Кривая дорога
Шрифт:
С кем преломил один хлеб, на того уже зло держать не моги. Ели мы все вместе, по очереди черпая густую наваристую похлёбку из котелка и заедая выпечкой от заботливой Весеи. Яромиру поставили мису отдельно, но тот и не перечил. Только Белогость подозрительно повертел пирог в пальцах, обнюхал, осмотрел так и эдак и не решился надкусить. Я без обиняков съела и его порцию.
Путь предстоял неблизкий. Шли весь день, бросая друг на друга косые взгляды, ожидая подвоха и всё не понимая, друзья с нами идут или враги. И, если для странного отряда хватало и того, что перед
Данко оживлённо рассказывал про волчью общину, которую, кажется, считал лучшим местом на земле, и даже мысли не допускал, что мы можем оказаться супостатами, её выискивающими. Волк Яромир и воркун35 Могута ликования не выказывали и вообще делали вид, что попутчиков не прибавилось.
– А вот здесь заночуем, – решил Данко, когда начало смеркаться. Серый невольно скривил губы: привык, что он в пути за главного. А вот. Побудет в моей шкуре.
В условленном месте путников поджидали кострище и шалаш, сплетённый из живого молодняка, чтобы сухие ветки не выдавали стороннему глазу укрытие, да и не обижать лешего без надобности. Могута собрал костерок, приладил котёл, занялся ужином, многозначительно посматривая на меня: мол, твоё, бабье дело стряпать. Я и не подумала: и не умела особо и спину гнуть перед нахалом не собиралась.
Сторожить нас особо не от кого, Но Серый настоял – привычка – и вызвался первым. Данко для вида поспорил, но уступил, решив заменить охранника в середине ночи.
Зевая до хруста челюсти, я выползла из шалаша, как только освободившийся супруг уснул, свернувшись у моего бока. Глаза слипались, но, хоть убей, сон не шёл. Данко устроился поверх ещё тёплого кострища, накидав на него веток, и любовался на редко видимые в этом краю звёзды. Те перемигивались, прыгая по макушкам деревьев, и сверкая холодным осенним светом.
– Чего, не спится? – спросил оборотень, не поворачивая головы.
– Ни в одном глазу, – кратко ответила я, снова зевнув.
Данко усмехнулся и подвинулся, предлагая прилечь рядом в тепле. Закинул руки за голову и поиграл мышцами на широкой груди. Никак рисуется? Я обернулась на тощий серый хвост, торчащий из палатки, и покачала головой:
– Постою.
– Вы шли за стариком? – поинтересовался волк.
– За ним, – а есть ли смысл врать?
– Мы не причиним ему вреда. Он старый, сумасшедший и больной оборотень. Ему нужна… семья. Свою он потерял слишком давно и никак не может завести новую.
Я честно и легко ответила:
– Мне всё равно. Он мне не брат и не сват. Просто одинокий старик. Почему-то он дорог Серому, но это его проблема.
– Не очень-то ты похожа на любящую жену, – удивился мужчина.
– А разве любящая жена не имеет права на собственное мнение?
– Волчица, – догадался оборотень, – ты только недавно вошла в силу, да?
Я промолчала. Не его дело.
– Ты станешь добрее. Потом, позже, – смягчился Данко, – если сама захочешь.
Я хмыкнула. Куда уж добрее?
Тут оборотень подорвался с места, навострил уши:
– Слышишь?
Я покачала головой: деревья трещали как и прежде, новые знакомцы мирно посапывали, деловитый ёж топотал в канавке за две сажени от нас. Данко беспокойно оглядывался в поисках источника звука. Какого?
– Стой здесь, – велел он и уверенно зашагал в чащу. Разумеется, я пошла следом: ну как что интересное и без меня?
– Кричат же?
Я снова прислушалась – тишина.
– На помощь зовут. Женщина.
Да нет же!
Данко носился из стороны в сторону, словно и правда слышал несуществующий голос. Я невольно задумалась, может, это я – глухая тетеря?
Ели зловеще кланялись невидимому божеству, ожидая, пока лес соберёт свой осенний урожай. Ели хотели крови. Волчица во мне чуяла это и понимала, отзывалась на голодный холод деревьев тоскливым воем. Захотелось скинуть одежду и отдаться этой силе без возврата, стать частью Матери-Земли, умереть и родиться с ней заново.
Ветер нёс Силу. Забытую и обиженную. И Сила отзывалась в голове глупого волка криками о помощи, заманивала, тащила в сети. Теперь и я слышала, как завывает, плачет женщина, которой нет.
– Стой, дурень! – оборотень только отмахнулся. Герой, тоже мне!
Ох, не угнаться за крепким мужиком на слабых человеческих ногах! Как же лап не хватает, а перекидываться уже поздно. Ветви хлестали по щекам, не пуская, уговаривая оставить добычу, не мешать. Хотела ли я спасти глупого волка? Да я его даже не знала! Вот ежели поутру его не окажется на месте, проблем не оберёшься. Это да. Но вело меня другое. Лес чаял отобрать моё. Я – главная здесь. И это со мной надо считаться. Кто посмел перечить?
Деревья смыкались за спиной Данко, не давая рассмотреть, куда мчит, где сворачивает. Чёрная пасть глотала его, не желая делиться с пришлой волчицей.
– А-а-а-а! – на сей раз крик был настоящим.
Данко лежал у чёрной коряги с вывернутой ногой и подвывал от ужаса, как ребёнок.
Коряга разинула пасть.
Ветви-щупальца опутывали тело, душили, тянули, хотели сожрать. Здоровенный взрослый мужик не мог и шелохнуться.
Я запрыгнула на корягу верхом, повыше пасти, и ломанула на себя ближайшую ветвь. Та надломилась, издав булькающий хрип, но вторая тут же попыталась зайти со спины. Не на ту напали! Перекатилась, не забыв пнуть махину каблуком в нарост на коре, поднырнула под ствол и голыми руками рванула кусок коры-кожи.
Монстр закричал. Ага! Я дёрнула ещё кусок коры, но вёрткая ветка обвилась вокруг ноги, оттащила.
Данко без дела не сидел, но и помощи от него никакой не предвиделось: бестолково испуганно молотил по путам, стараясь хоть вздохнуть.
– Ух-х-ходи! – прорычал монстр, – ух-х-ходи!
– Не! Смей! Мне! Указывать! – я царапала ветви когтями, волчица ликовала и упивалась боем.
– Не бросай меня! – запаниковал Данко. Я бы презрительно сплюнула, да времени не хватало.
– М-м-моё! – проскрипел монстр.