Критика криминального разума
Шрифт:
— Мы с друзьями ювелиры, — начал он, кивнув через плечо в сторону товарищей. — Прислуживающий здесь мальчишка сказал нам вчера, что в городе было совершено несколько убийств, сударь, а также то, что вы приехали сюда, чтобы их расследовать.
Значит, Морик и с ними поработал.
— Простите меня, сударь, — продолжал Штольцен, — мне не хотелось бы, чтобы вы подумали, что я сую нос не в свои дела, но мы обеспокоены нашей безопасностью. Нам предстоит долгий путь, и… вы, конечно, понимаете. Мы везем драгоценные камни в Таллин. То, что мы слышали, нас очень обеспокоило. Быть ограбленными — это одно, но быть ограбленными и убитыми — совсем другое дело.
Я сделал небольшой глоток вина и задумался. Совершенно очевидно, Морик — большой сплетник. Ему без труда удалось
— Вы французы, не так ли? — спросил я.
— Я сам немец, но мои спутники — французы. Нам уже много раз приходилось и прежде проезжать через Восточную Пруссию, и с нами ничего дурного не случалось. Но то, что мы узнали, нас очень напугало. Если эти преступления были совершены грабителями, нам, несомненно, угрожает реальная опасность. Вы согласны?
— И кто же вам сказал, что убийства были совершены с целью ограбления? — спросил я, ожидая вновь услышать имя Морика.
— Но какая же другая причина может быть у убийства ни в чем не повинного человека?
— Зачем убивать, если не получаешь от убийства никакой выгоды? Вы это имеете в виду?
Герр Штольцен улыбнулся и кивнул.
— Вас бы успокоило, если бы вы узнали, что убийства были совершены по политическим мотивам? — спросил я.
— Политическим? — Он нахмурился, явно удивленный подобным предположением. — Те люди были убиты по политическим причинам, сударь?
Я покачал головой.
— Вы предложили мне одну версию, я вам предлагаю другую, которая гарантирует безопасность вам, вашим спутникам и ценностям, которые вы везете с собой.
— Политический заговор? — задумчиво произнес герр Штольцен. — Но с какой целью, сударь?
Я пожал плечами и положил в рот кусочек хлеба, который тщательно прожевал и проглотил, прежде чем ответить.
— Представьте, что кто-то по неизвестным пока причинам решил посеять панику в Кенигсберге. Происходящие одно за другим необъяснимые убийства — вполне надежный способ этого добиться, не правда ли?
— Если имеющиеся у вас сведения указывают в сторону подобного замысла, мне остается только пожелать вам удачи. А теперь, сударь, я должен оставить вас и пожелать вам приятного аппетита, — произнес он с дружелюбной улыбкой и с намерением вернуться к своему столу.
— Значит, политический заговор вас не волнует? — спросил я, стремясь продолжить начатый разговор.
Герр Штольцен пристально взглянул на меня:
— Конечно, волнует, сударь, но для нас подобное объяснение означает, что простые торговцы вроде меня и моих спутников могут не опасаться неприятных неожиданностей на своем пути. С точки зрения коммерсанта, все правительства примерно одинаковы.
— Я рад, если мне удалось вас успокоить, — сказал я с улыбкой.
Герр Штольцен поклонился и улыбнулся в ответ.
— Мы с друзьями выпьем за ваше здоровье. С вашего позволения, сударь.
Он слегка щелкнул каблуками, вернулся к своим спутникам и что-то тихо сказал им. Все трое подняли пивные кружки и дружески улыбнулись мне.
В ответ я тоже поднял бокал.
Ну вот, я только что допросил первого подозреваемого, пронеслось у меня в голове.
Я выпил бокал до дна. Затем, поклоном распрощавшись с тремя торговцами, встал из-за стола и удалился наверх, в свою комнату. В камине догорал огонь, на поду стоял медный кувшин с теплой водой. Несмотря на смертельную усталость, я уселся за стол, чтобы закончить письмо жене.
«Перечитав все только что мною написанное, дорогая, я обнаружил, что не сумел с достаточной ясностью охарактеризовать ход моего расследования. Возможно, мне уже удалюсь отыскать верную нить, и я надеюсь, что надолго не задержусь в Кенигсберге. И на этом добром известии я хочу пожелать тебе благополучия и сказать: „До скорого свидания“».
Я добавил еще несколько нежных слов, предназначенных для детей, затем запечатал конверт и отложил его в сторону. Поставив свечу на стол у окна и переодеваясь для отхода ко сну,
Но что мальчишка затевает?
Он поднял глаза на меня и помахал рукой. Парень знал, в какой комнате я остановился, и теперь, кажется, пытался привлечь мое внимание. Мысленно я вернулся к трем купцам, с которыми познакомился внизу. Неужели он пытается шпионить за ними? Нет, мальчишка действительно превращался в настоящую напасть. Я решил, что утром следует серьезно поговорить с ним по поводу его поведения. Рано или поздно из-за своего любопытства он обязательно попадет в беду.
Я задернул шторы, твердо решив больше никогда не слушать Морика и не попадаться на удочку его детской глупости. День для меня выдался длинный и тяжелый, и я жутко устал. Я поспешно умылся и нырнул в кровать. Поскрипывание свежего постельного белья, аромат недавней стирки и крахмала вызвали ощущение довольства и уюта, и я поплотнее укутался в тяжелое пуховое одеяло. Не пройдет и нескольких минут, подумал я, как я усну глубоким и сладким сном. Но в несколько мгновении перед тем, как нежный Морфей принял меня в свои объятия, я внезапно напрягся от ужаса. Приснилось ли мне это, или я на самом деле увидел странную тень, появившуюся вдруг за спиной у Морика? Бледное видение мелькнуло так быстро, что не успело запечатлеться в моем погружающемся в сон сознании.
В ужасе я подскочил в постели, выпрыгнул из нее и подбежал к окну. Отдернув шторы, бросил взгляд на противоположную сторону двора. Там все было темно. Никого и ничего.
Ни свечи. Ни Морика. Никаких признаков человека или призрака.
Глава 8
Первый бледный намек на рассвет коснулся штор моей комнаты, но к тому времени я уже не спал примерно час. Меня разбудил жуткий кошмар. Я проснулся, задыхаясь, вспотевшие волосы прилипли ко лбу, тело напряглось, сердце бешено колотилось, готовое вырваться из груди. И тем не менее страшный сон был гораздо менее тяжел и менее ярок, чем обычно. Камень лишь едва коснулся его черепа. Трава не окрасилась кровью. Остекленевшие глаза казались менее застывшими, в них чуть меньше, чем раньше, чувствовался укор. Впервые за все семь лет, в течение которых меня преследовали эти сновидения, я не был парализован ужасом. Я мог двигаться. Я пытался добраться до него, спрыгнув с высоченной скалы, сжимая в руке его спасение. На сей раз меня нельзя было обвинить в бездействии. Я извлек флакон из кармана, ощущая пальцами холод стекла. Луч солнца осветил содержимое, и оно замерцало, засверкало, словно растворенный янтарь…
Я попытался отделаться от неприятных воспоминаний о сне, выпрыгивая из постели. Дрожа от холода, я помешивал серые угольки в камине, подбрасывал в него щепки и лучины, что наколол накануне вечером Морик. Постепенно огонь разгорелся, и я подвинул медный кувшин поближе к нему, чтобы разогреть воду, которой умывался вчера перед отходом ко сну. Подойдя к окну, я выглянул на улицу. За ночь выпало еще больше снега, но в отличие от прошедшего дня на жемчужно-сером небе не было заметно тяжелых снеговых туч. День скорее всего будет морозным, подумал я, глядя на удивительно длинные сосульки, свисавшие с водостока над моим окном. Окно на противоположном конце двора, где я прошлой ночью видел Морика, было темно и пусто. В нем отражался только огонек моей свечи. Что там делал мальчишка? Кто-то наблюдал за ним? Возможно, какой-то сообщник? Или мне все это просто привиделось?