Кризис
Шрифт:
— Я не причиню тебе вреда, птичка. Я знаю твою расу. Идем, я научу тебя искусству удовольствия!
Она вскинула ногу и ударила по возбужденному члену. Пануа взвыл от боли. Обычно скрытый, половой член халиан был очень уязвим, и Берк это знала. Знать — ее профессия.
Она оказалась за спиной жертвы, обхватила руками его шею и сжала смертельными тисками. На фоне огромного тела руки Берк казались тонкими и слабыми, но впечатление было обманчивым. Тренированный убийца-нидиец обладает колоссальной силой.
Прежде чем жертва успела моргнуть, Берк перекрыла подачу крови к мозгу. Халианин осознал угрозу и, выставив когти,
Пануа пытался овладеть собой и спрятать поврежденный орган, но не успел. Потеряв сознание, халианин рухнул на пол.
Берк не ослабляла железной хватки на его горле.
Наконец жертва была мертва.
Берк подтащила тело к матрасу, легла на спину и взгромоздила труп на себя. Обхватив голыми ногами жирные ляжки халианина, она сделала глубокий вдох и закричала. Голос был пронзительный и испуганный.
Никого.
Без сомнения, охранникам доводилось слышать и не такое.
— Помогите! Ему плохо! Помогите!
Это подействовало.
Оба охранника влетели в комнату и бросились к своему хозяину. Изрыгая потоки проклятий, они сняли его с Берк. Потребовалось всего несколько мгновений, чтобы определить, что перед ними труп. Следов насилия не было, если не считать расплющенного полового члена, на который охранники тщательно старались не смотреть: табу запрещало пануа видеть обнаженный член другого мужчины. Это Берк тоже знала.
— Что произошло? — спросил один из них, схватив ее за руку.
— Он… он… мы… и тут он остановился, застонал и схватился за грудь!
Телохранители переглянулись.
— Черт, — сказал один из них. — Дело дерьмо.
— Ну, это не самая плохая смерть. Он был уже старик. Давай-ка заберем его отсюда. В этом городе есть представители его клана, лучше он умрет у них, а не здесь.
— А что делать с этой?
— Она чужая, птица-шлюха. Будет молчать. Будешь?
— Д-да!
— И я так думаю. Идем. Давай унесем его.
Когда мертвую жертву вытащили из комнаты, Берк позволила себе улыбнуться.
Скрестив ноги и выпрямив спину, Имани сидел в своей келье и размышлял. Мысли продолжали тревожить его покой, ощущение чего-то неминуемого билось крыльями о стену его спокойствия. Для Халии настали черные дни, и еще чернее было грядущее. Чтобы почувствовать это, не нужно быть мастером «ладу кази».
Камень под Имани нагрелся, но стены монастыря и под палящими лучами летнего солнца источали прохладу. В монастыре было тихо и сумрачно. Во дворе под бдительным присмотром старших послушников ученики отрабатывали атакующие и защитные движения и занимались ритуальными танцами. Все казалось спокойным, но Имани чувствовал, что это не так. Он был стар, многое повидал в жизни и наконец достиг того состояния мира с самим собой, которое позволяет быть довольным всем вокруг. В юности он слыл сорвиголовой, горел желанием показать себя, использовать редкие и тайные боевые искусства. Ему не раз случалось убивать собственными лапами за реальные и вымышленные оскорбления. Он отправился на войну и умело применял там свое искусное владение оружием. Как любого молодого и задиристого халианина, его побаивались и избегали становиться поперек дороги.
Потребовались годы и опыт, чтобы в конце концов понять, что настоящему мастеру боевых искусств никогда не приходится их применять. Мастер может рассеять
Имани вздохнул. Медитация не клеилась. Он не мог очистить свои мысли. Какая бы скрытая опасность ни витала в воздухе, она поднимала в Потоке рябь, игнорировать которую нельзя.
Старик-халианин встал. Остывшие члены протестовали, но повиновались, как всегда. Он поднялся одним плавным движением, так что казалось: вот он сидит, а в следующее мгновение уже стоит, словно не было перехода между двумя этими состояниями. Конечно, Имани уже не так быстр, как молодой халианин, но он возмещал утрату резкости, оттачивая мастерство. Теперь он не растрачивал попусту драгоценную энергию. Слова «ладу кази» дословно означали «быстрые лапы». С годами он узнал, что быстрота бывает разная. Не важно, с какой скоростью халианин мог нанести удар, атака имеет смысл, если поражает цель.
Время занятий.
В пружинной комнате Имани прикоснулся к рычагам, управляющим механизмами атаки. Комната была маленькой. Четырнадцать пружин становились невидимыми, когда вставали на свои места. Стены, пол и потолок были обшиты деревом. Механизмы атаки представляли собой толстые бруски дерева, прикрепленные к пружинам с таймерами. Испытание предназначалось исключительно для учителей. Время и последовательность, в которой срабатывали механизмы, непредсказуемо менялись каждый раз. В комнате не было безопасного места. До каждой точки могло дотянуться по крайней мере две пружины. Таким образом, надо было или отразить удар, или увернуться от блока. Промах грозил сильным ушибом, переломом или, если удар придется в полную силу, смертью.
Имани глубоко вздохнул и встал на панель, включающую механизм. До первого удара у него есть от трех до девяти секунд. Он напрягся, прислушиваясь к едва заметному щелчку пружины, готовой выскочить из гнезда. Кто бы ни полировал сегодня твердое дерево блоков, он хорошо потрудился: блоки полностью сливались с деревянной обшивкой. В бытность свою учеником Имани проводил здесь бесконечные часы, полируя эти чертовы штуки. За долгие годы тренировок он точно знал, где расположены все четырнадцать блоков, даже если не видел их…
— Раз!
Имани метнулся влево и вскинул левую руку…
— Раз!
Он упал на пол и выставил согнутую в локте правую…
— Раз! Раз!
Хук и резкий прыжок в сторону спасли его от следующих двух ударов.
— Раз!
Когти левой лапы со всех сил полоснули по блоку, отразив удар и оставив глубокие царапины на гладком дереве. Какой-нибудь ученик изойдет проклятиями, пытаясь отполировать блок заново…
— Раз!
Пятьдесят ударов сердца, и Имани, шестой настоятель монастыря, стоял в центре комнаты. Дыхание его слегка участилось, но он справился с упражнением. Тринадцатый блок задел его ногу, это был скользящий удар, который едва взъерошил шерсть, и все же Имани встревожился: или он действительно стареет, или неясное беспокойство, которое он чувствует, всерьез вывело его из равновесия. Предыдущие пятьдесят тренировок прошли без единого касания.