Кроманьонец
Шрифт:
Я подошел к краю глубокой балки, с зарослями ивы на дне, услышал звон ручейка и разглядел на снегу цепочки следов вокруг. На снегу, выпавшем накануне, отчетливо виднелись оленьи следы, чуть поменьше оставил кабан, а по склонам вились цепочкой заячьи.
Охотничий азарт захватил меня целиком. Взяв в левую руку лук, я наложил стрелу и, придерживая ее указательным пальцем, был готов выстрелить в любой подходящий момент.
Одинокая самка оленя вышла из ивняка. Она медленно шла вдоль зарослей, изредка останавливалась и грызла нежные веточки ив. Я провожал ее взглядом, пока она не скрылась
Идти за ней по следам было бы неверным решением. Обычно, набив брюхо, олень делает крюк и ложится так, чтобы видеть тропу, по которой он шел. Если по ней пройдет охотник, животное припадет к земле и будет лежать неподвижно, пока тот не пройдет мимо. Потом потихоньку встанет и убежит.
Главное правило на охоте в лесу: не идти по следам зверя. Нужно свернуть в сторону и искать холмики или заросли - словом, удобное местечко, где животное могло бы лечь и отдохнуть.
Я двинулся в обход оврага, пробираясь между деревьями. За оврагом они росли так близко одно к другому, что я видел не дальше, чем на десять шагов вперед. Войдя в ельник, я стал пробираться вперед шаг за шагом и все же умудрился задеть плечом ветку ели, и снег посыпался тяжелыми хлопьями. Тут же увидел, как в шагах двадцати поднялось облако снежной пыли. Волчица бросилась в погоню, но что она cможет сделать, даже если и догонит оленя?
"Не беда! Зверья тут водится много, а до ночи еще далеко", - подумал я и пошел дальше.
На краю небольшой полянки в шагах пятидесяти от меня большой лось-самец объедал веточки какого-то кустика.
Видеть меня он не мог. Нас разделяла стена из молоденьких елочек, за которыми я и затаился, приготовившись к стрельбе.
Мимо, совершенно беззвучно пронеслась Муська. Слова проклятий едва не сорвались с языка. Но видимо, сохатый решил, что молодая волчица не опасна. Он, конечно, перестал объедать веточки, но и не убежал. Повернулся к охотнице и пару раз ударил копытами в землю перед собой.
Муська, кружила вокруг, заставив лося двигаться, чтобы не потерять возможности нанести удар передними ногами.
Я шаг за шагом подходил все ближе и ближе, пока не решил, что пора стрелять. Мне удалось натянуть тетиву к уголку рта. Тогда я даже этого не заметил. Стрела рассекла воздух и вонзилась в бок лося. Он перепрыгнул через волчицу и скрылся в ельнике. Муська побежала за ним.
Наложив вторую стрелу, я медленно пошел вдоль цепочки волчьих следов. Стрелять второй раз не пришлось. Вскоре я наткнулся на издыхающего лося. Он лежал, уткнувшись рогами в землю. Стрела торчала под лопаткой, войдя в тело рогача почти по оперение.
Волчица бегала вокруг, покусывая трофей то за ногу, то за живот.
Радовался ли я тогда?
Восторг был скоротечен, подобен оргазму, после секса в общественном месте. Когда тут же осматриваешься, пытаясь понять, а были ли нежелательные свидетели? Испортил себе праздник души одной только мыслью: "Как я сам его потащу?"
Понятно, что никак...
Взяв морду волчицы в ладони, заглянул в лукавые глазенки и несколько раз произнес: "Охраняй!"
Так, на всякий случай...
Но пробежав к стойбищу большую часть пути, рядом ее так и не увидел.
Едва заметил дым от костра, закричал:
– Я убил лося!
В ответ зазвучали детские голоса:
– Лоло убил! Лоло убил!
Навстречу мне бежали женщины и дети.
Обратный путь к ельнику мне показался очень долгим. Все-таки зря женщины позволили детям пойти с нами.
Возможно, на этот раз просто повезло. Но лось лежал там, где я его оставил. Рядом сидела Муська.
Всю дорогу переживал, опасался обнаружить у трофея хищников-мародеров и волновался о волчице. Хоть и доросла она до размеров взрослого волка, но все еще оставалась щенком.
Женщины ходили кругами вокруг сохатого, причитая, какой я молодец! Теперь их "Лоло" звучало для моих ушей приятно.
Тащить тушу самца было тяжело. Он весил пятьсот или шестьсот килограмм. Постоянно цепляющиеся за крупные ветки и лежащие на земле деревья ветвистые рога задерживали нас не меньше, чем необходимость обходить холмы и ямы.
К стойбищу подошли уже в сумерках. Навстречу нам вышли встревоженные мужчины. Они вернулись недавно и как раз обсуждали, идти ли по нашим следам или предпринять что-нибудь другое. Недоумевали, что побудило женщин и детей убежать в лес?
Кстати на этот раз им не удалось ничего добыть. Понятное дело: за подлеском не спрятаться, не обойти скрытно стадо. На снегу все не белое становится заметнее.
Еще веселей мне стало, когда Той понял, что лося я завалил из "игрушки". Ну, хоть как-нибудь смутился бы! А ему, что с гуся вода, снова слышу:
– Показывай!
А чем я вчера занимался?..
***
На этот раз пир начался необычно. Вначале мы пили лосиную кровь. Что было для соплеменников в этом сакрального я, так и не понял, но "разливать" пришлось мне, как шаману.
Дальше пошло все по плану. Вот только раскрасив лица, соплеменники не спешили смывать кровь. Понятное дело и я решил не выделяться.
Дело шло к моему сольному выступлению. Уже не раз ловил взгляды от женщин и догадывался, чего они хотят. Все сыты, вокруг темень. Вроде пора на боковую, но никто до сих пор не поднялся, и не ушел от костра.
– Зубры зовут нас на Большую охоту.
Как бы между прочим сказал Той. Женщины закивали и снова ловлю направленные в мою сторону их вопросительные взгляды.
Своими шаманскими обязанностями, по правде сказать, я пренебрегал. Не потому, что не хотел делать то, чего от меня ждали соплеменники, просто не знал, что именно я должен делать? Вот и сейчас они ждали, что я как-то начну шаманить, наверное.
Поднимаюсь, хлопаю раз, другой. Иду вокруг, за их спинами, ритмично похлопывая ладонями. Поднимаю Таша, Лило. Веду их за собой и снова хлопаю. Делаю знаки соплеменникам, мол, присоединяйтесь.
Вспомнилось, как однажды в будущем сын пригласил меня на рыбалку. И все было бы как обычно, но на реке неподалеку от нашего лагеря отдыхали реконструкторы. Кто-то из этой братии предпочитает погружение в мир Толкиена, их называют толкиенисты, другим нравится почувствовать себя викингами, а эти реконструировали древний обряд эвенков - икэнипкэ.