Кролик успокоился
Шрифт:
Вновь заняв свое место в раскаленной машине, Гарри незаметно бросает взгляд на часы у себя на руке. Всего только полдень. Он не верит своим глазам, ему кажется, уже часа четыре вечера. У него внутри все болит, все кости ломит.
— Значит, так, — объявляет он, — выбор у нас следующий. — Он вынимает из «бардачка» и раскладывает перед собой карту. Сперва реши, куда хочешь ехать, а потом езжай— так его учили в молодости. — Можем ехать дальше, на Сарасоту, там у нас Музей Ринглингов, но сейчас он закрыт, еще какой-то Музей старинных автомобилей, но мы вроде у Эдисона уже насмотрелись на старые машины, и, наконец, Джунгли-парк, который мой напарник по гольфу взахлеб расхваливал.
Джуди испускает страдальческий стон, и, глядя на нее, малыш Рой тоже куксится:
— Дедушка, я тебя умоляю, — говорит она совсем как взрослая, почти как мать с сыном, — что угодно, только не скорпионьи деревья!
— Да там же не только растения, не только и не столько, там леопарды и разные диковинные птицы. Настоящие дикие леопарды — слышишь, Рой? — дай им волю, могут и глаз выцарапать, и фламинго — эти спят, стоя на одной ноге: Берни, приятель, о котором я говорил, мне все уши прожужжал — и как это они могут спать, стоя на одной тонюсенькой ноге! — Для пущей выразительности он поднимает вверх палец. Как странно и уродливо выглядит палец, если специально его разглядывать: морщинки вокруг костяшек, кольцевой рисунок мельчайших линий на подушечке и бесполезное украшение в виде ногтя. Мальчик и девочка на заднем сиденье оба с каким-то воспаленным румянцем, как Нельсон в детстве, когда его настигала простуда, — и то же несчастное выражение в глазах.
— Ara, вот еще кое-что, — говорит Кролик, изучая карту. — Развалины замка Брейден. Ну, орлы, как насчет развалин? — Он и сам знает как, но для верности добавляет: — А то можем попросту вернуться к себе в кондо и поваляться вверх ногами часок-другой. — Не зря он столько лет торговал машинами, кое-какие приемы усвоил: предложи клиенту то, что ему совсем не нравится, и тогда то, что ему нравится хотя бы с оговорками, тут же обретет в его глазах дополнительную привлекательность. Он выразительно скашивает глаза на Дженис, не очень довольный ее полнейшей безучастностью. Почему она решила, что он один должен отдуваться? Она ведь тоже не чужая — бабушка!
Встрепенувшись, она вставляет свое слово:
— Нет, назад ехать рано — они, наверно, еще отдыхают.
— Или чем другим занимаются, — бурчит он. Может, скандалят. А может, в постели кувыркаются. Есть что-то такое в Нельсоне и Пру, какая-то губительная оголтелость, отчего всем остальным членам семьи делается не по себе. Этот горячечный жар вообще свойствен молодым парам; они еще в самой гуще жизни — производят на свет потомство. А пожилые пары, вроде них с Дженис, источают удушливый запах отцветших цветов с загнившими в воде стеблями.
— Давайте сходим в кино, — предлагает Джуди.
— Давай кино! — вторит ей Рой, сам того не ведая довольно точно воспроизводя двумя этими коротенькими словами взрослую интонацию, можно подумать к ним на заднее сиденье плюхнулся какой-то разбитной попутчик.
— Договоримся так, — суммирует Гарри, — проедем еще немного вперед и заглянем в Джунгли-парк, и если нас погонят на экскурсию или вам там просто будет скучно, мы тут же повернем обратно, и черт с ним со всем. А если там окажется терпимо, мы быстренько его обойдем, посмотрим на фламинго, заодно купим там какую-нибудь сарасотскую газету и выясним, что идет в кино. Рой, ты у нас большой мальчик? Сможешь высидеть целый сеанс? — Сам он уже включает двигатель и трогается с места.
Джуди докладывает деду:
— Он на «Дамбо» [53] так плакал, что маме пришлось вывести его из зала.
— Его мама-слониха... — пускается в объяснения Рой, но слезы мешают ему закончить.
— Понятно, дружок, — говорит Гарри, снова выруливая на 41-ое и стараясь, чтоб голос его был слышен сзади. — Тут есть от чего загоревать: бедный слоненок, один, в вагоне с решетками. А как они с мамой цеплялись друг за друга хоботами, помнишь? Но кончается-то все хорошо, Рой, зря ты не досмотрел до конца. Если уходить, не дожидаясь конца, так и будешь вечно грустить.
53
Мультфильм Уолта Диснея (1941), главный герой которого — смешной и трогательный слоненок Дамбо ( досл.глупыш).
—
— Дисней такой, — философски замечает Гарри, адресуя свою реплику Дженис, но не забывая и о маленьких зрителях, — умел врезать по чувствам. И чтобы все это переварить, нужно иметь хорошую закалку — какая была у нашего поколения, у тех, кто рос в годы депрессии [54] . Даже Нельсон, ваш отец, не воспринял «Белоснежку» — ее тогда как раз пустили в повторный прокат.
54
Имеется в виду Великая депрессия, экономический кризис 1929—1932 гг.
— Папе вообще ничего не нравится, — доверительно сообщает Джуди. — Он только любит своих дурацких друзей.
— И кто же эти друзья? — спрашивает ее Кролик.
— Ох, не знаю я, как их зовут. Ну, там, Тощий — и другие имена такие же. Мама их всех терпеть не может, она больше с папой никуда не ходит.
— Да? Интересно.
— Она говорит, что боится.
— Боится? Чего боится?
— Гарри, — тихо говорит сидящая рядом Дженис, — перестань допрашивать детей.
— Папа боится Тощего! — выпаливает долгонько молчавший Рой — наверно, вспомнил, что тоже умеет говорить.
Джуди тут же отвешивает ему тумака.
— Не ври! Папа не Тощего боится, придурок ты маленький, он других дядек боится.
— Каких других дядек?
— Гарри, — одергивает его Дженис.
— Считай, что я этого вопроса не задавал, — кричит он назад, но слова его тонут в истошном вопле: Рой вцепляется Джуди в волосы, да так, что той его не отодрать. Когда Дженис тянется назад, чтобы их разнять, у нее лопается шов на блузке; он слышит треск разрывающихся ниток, несмотря на то что в этот момент мимо проносится восемнадцатиколесная махина, на подрагивающем белом боку которой выведено: «МЭЙФЛАУЭР. Перевозка мебели», и создает аэродинамическую трубу, куда его засасывает с такой силой, что он еле справляется с рулем своей «камри». Жестяная посудина в штормовом океане. Да, японские машины отвечают не всем специфическим американским требованиям. Вот и Нельсон тоже жаловался на фургон, который он испытывал на 422-й при боковом ветре. Но что поделать, такая жизнь — надо же чем-то торговать! А сидеть сложа руки и выискивать недостатки — эдак далеко не уедешь. Не всем же продавать «ламборгини»!
Джунгли-парк превосходит их самые смелые ожидания. Из сувенирной лавки, забитой всевозможными ракушками и намозолившими глаза поделками вроде тех, какими Дженис уставила весь стеллаж у них в кондо, попадаешь в уютный открытый дворик. Отсюда есть два пути: один ведет к рептилиям и Христову саду, другой — к птицам. Они все не сговариваясь поворачивают к птицам и для начала с интересом наблюдают, как всклокоченные, очень на вид недовольные попугаи катаются на велосипедах и прыгают в обруч. От попугаев путь лежит по извилистой бетонной дорожке — охотничьей тропе: идешь себе нога за ногу мимо замшелых корней и камней, почти невидимых из-за буйной растительности, и за каждым поворотом натыкаешься на новое маленькое чудо — тут компания из трех паукообразных обезьян с длинными волосатыми руками и маленькими озабоченными мордочками, там целый вольер пичужек из отряда воробьиных, перепархивающих вверх-вниз, с жердочки на жердочку, и своими неугомонными движениями наводящих на мысль о каком-то сложном часовом механизме; а еще дальше дерево бодхи [55] , точно такое, как то, под которым на Будду снизошло божественное просветление. Кролик вспоминает о далай-ламе — как, интересно, тот ощущает себя после стольких лет изгнания? Можно ли сохранить веру в Бога, если все уверяют, что Бог — это ты?..
55
Вид баньянового дерева, так называемый фикус священный (Ficus religiosa).