Кризис
Шрифт:
— Так точно, полный автоматический, сэр.
— Переключитесь и ожидайте дальнейших распоряжений.
— Сэр!!! — послышался перепуганный тенорок за спиной Берлинга.
— Внимание! — разнеслось по всем закоулкам корабля. — Внимание! Приготовиться к ускорению перед гиперпространственным маневром. По местам! Всем свободным от несения вахтенной службы занять места в кубриках!
Из коридора донесся топот множества ног — экипаж бросился к своим приборам и механизмам. По корпусу корабля прошла пронизывающая дрожь, извещающая о том, что включились главные двигатели. Внутри корабля возникли невидимые и неощутимые поля, призванные уменьшить воздействие ускорения на аппаратуру и живые организмы. «Целестия» ринулась вперед.
На борту ощущалось легкое напряжение: экипаж не понимал, что происходит. Распоряжения «по боевым постам» не поступало, значит, это не боевая тревога или что-то в том же роде. Команде оставалось только вслепую гадать, что задумал Старикан на сей раз. Неужели возвращаемся на базу? За исключением технического отдела, все получили только смутную и неопределенную информацию о готовящейся миссии. Простор для всевозможных домыслов был полный.
Внезапный вопль:
— Ты хочешь таранить его, да?!
Берлинг развернулся в кресле и увидел перед собой стеклянные от ужаса глаза старпома.
— Что еще? — спросил он.
— Но это же сумасшествие! Мы все погибнем!!!
— Да, — поднялся Берлинг с кресла. — Весьма сожалею, но другого выбора у нас нет. Это произойдет мгновенно, никто ничего не почувствует.
Мак-Клеллан уставился на капитана, по телу его пробежала дрожь, рот приоткрылся.
Прежде чем он успел произнести хоть что-то, Берлинг продолжил:
— Мы наберем необходимую скорость, затем войдем в подпространство, догоним снаряд, вновь вернемся в трехмерное пространство в расчетной точке и столкнемся с объектом с почти равной скоростью, но с большой составляющей, нормальной к его траектории. Соответствующая компонента момента, которую мы сможем передать снаряду, будет составлять только несколько десятимиллионных от его собственной, но этого будет вполне достаточно, чтобы непоправимо сбить его с курса. Правда, едва-едва: снаряд пройдет на минимальном расстоянии от Вердеи, примерно в одном планетном диаметре. Но это лишь в том случае, если мы будем действовать, не медля ни секунды. Угловое отклонение будет столь малым, что потребуется не менее одного светового дня, чтобы накопилось безопасное линейное отклонение от курса.
— Безопасное?!! — только и смог выдавить из себя Мак-Клеллан.
Берлинг положил руку на плечо помощника.
— Мужчина умирает для того, чтобы остальные могли жить. — В его голосе не было никакой теплоты или доверительности; слова были сказаны чисто механически.
— Но вы же говорили, что все вернутся на базу…
— Я хотел сказать: «возможно». Кроме того, завтра Флот вполне может потерять и саму базу.
Мак-Клеллан застыл на месте. Его речь была суровой, но спокойной и ровной:
— Крайняя цена. И ведь не было ни одного враждебного акта целых пятнадцать лет.
Берлинг кивнул в ответ:
— Я часто удивлялся, почему они не попробуют вышвырнуть нас оттуда.
— И с нашей стороны тоже никаких действий, кроме разве что обычных патрулей и обычного военного производства. Разумна ли подобная жертва? Дредноут, способный вести бой в одиночку, с запасами боеприпасов, топлива и расходных материалов на многие годы, опытная и слаженная команда, которую заменить будет просто некем… Что подумает Высшее Командование?
— К сожалению, — сказал Берлинг, — у нас нет времени на консультации с Адмиралтейством.
— Но хотя бы с собственной командой? — вспыхнул Мак-Клеллан. — Вы приговорили всех к смерти, даже не позаботившись сообщить им об этом.
— Я полагаю, что это никому не поможет лучше выполнить свой долг.
— Или боитесь, что они не захотят последовать за вами?
— На корабле я командир, мистер.
Мак-Клеллан застыл на фоне звездного неба. Корабль звенел все громче и сильнее.
— Я полагаю, что экипаж имеет такое право, — сказал он после паузы, длившейся несколько ударов сердца.
— Возможно, — согласился Берлинг. — Я задам вопрос после совещания.
— Право — право не выполнять незаконный приказ.
— Мы не имеем права допустить катастрофу. Снаряд нужно остановить во что бы то ни стало.
— Если командир корабля очевидно некомпетентен или сошел с ума, подчиненные обязаны заменить его. — Мак-Клеллан мгновенно развернулся на каблуках и оказался на другом конце рубки.
— Стой! — закричал Берлинг.
Мак-Клеллан обернулся. Слезы, хлынувшие у него из глаз, заблестели на изможденных щеках.
— Сэр, это — преступление, — запинаясь, проговорил он. — Я должен. Пусть трибунал рассудит нас.
— Стой! — повторил Берлинг. — Это приказ.
Мак-Клеллан потянулся к двери.
Берлинг одним прыжком подскочил к нему, крепко сжал его руку и развернул помощника к себе лицом.
— Боишься за свою жизнь?
— Да. А вы разве нет? За Фрэнси, Томми, Алису, но больше всего я боюсь за корабль. Я уверен, что нельзя жертвовать ТАКИМ Кораблем. Вы понимаете, сколько он значит… для Флота, для всего Альянса, наконец… Пожалуйста, сэр, остановитесь.
Мощная рука Вердикта дрогнула, и Мак-Клеллан зашатался. Берлинг освободил его руку и произнес громовым голосом:
— Ты останешься здесь, рядом со мной! Или я должен вызвать охрану?
Мак-Клеллан сунул руку в карман. Выдернув из него складной нож, он рывком высвободил лезвие. Широкий стальной клинок недобро сверкнул.
— Не посмеете! — с вызовом сказал он. — Я ухожу. До тех пор, пока вы не сотрете навигационную программу. — По мере того как корабль все больше и больше отклонялся от курса, звезды перемещались из одного конца обзорного экрана в другой. — Нет? — произнес он. — Ну что же, мои друзья-офицеры помогут вам. — Он глянул на нож, покачал головой и вновь двинулся к двери. — Надеюсь, они не захотят крайностей. Прощайте! Я был счастлив служить под вашим командованием — вплоть до этого момента.
Дверь открылась, и старпом шагнул вперед.
Берлинг разогнулся, словно сжатая пружина. Его левая рука обхватила шею Мак-Клеллана и крепко сомкнулась в замок, а правая железной хваткой сжала запястье руки, державшей оружие.
Изо рта Мак-Клеллана струйкой потекла кровь; он выронил нож. Берлинг ослабил захват, и Мак-Клеллан в агонии повалился на пол. Берлинг склонился над ним, положил ладонь на грудь и прижался губами к его губам. Сердце помощника перестало биться, и он растянулся с открытыми глазами и ртом.