Кризис на Вулкане
Шрифт:
– Давайте договоримся собраться на подпространственную конференцию через три стандартных дня. Возможно вместе со всеми участвующими сторонами мы сможем преодолеть этот тупик.
Экран опустел. Сарек откинулся на спинку стула и Спок увидел, каким измученным и утомленным выглядит его лицо. Тихо, так и не заговорив с отцом, юный вулканец вышел. День был прекрасным, с теплым южным бризом и позже вечером обещал росу. Спок нашел свою мать снаружи, ухаживающей за своим садом. Зеленое пространство было оазисом в скалистых предгорьях. Экзотикой. Аманда Грейсон
Она тонко чувствовала будут ли растения расти или нет, знала как помочь лозе здесь, чтобы укоренить инопланетный куст в другом месте. Ее сад олицетворял Вулкан, но не только. Она разводила все виды инопланетной флоры. Темно красные стебли атлантианского огненного прута, качающиеся от бриза, тесно перепутались с голубой сетью андорианского листа-головоломки. Подушкообразный пласт низкорослого Draebidium froctus примостился напротив прозрачных стеблей ригелианских линзовых деревьев – приземистых, корявых, миниатюрных деревьев с прозрачными линзами, усеивающими их кору. Линзы концентрировали солнечный свет, значительно ускоряя фотосинтез деревьев и позволяя им быстро распространяться – если бы Аманда не подстригала их, как заметил Спок.
– Привет, Спок, – сказала она не поднимая глаз.
– Привет, мама, – ответил Спок. – Как ты узнала, что я наблюдал за тобой?
– Я знаю как звучат твои шаги семнадцать лет, – ответила Аманда улыбаясь ему. – Было бы странно, если бы я не узнала их теперь. – Она закончила обрезать линзовые деревья и опустила ножницы в корзину. – О чем ты думаешь?
Спок серьезно произнес.
– Кажется растения хорошо реагируют на твою заботу. Они здоровы и свободны от паразитов.
Аманда рассмеялась. Она повязала свои короткие волосы шарфом, и теперь развязывала его. Спок отметил, что в ее волосах только начала показываться седина.
– Мама, – сказал он, – почему ты надо мной смеешься?
Она ласково посмотрела на него.
– О, Спок, я смеялась не над тобой. А только над тем, что иногда ты бываешь истинным вулканцем.
– Но я вулканец.
– Только частично, – напомнила она ему. – Давай присядем в тени и понаслаждаемся садом.
Тенистая скамейка, чья крыша обросла пышной золотистой паутиной виноградных лоз, подарила им прохладное место.
– Я хочу поговорить с тобой, – медленно произнес Спок, – о том, что случилось по пути домой с системы Марата.
– То, что ты сделал на борту «Энтерпрайза» стало известно до того как вы прибыли, – сказала ему Аманда. – В тот день, когда это случилось, я была в городе, и все люди, которых я встречала, гудели о новостях о том, что ты спас корабль Федерации. Они думают о тебе как о герое.
– Это-то и беспокоит.
Аманда ждала. Когда Спок не стал продолжать, она сказала:
– Спок, ты сделал хорошее дело. Ты использовал свои знания, чтобы предотвратить насилие.
– Возможно не само по себе.
Спок глубоко вздохнул. Воздух в саду был приятным, сладким от цветов, которые раскачивал бриз, остро пряными от инопланетной пыльцы с запахом похожим на запах корицы, имбиря, гвоздики, и все же отличного от них всех.
– Мама, когда команда благодарила меня за то что я сделал, я… я чувствовал удовлетворение.
– А почему ты не должен был это чувствовать?
Спок посмотрел вдаль. Под дымчато-оранжевым небом холмы Вулкана простирались до самого горизонта.
– Я вулканец, – просто сказал он. – Отец учил меня, что я должен жестко контролировать все свои эмоции. Но из всех эмоций чувство счастья и удовольствия контролировать труднее всего.
– Потому что они приятны, – сказала Аманда.
Спок посмотрел на нее. На ее лице было понимание.
– Да, – просто сказал он. – Мама, как люди справляются с такими чувствами?
– Порой мы уступаем им, – сказала Аманда. – Спок, ты считаешь, что вулканцы не чувствуют вообще никаких эмоций?
Спок задумался.
– Я знаю, что затаивать эмоции разрушительно для логики. Поэтому вулканцы исключили эмоции из своей психологии.
– Нет, – сказала Аманда. – Спок, ты должен понять, что твой отец был очень строг к тебе только потому, что ты наполовину человек. Именно поэтому он так настаивал, чтобы ты научился управлять своими эмоциями. Думаешь ты единственный вулканец, который испытал их? Нет. Разве ты не помнишь, когда ты был ребенком? Некоторые дети иногда дразнили тебя, не так ли?
– Да. Потому что я был другим.
– Но разве ты не видишь? Поступая так они признавали свои эмоции. Просто большинство родителей вулканцев несколько снисходительны, когда их дети слишком малы. Они не обучают их способам управления эмоциями, пока они не станут старше. Но Сарек начал твое обучение как только ты научился говорить и понимать. Помнишь свое падение, когда тебе было четыре года? Мы были в Тасканских горах и ты сорвался с крутого склона.
Спок покачал головой.
– Не могу вспомнить.
– Ты ушибся и поцарапался, когда я добралась до тебя, но не плакал. Я спросила не поранился ли ты. – Аманда тихо рассмеялась. – А ты ответил мне короткой лекцией о психологической пользе боли, которая помогает организму выживать, распознавая потенциальную угрозу.
– Я все еще не понимаю.
Аманда коснулась его щеки.
– Все в порядке. Дело в том, что любой нормальный вулканский ребенок кричал бы от боли и испуга. В четыре года ты был слишком дисциплинированным. Спок, ты когда-нибудь читал о стоиках?
– Философская дисциплина древней Земли?
– Это стоицизм, – поправила Аманда. – Стоики это те, кто занимался дисциплиной. Они полагали, что все чрезмерные эмоции это плохо – слишком много горя, слишком много радости. Они тоже верили в контроль над эмоциями. И хотя их ключом был контроль, они смогли изжить эмоции не больше, чем можешь ты. Или твой отец.