Кролик успокоился
Шрифт:
— О чем это вы с Пру все время секретничаете?
— Так, ничего, женский вздор, — говорит она, деловито поджав губы. Почему-то когда Дженис одевается, у нее на лице всегда такое потешно сосредоточенное, строгое выражение. Даже если весь наряд — брюки да блузка, чтобы прошвырнуться в «Уинн-Дикси», она напоследок одаривает зеркало взглядом, в котором читается суровый приговор и мужественная готовность не дрогнув встретить худшее.
— Ну ладно, коли так, — уступает он, давая понять, что разговор окончен, и зная прекрасно, что именно поэтому Дженис захочет его продолжить.
И точно, она тут же выпаливает:
— Пру очень беспокоится за Нельсона. — Тут она слегка запинается, нужные слова на ум не идут — от усиленной мозговой деятельности у нее аж кончик языка высунулся наружу и уперся
— Надо думать! — угрюмо роняет Кролик, после чего поворачивается к ней спиной, собираясь надеть трусы. Он по сю пору ходит в эластичных коротких трусах. Рут над ними ужасно смеялась той ночью, целую вечность тому назад, и каждый раз, надевая их, он об этом вспоминает. Сегодня он желает быть образцовым дедушкой и подбирает для этой роли подобающий костюм. Длинные светло-бежевые льняные брюки с отворотами — не какие-нибудь старые, затасканные, расклешенные, клетчатые штаны для гольфа, а вместо трикотажной тенниски настоящая рубашка, стопроцентный хлопок, в тонюсенькую голубую полоску, с короткими рукавами. Он смотрит на себя в зеркало, которое только что было занято отражением Дженис, смотрит и внутренне содрогается от представшего ему зрелища: рожа толстая, что полная луна, и на ней маленький облупившийся на солнце нос, глазки-стекляшки и ротик гузкой, а ниже, понятно, подбородок, челюсти, только совсем без костей — всюду понапиханы жировые подушечки, даже возле ушей, в том месте, где у Джуди он приметил такой трогательный атласный отлив. Кстати, возвращаясь к Нельсону, — у Гарри и самого волосы, потускневшие и неопрятные от седины, даром что он блондин, стали заметно редеть на висках. И конечно, несмотря на весь его выдающийся рост, как ни приосанивайся, как ни притворяйся, что рубашку на животе вспучивают мышцы, а не примитивное толстое брюхо, от правды не спрячешься, а пузо он наел себе будь здоров — оно одно, отдельно взятое, весом небось с голодающего эфиопского ребенка. Срочно надо худеть. Он же чувствует, каждым своим движением чувствует, как его непомерный вес давит ему на сердце — отсюда это странное жжение, будто в груди у него какой-то маленький шалопай балуется со спичками.
На кухонном столе лежит сегодняшняя «Ньюс-пресс» с цветной фотографией крохотной, болезненного вида годовалой девочки, которая прошлой ночью умерла из-за того, что ей не могли сделать пересадку печени — не было пересадочного материала. Ее звали Эмбер. На той же полосе заголовок, свидетельствующий, что, по данным расследования Скотленд-Ярда, в самолет «Пан-Ам», рейс 103, была подложена бомба, в точности как предрекали Эд Зильберштейн и Джуди. Металлические осколки. Багажный отсек. Пластиковая взрывчатка, которой легко придается любая форма, не исключено, что чешского производства — высококачественный материал под названием «семтекс»: Гарри с трудом выносит эти подробности, его свербит мысль о телах, живых телах, в которых не угасло сознание, и вдруг — пустота, ледяная бездна, Бер-ни, Бер-ни,и Локерби звездчатой россыпью внизу, весь мир вверх ногами и нет в нем ни смысла, ни жалости. Тут же мэр Форт-Майерса — он теперь считает, что в эпизоде с задержанием Дейона Сандерса вверенные ему силы полиции продемонстрировали высокие профессиональные качества. Тут же Опасное загрязнение грозит гибелью озеру Окичоби. Тут же — Переменная облачность, атмосферное давление падает.
— Сегодня великий день! — объявляет он во всеуслышанье. — Сегодня дедушка повезет вас по удивительным местам.
Джуди и Рой реагируют настороженно, но в целом благосклонно.
— Гарри, съешь еще слойку с вишневым джемом, пока они не зачерствели, — говорит Дженис. — Купили, думали, детям понравится, а они, видишь, оба терпеть не могут, когда красное и течет.
— Угробить меня хочешь углеводами? — ворчит он для порядка, но слойку уплетает охотно, даже крошки подбирает, сладкие, липкие.
Пру с высоты своего роста — Гарри сидит, и его глаза находятся вровень с ее бедрами — нерешительно спрашивает:
— Как вы смотрите на предложение взять внуков и поехать с ними вдвоем, без нас? Нельсон всю ночь не спал и мне не давал. Я даже помыслить не могу, что
— Ну, разумеется, милая, — успокаивает ее Дженис. — Ложись поспи, а там, может, вы с Нелли сходите куда-нибудь развеяться, так чтоб и для здоровья польза была. Если вдруг пойдете в наш местный бассейн, напомни ему, что здесь полагается принимать душ и до и после, и пусть не вздумает нырять.
— Папа когда ныряет, всегда животом об воду — шлеп! — засмеявшись, влезает в разговор Джуди.
— Не ври! Сама ты шлеп! — тут же присоединяется Рой.
— Эй-эй, ради Бога, — утихомиривает их Гарри, — не рановато ли начали ссориться? Мы еще даже не в машине.
В машину они усаживаются примерно в половине десятого, предусмотрительно запасясь тройной упаковкой шоколадного печенья «Ореос» и шестибаночной упаковкой «Кока-колы классик», и так они начинают этот долгий день, который войдет в семейное предание и будет еще многие годы с удовольствием вспоминаться как «День, когда дедушка наелся корма для попугаев», хотя на самом-то деле корм был не совсем для попугаев, да и съел он не так уж много. Первый отрезок пути — по 41-ому («ПАТИОЛЭНД. Садовая мебель», «Домашние обеды», «Тысяча мелочей», «СОННОЕ ЦАРСТВО. Кровати, матрасы») до Форт-Майерса, с заездом в Зимний дом Эдисона, где они доходят почти до полного изнеможения.
Они оставляют «камри», а сами идут по дорожке под сенью гигантского баньяна: дерево (как любезно информирует их специальная табличка) было подарено Эдисону в виде небольшого росточка кем-то из финансовых воротил той эпохи, возможно, Харви Файерстоуном или Генри Фордом, и теперь это самый большой баньян за пределами Индии, где не редкость, когда в тени одного такого гигантского дерева раскидывается целый восточный базар. Баньяны растут, выпуская длинные висячие воздушные корни, которые, укоренившись в почве, со временем превращаются в толстые столбы-подпорки для все новых и новых, тянущихся во все стороны рук-ветвей — такое дерево, если его не остановить, расползется на многие мили. А как же, думает Гарри, как они умирают?
Оказывается, ты не можешь просто походить по дому, погулять вокруг — только с экскурсионной группой за пять долларов с носа. Джуди и Рой, когда взрослые разъясняют им здешние правила, моментально сникают. Со всех сторон их обступают старики, автобус за автобусом, все сплошь пенсионеры в бейсбольных кепочках и в двойных очках — снизу обычные, сверху на петельках, чтоб можно было поднимать и опускать, солнцезащитные, — а в руках чудо-палочки, которые раскладываются и превращаются в стульчики на ножке. Подкатывают какие-то древние развалюхи в инвалидных креслах-каталках и вместе со всеми терпеливо ждут, когда соберется достаточно народу и начнется экскурсия. Джуди, не по возрасту длинноногая в своих коротеньких ярко-розовых шортах, с какими-то подозрительно красными — неужто от румян? — мазками на скулах, сердито говорит: «Не хочу я никакого осмотра территории! Пусть лучше покажут машину, из которой вылетают молнии», а Рой — этот уже успел перемазать шоколадным печеньем весь свой крохотный капризный ротик — таращит глазированные карие глазки и, кажется, сам вот-вот растечется, как шоколад на солнце.
— Боюсь, такой машины тут нет, зато есть самая первая в мире электрическая лампочка, — пытается урезонить девочку Гарри, а Рою он обещает: — Если уж совсем устанешь, возьму тебя на руки.
По какому-то таинственному сигналу, который лично ему заметить не удалось, из-за чего они оказываются зажатыми где-то в хвосте, все, включая обладателей инвалидных каталок, выдвигаются из-под навеса наружу, где их встречает пыльно-серая земля, удушливость джунглей и узкие, как лезвие ножа, полоски тени от листьев. Экскурсовод — старушенция с повадками классной дамы, синими волосами и в козырьке без верха — заученно декламирует все, что ей удалось запомнить. Для начала она обращает их внимание на кигелию перистую, африканское колбасное дерево.