Кризис жанра
Шрифт:
— Извини, но я не могу оставить тебя в живых. Ты представляешь угрозу для моего клиента, — неумолимо сказала я, схватив его за руку. Он завозился, изворачиваясь. — Не дергайся, будет только хуже.
— Подожди, мы можем договориться! — заорал Глеб в панике. Его попытки вырваться только затягивали узлы.
— Это аконитин, страшный яд. Он используется в КГБ в различного вида «кололках». Ядовит настолько, что действует даже под водой, — медленно, смакуя каждое слово, проговорила я, — при введении внутрь действует на организм кошмарно. Сначала закипает кровь, потом отовсюду начинают вылезать внутренности, кровь свищет… — Говоря, я приблизила иглу к вене на его руке, второй рукой надежно фиксируя ее.
— Сто миллионов! — закричал Глеб в истерике. — Я дам тебе половину!
— Какие сто миллионов? — выразила я заинтересованность, остановилась, медля делать укол.
— Наследство Александра. Если поможешь его получить, я отдам тебе половину, — с жаром пообещал он.
— Ха-ха-ха, — с интонацией
— Подожди! Подожди! У меня у самого есть деньги. Не делай этого! — взмолился Глеб пуще прежнего. — Я заплачу!
— У тебя что, деньги с собой? — с недоверием спросила я и предупредила: — Учти, у меня большие запросы, и одним контейнером «из заднего прохода» тебе не обойтись.
— Нет, деньги в банке, — хрипло прошептал Глеб. — В камере хранения на вокзале пластиковая карточка. На ней двести тысяч. Это задаток. Остальные снимешь со счета. Уверен, ты сможешь.
— Продиктуй мне номер счета, номер ячейки, ну, все, что надо, короче, и останешься жив, — пообещала я, — если, конечно, ты не врешь. Иначе я вернусь и сделаю все в десять раз больнее.
— Нет, нет, я не вру, клянусь, — горячо заверил Глеб. Он продиктовал информацию, которую я требовала, и вздохнул с облегчением.
— Не расслабляйся, я все равно тебя убью, — жестоко огорчила я его. — То, что ты будешь жить, я немного приукрасила, имея в виду, что будет жить твой бессмертный дух, а тело отойдет земле.
— Ах ты, тварь, — прошипел Глеб, зеленый от ненависти, — чтоб ты сдохла!
— Сначала ты, — улыбнувшись, я вонзила иглу ему в руку.
— Подожди-и, — взвизгнул Глеб тоненько, — что мне еще сделать? Я все сделаю! Только не убивай!
— У меня есть с собой видеокамера, — сказала я, глядя ему в глаза, — если признаешься во всем перед ней, то будешь жить.
— Да, тогда я заживо буду гнить в тюрьме до конца дней! — воскликнул он с выражением безысходности на лице. — Уж лучше смерть!
— Ладно, — плавным нажатием я ввела препарат ему в вену.
— Ах ты, паскуда! — заревел Глеб, дергаясь. — Будь ты проклята! Проклята! — в дело пошел трехэтажный мат.
— Может, ощущение близкой смерти очистит тебе разум, не знаю, — вздохнула я, роясь в кармане черной легкой куртки на липучках. Наконец я нащупала пузырек и, вытащив его, продемонстрировала Глебу: — Прикинь, совершенно случайно у меня оказалось противоядие.
— Пошла на хер, сука! — прохрипел Глеб, краснея и покрываясь потом. Раствор, используемый в условиях низких температур для повышения температуры тела бойца, начинал действовать. Я знала, что Глеб в эту минуту чувствует раскаленную печку внутри себя.
— Как ощущения, господин живой мертвец? — оскалилась я. — Не мерзнешь ли? Может, одеяло подоткнуть? — И посмотрела на часы: — Да — времени у тебя в обрез. Советую помолиться до того, как из глотки полезут куски легких.
— А-а-а, тварь, тварь! — орал Глеб в исступлении. — Я убью тебя!
— Нет, не убьешь. Может, поспорим? — спокойно пробормотала я, поднимаясь с кровати. — Наверное, я пойду. Сейчас по ночному каналу будет хорошая комедия. Оставаться тут у меня нет никакого желания. Еще ночью потом приснится! Бррр, — я поежилась.
— Стой! Дай мне противоядие, и я все расскажу, — попросил жалобно Глеб, обливаясь потом. — Женя, пожалуйста.
— Сначала скажи, потом получишь противоядие, — отрезала я, сохраняя на лице каменное выражение.
— Но я же сдохну раньше! Дай, мать твою, противоядие, стерва, и вот тебе слово вора, что все скажу! — завопил, выходя из себя, Глеб.
— Засунь себе свое слово знаешь куда? — спросила я угрожающе. — Сначала все расскажешь на камеру, потом получишь противоядие, и никак иначе! Часы тикают!
— Да, да, хорошо! — яростно закивал Глеб. — Включай свою байду!
В несколько секунд я установила на табуретке, поставленной на стол, видеокамеру, настроила ее.
— Давай, засранец, мы в эфире. Назови для начала свое настоящее имя, представься, кто ты есть, ну, и дальше…
— Я — Глеб Юрьевич Корноухов… — начал Глеб свое повествование. Рассказ поминутно прерывался выкриками, что ему кажется, что он уже умирает и надо бы вколоть противоядие, или что у него уже кишки наружу лезут. Я орала на него, чтобы не гнал пургу и говорил дальше.
— Пока ты говоришь, я не заинтересована в твоей смерти.
Вся исповедь заняла пятьдесят шесть минут. Я узнала много интересного из жизни бандита. Например, как он нашел для смены личности подходящую кандидатуру, некоего Рашида, который как-то подошел к нему на улице в Москве и предложил за небольшое вознаграждение выполнить любую работу. После разговора по душам за парочкой бутылок водки Глеб уверился в правильности своего выбора. Он придушил пьяного собутыльника, забрал документы, а тело сжег в топке одной из котельных, где работал его человек. Идея похитить воровской «общак» пришла к Глебу, когда он понял, что хорошим он не кончит. Шла война между группировками за передел сфер влияния. Каждый день его корешей отвозили в морг, причем некоторых — по частям. Он решил не ждать такого конца, взял деньги и слинял сначала в Москву. Там уже было все готово для проведения пластической операции. Она прошла не совсем удачно, и разъяренный Глеб
Вернувшись в Россию, Глеб вновь чувствует всепоглощающую ненависть, и ему доставляет удовольствие уничтожать родных Эдуарду людей. Алису, свою родную сестру, несмотря на прошлые раздоры, он убивать не собирается. Поэтому ей подкладываются улики, указывающие на Александра — будто тот маньяк. Он надеется, что Агеева сама откажется от идеи усыновить Александра, старательно формируя образ психопата. Но сестра оказывается слишком жадной и упорно прет дальше, несмотря на препятствия. Чтобы она не смогла заявить на Александра в милицию, обвинить его в убийствах, Глеб, одновременно подставляя племянника, создавал ему алиби. Использовались редкие яды, которых умственно отсталому ни за что не найти. В случае с Аллой Осиповной Антонина специально довезла Александра до стройки и велела спросить у сторожа, сколько времени, чтобы сторож его запомнил и запомнил время, потому что в это самое время на другом конце города убивали Аллу Осиповну. Имелся еще запасной план. Используя личность и подлинные документы Рашида Джумгалиева, Глеб, в случае лишения Александра наследства, если того все же арестуют и признают виновным в противоправных действиях против других наследников, собирался выдать себя за внебрачного сына Юрия Корноухова. Были подготовлены документы, что Юрий сочетался с Розой Джумгалиевой, матерью Рашида, церковным браком, который по гражданскому кодексу приравнивается к государственному, и дети, рожденные в таком браке, признаются полноценными наследниками. Больше всего неприятностей Глебу доставляла, разумеется, я. Используя прослушку в доме Агеевой, установленную Пьером, Глеб узнал обо мне, затем в базе данных «Тандема» нашел мое досье, собранное Капустиным. Хорошо, что в досье не содержалось адреса тети Милы, иначе дело бы кончилось намного печальнее. Уже по фамилии Глеб нашел меня в списках членов спортивного клуба и послал на мое устранение костоломов из Пензы. Потом отправил за мной Пьера на «МАЗе» и целую толпу бандитов с дубинами на пляже. В отчаянии несколько раз он сам пытался меня отравить, но попытки всякий раз срывались из-за Александра. Он носился по кухне, хватал без разбора всякую еду. Глеб боялся, что он отравится вместо меня. В одну пару босоножек он приладил отравленную колючку, однако я их больше не надела, так как в результате разборок на пляже был испорчен костюм, подходивший к ним, и я выбрала другие туфли.