Кривые деревья
Шрифт:
Искрошив и переведя понапрасну едва ли не десяток папирос, она пыталась собраться с мыслями, успокоиться, выбросить из головы неприятное и вовсе постороннее известие. Не она же, в конце концов, убивала этого человека, что ей думать теперь о чужой кровавой трагедии!..
Выбрав неприметное серое платье и шляпу с большими, скрывающими лицо полями, она решилась выйти освежить голову.
На другой стороне переулка стояла невесть откуда взявшаяся огромная дубовая бочка. Мужик со смоляной бородой, в белом фартуке наливал из крана квас. Любовь Яковлевна прошла мимо и спиной почувствовала на
— Откуда квасник?.. никогда не было… — спросила она стоявшего на посту будочника.
— Разрешение имеет, — притронувшись к околышу, отвечал служивый. — Патент по всей форме…
На Бассейной Любовь Яковлевна села в пролетку. Тут же представился Черказьянов, распростертый, оскаленный, плавающий в луже собственной крови. Справившись с приступом тошноты, она вспомнила, что не сказала, куда ехать. Поднявши голову, Любовь Яковлевна взглянула по сторонам и обомлела. Ехали по Екатерининскому! Натянув вожжи аккурат напротив дома Вебера, ванька обернулся. Любовь Яковлевна машинально кинула двугривенный и сошла.
На тротуаре перед самыми ногами мелом были очерчены контуры поверженного человеческого тела. Равнодушные прохожие ступали прямо по белым линиям, отчего в некоторых местах мел стерся. Играющие дети, к примеру, смогли бы пройти в дыру на затылке Черказьянова и выйти через колено. Впрочем, не все прохожие были равнодушными. Любовь Яковлевна различила двух в одинаковых гороховых пиджаках, с интересом приглядывавшихся к прочим. Не найдя в себе силы пройти как все, она обошла распростершийся призрак и быстро направилась в сторону Конюшенной.
Другая Стечкина шла рядом и стыдила ее.
— Возьми себя в руки, не будь мнительной! — говорила она, почему-то тоже скрывая лицо полями шляпы и торопясь подальше уйти от злополучного места. — Этак ты доведешь себя до навязчивой идеи.
— Ведь это мне хотелось лишить его жизни, — в раздумии отвечала Любовь Яковлевна, скользя взглядом по чистой воде канала. — Ячувствую, будто кто-то прочел мои мысли и взял смелость исполнить их.
Другая Стечкина на ходу пожимала плечами.
— С чего бы этот кто-то стал мстить мерзавцу за посягательства на твою честь? Кому вообще до тебя дело?.. Черказьянов был связан с большими деньгами, сие опасно само по себе. Думаю, из-за денег его и порешили. Растратил чей-нибудь капитал или еще проще — не поделился с бандитами…
Довод показался логичным и несколько успокоил Любовь Яковлевну. Перейдя Невский, она продолжила идти по набережной, обходя посаженные здесь кривые черные деревья. Несколько раз обернувшись и не заметив никаких преследователей, она сбавила шаг. Ее обогнала высокая кибитка с привязанными сзади к балчуку двумя белыми ямскими лошадьми. В кибитке сидел мальчик с нерусским лицом, сильно напомаженный, завитой, с приподнятыми, как у китайцев, углами глаз. В руках у него была пачка синих полинялых ассигнаций. Повернув голову, дитя улыбнулось ей, показав острые фарфоровые зубки.
— Денги, — отчетливо произнес ребенок. — Очин карашо!
Вышло смешно и непонятно. Любови Яковлевне захотелось немедленно понять стоявший за эпизодом смысл. Повертев головой в поиске возможного свидетеля, она увидела облокотившегося о парапет пожилого господина со сломанной бамбуковой тростью.
— Пржевальский в городе! — поймав ее удивленный взгляд, прокомментировал тот и с отвращением сплюнул в воду. — Тьфу, гадость…
Пржевальский? Она не знала и не хотела знать никакого Пржевальского…
День был свеж, в меру прохладен. Любови Яковлевне было хорошо в плотном шерстяном платье, она решилась продолжить прогулку и по Миллионной вышла на площадь Зимнего дворца.
Величественный архитектурный ансамбль настроил на патетический лад и торжественность, влил в жилы некую толику патриотизма и здоровой национальной гордости. Отсюда начиналась простиравшаяся на многие тысячи верст могущественная Российская империя, и Любовь Яковлевна сознавала себя частью Великого сообщества.
Взяв влево от столпа, она пошла под самым фасадом Зимнего. В одном месте стена была разрушена. Несколько мастеровых под присмотром жандарма заделывали пробоину свежей кирпичной кладкой. Любовь Яковлевна никогда не интересовалась политикой, но знала, что какие-то сумасшедшие пытались взорвать дворец и убить царя. Господь спас. Но почему так сплоховала охрана?..
Ближайшее из окон оказалось ярко освещенным. Не удержавшись, Стечкина заглянула внутрь и обмерла. Император, в халате, с мокрыми волосами, чистил над раковиной зубы. Увидев ее, он выплюнул воду и приветливо помахал державшей щетку рукою. Любовь Яковлевна немедленно склонила голову и присела в глубочайшем книксене. Когда она осмелилась разогнуться, свет в окне оказался затушен.
Выпавшая редкая удача чрезвычайно взбодрила Любовь Яковлевну. По площади шли и другие люди, но лишь ей посчастливилось узреть помазанника и получить монаршее приветствие! Необходимо было как можно скорее рассказать в подробностях, поделиться прочувствованным с кем-нибудь, кто смог бы понять и оценить произошедшее. Ах, как слушали бы ее сейчас в Отрадном! А здесь, в Петербурге?
Взмахом зонтика она остановила дрожки.
— На Графский!
Подпрыгивая на подушках, она выстраивала грядущий монолог, намечала необходимую экспозицию, стремительно-захватывающее нарастание и неожиданную эффектную концовку… прикидывала интонации, жесты, какие-то другие внешние эффекты, проговаривала текст про себя, стараясь не утерять существенного и заранее наслаждаясь реакцией благодарного, умного слушателя.
Доехали быстро. Раскрасневшаяся, возбужденная, с начальной фразой на языке, Любовь Яковлевна взбежала по нескольким ступеням, дернула шнур звонка, отстранила вставшего на пороге лакея.
Тургенев в домашнем халате сидел спиной к ней за ореховым бюро и, судя по всему, что-то писал. Стечкина едва поборола искушение подкрасться и закрыть ему глаза ладонями. Переведя дух, она кашлянула. Иван Сергеевич резко обернулся — сердце Любови Яковлевны трепыхнулось и ухнуло в низ грудной клетки. Тургенев был с бородою! Чужое холодное лицо, неприязнь во взгляде. Он хмурился и явно не узнавал ее.
— Сударыня, — заговорил литературный классик, приподымаясь и запахивая разошедшиеся полы халата, — право же, я занят и в настоящее время не могу… — Голос писателя сорвался на фальцет. — Однако, Василий Петрович, что наконец происходит?..