Крокодилий остров
Шрифт:
— Джан. — Затем ткнул в направлении туземки, — Догура?
— Догура, Догура! — закивала та. И что-то радостно защебетала, размахивая руками. Джан уловил за спиной шелест крыльев — птица взлетела, — он хоть и любил наблюдать за ними, даже не оглянулся.
А пляж сделал крутой поворот, обводя близкие к воде деревья. Джан увидел, как в этот момент с той стороны появился брат, сплетя руки перед собой троном, в котором восседала мама. Ещё мгновение и маленькая глупая девочка в них бы врезалась. Джан подался вперёд, Догура подпрыгнула от неожиданности, и Ангуис крепко прижал её к себе, развернул лицом к Нуро и маме. И пигалица завизжала.
Несколько минут Элейн пыталась её успокоить, но Догура вскарабкалась по Джану, легла животом ему на морду, обхватив её неожиданно сильными ногами, вжалась лицом в капюшон, выставив на обозрение попу.
Когда Нуро начинал смеяться на корабле, снасти развязываться сами по себе, трескались ближайшие бутылки и чашки. Но сейчас, на пустынном берегу, когда Нуро хохотал, рыча и всхрюкивая, стуча кулаками по песку, крутя штопором хвост и при каждом взгляде на брата с воплем захлёбываясь смехом, сыпались только кокосы, да листья пальм. Элейн, держась за живот, сидела на корточках, фыркая, утирая слёзы и издавая протяжное «уиии», как только поднимала глаза на насупившегося Джана.
Неизвестно, сколько прошло времени, когда им удалось отодрать Догуру от Джана. Девушка не сопротивлялась. И даже не смотря на тёмную кожу, было видно, что она вся покраснела, а мордашка скуксилась, и не понятно было, что последует дальше — смех или слезы. — Как он? — наконец перестав хихикать, спросила Элейн, пока девушка, как раньше Джану, представлялась Нуро. — Он предал тебя, мама. Но я знаю, почему. — Джан ткнул в свою грудь, в чуть вспухшие следы от игл.
— Бедный мой мальчик, — Элейн погладила его под подбородком, и Джан блаженно закатил глаза. Он тянул время возвращения к папе, ощущая стыд, что бросил его.
Мама поняла. Она всегда всё правильно понимала. Поэтому без лишних слов направилась туда, где лежали остатки лодки.
Пляж был пуст.
Пляж был пуст, не считая обломков. Ни Данхо, ни Элоиза. Нуро, от которого теперь не отцеплялась Догура, высунул язык и обернулся к морю.
— Он там.
Братья медленно подползли к линии прибоя. Почти сразу за ней начинался крутой обрыв. Запах папы шёл оттуда. Запах крови. Страха. И стыда.
Элейн, с трудом отошедшая от недавней истерики, переводила взгляд со странной девушки на спины сыновей, неспешно погружавшихся под воду. Женщине больше не было страшно и больно. Только пусто. И с этой кристальной пустотой она принялась осматривать пляж.
Вот здесь явно кто-то лежал. Но всё зализано волнами. Здесь следы птицы. Наверное, цапли. Чуть в стороне обломки лодки. Её, Элейн, лодки. «Малыш Джан разбуянился», — с нежностью подумала женщина и прошла дальше. К близким пальмам, там, где кучерявились папоротники, жалась цепочка торопливых узких следов. Знакомых следов. Убегающих в южную часть острова. Элейн судорожно выдохнула через нос, положила себе руку пониже затылка, дважды хрустнула шеей и пошла обратно. Здесь всё и так понятно — туда ему и дорога. Осталось разобраться со вторым.
Через двадцать минут Джан вернулся один.
— Гребёт! — с удивлением пуча глаза, отрапортовал он. — Сказал, что последний приказ был отдан «Греби!», вот он и гребёт к кораблю. Нуро с ним. Вернётся с лодкой. Ребята присмотрят за папой.
Элейн кивнула, глянула на девочку, та жадно, явно не понимая речи, ловила каждое слово Ангуис, и пошла к ближайшей пальме. Всё же кокосовое молоко было редкостью на корабле, а здесь можно набрать орехов вдосталь.
Закат опускался на море. Кокосы и бананы, до которых дотянулись загребущие руки пиратов, были погружены в трюм. Догура, одетая и обутая, не отлипала от обоих Ангуис. Команда занималась своими делами, а на верхней палубе сидели двое.
Женщина, закинув на перила стройные ноги, пила из кокосовой пиалы ром. Рядом, закутанный в одеяло, курил мужчина. После всех припарок корабельного доктора он явно ожил, но всё ещё зяб.
Элейн ни о чём не спросила. Данхо не хотел говорить. Он лишь глотал белый дым и щурился на закатное солнце. На руку его опустился зелёный жук. — Ого, не ожидал встретить здесь трупоеда, они ведь только на континенте водятся, — были первые после возвращения, хриплые слова Данхо.
— Какая мерзость, — улыбнулась Элейн, наконец расслабившись, и щёлкнула по хитиновому изумруду ногтем. Жук с гневным гудением поднялся. Сделав круг, устремился к острову, где на пляже было достаточно подходящей еды.
10
Остров Бумеранг был большим. Десяток маленьких городов, вдвое больше деревень и бессчётное количество верфей и доков — и всё это было пиратским. Чужаков, приличных людей, сюда не пускали. Но беззаконием здесь и не пахло. Да, бывало, что залётная компания устроит дебош в баре или попытается напасть на торговца, но это всегда заканчивалось одним из трёх способов.
Или весельчаков больше не видели и в ближайшей бухте можно было пару суток плавать без опасения попасться голодным акулам, или бросали в одну из подводных тюрем, которыми ещё в давние времена оснастили самые крупные верфи, или перевоспитывали. Последнее, что удивительно, случалось чаще всего. И потом из бывших буянов получались очень честные разбойники.
В нескольких таких тёмных и мрачных местах в своё время Элейн пополнила себе команду, часть которой, лучшая, честно признаться, часть, навсегда осталась на Крокодильем острове. Было обидно терять надёжных товарищей, но что поделать. И капитан решила на днях снова пройтись по злачным и не очень местам, чтобы пополнить ряды. А пока хотелось немного отдохнуть и ни о чём не думать.
Они бросили якорь в дружественном доке, за день продали кокосы и бананы, выручив приличную сумму, купили лодку, медикаменты и одежду для новенькой. Всё же гардероб Элейн был не по малышке. На берег Догура сходить отказалась, потому и Ангуис, не слишком любящие шумные толпы, остались с девушкой на судне. Остальная же команда разбрелась кто куда, чтоб вернуться через три дня.
Капитан и рулевой прошлись по кораблю, заглянули в трюм, где Джан и Нуро терпеливо объясняли Догуре местный язык, убедились, что всё в порядке, и выбрались в город.
Неширокие петляющие улочки спускались к докам, год от года обрастая всё большим количеством надстроек. Кто-то даже умудрился затащить на самый верх этого городка старый корабль и сделать в его вороньем гнезде маяк. Внизу же располагался очень дорогой кабак, докуда гости добирались не так часто, выбирая маленькие уютные заведения по бокам улочек.