней «клеткой».