Кроманьонец
Шрифт:
Налил в миску воды, оставил у реки на ночь. С утра первым делом побежал посмотреть - замерзла ли вода в ней? Увы, не замерзла. Думал вылепить из глины формы, залить их водой и получить к утру генераторы холода для ледника. Оказалось, не судьба...
Подумал, что раз уж решил с глиной возиться, наделаю пока кирпичей для печки. Увлекся так, что неделя пролетела, как день. Работал бы еще, но с низкого белесого неба повалило лохматым снегом, быстро выбелив все вокруг и далекую лесную опушку. Позвал Ата с подругами и мальчиков. О Туро я уже много рассказывал, а второго звали Тухо. Стал снег катать, будто для снежной бабы. Им это занятие понравилось. Быстро загрузили в ледник с десяток снежных шаров и настоящую бабу вылепили.
***
Санта Клаус в небе и восемь оленей скачут в упряжке. Дед наряжен в красную шубу, штаны белые как его борода. Он весь лихой, с покрасневшим носом и безумными глазами, и олени тоже... Безумны!
Нет, нет мой друг, я пока, что не сошел с ума. Из прошлой жизни, там, в будущем знаю от английских ученых, что народы Севера, оленеводы, чтобы выжить ходили за стадами оленей и наблюдали. Однажды, обнаружив оленей пожирающих мухоморы, и увидев, что даже моча от такого животного востребована другими оленями, какой-нибудь мудрый чукча решил вкусить и сам оленье лакомство. Говорят, что тот оленевод и стал первым Сантой, улетевшим с оленями в небеса. А бело-красный наряд на небесном возничем символизирует чудесный гриб мухомор.
Ночь стояла ясная и морозная, когда мы с Утаре тайком ушли из поселка, взяв с собой только корзины наполненные мухоморами. Такая секретность объяснялась просто - ничто не должно обрушить мой племенной авторитет. А в успешном исходе задуманного предприятия я был не уверен. Вначале мы крались, чтобы не разбудить пастухов, потом, чтобы не спугнуть большое стадо куланов. Рассыпав неподалеку от отдыхающих животных грибы, вернулись, чтобы немного поспать. А с первыми лучами солнца, взяв луки, пошли к скакунам.
Наше угощение пришлось им по вкусу. А главное, отведав грибов, куланы, увидев нас, не побежали. Мне стало как то не по себе от мысли, что нам предстоит расстреливать из луков одурманенных мухоморами животных, но Утаре была далека от моральных издержек вселенца из будущего. Она стала стрелять, едва определила, что расстояние до целей позволяет не промахнуться. Пришлось и мне, правда, без азарта расстрелять десяток стрел. Стадо отошло не на много. Но те животные, что успели отведать грибов, никак не реагировали ни на нас, ни на смерть собратьев. Заметив одурманенную самку с детенышем, я прекратил стрелять и остановил Утаре, пришлось придержать ее за руку, она не услышала, хотя я и кричал: "Хватит!"
Меньше чем за пять минут мы смогли убить восемнадцать осликов. Это где-то около двух тонн уже подготовленного к хранению мяса. Для того, чтобы зимой кормить десяток взрослых людей достаточно. Секрет успешной охоты, пока, мы решили не предавать огласке. Отогнали стадо подальше в степь и оттащили убитых животных метров на сто от места бойни к поселку. Только потом пошли за помощью. На всякий случай я прихватил моток веревки.
Пастухи, увидев добычу, обрадовались. Никто из них не удивился. Наверное, успехи Утаре по снабжению поселка мясом стали восприниматься пастухами как само собой разумеющееся.
Ослица стояла все там же. Накинув на ее шею веревку, я потянул одурманенную самку на себя. В глаза кулана лучше было не смотреть. Никогда не видел таких ни у людей, ни у животных. Черные, без зрачков, выпученные, они ничего не выражали. Разве, что - безумие...
***
Зимний день короткий, а вечера - долгие. Я заботился об ослице и ее детеныше. Отвел их после охоты в летний козий загон. Самка с легкостью могла бы его перепрыгнуть, а теленок не мог. Впрочем, она и не пыталась. Через пару дней после пленения уже брала сено из руки. Через неделю я первый раз подоил ее. Тано помогала советами. Едва определил пленников в загон, как услышал от нее первый:
– Не корми их...
Не кормил в тот день и ночь, увидев, что ослица легла, отнес в загон охапку сена и казанок с водой. Был у меня в припасах низкий с широким горлом литров на пять. Наверное, отходняк от грибочков у животного был тот еще: и пила из рук и сено взяла.
Долгие вечера я коротал с мужчинами-пастухами. Их женщины уходили к нам в дом, общаться с Утаре. Мы говорили о мире вокруг и о желаниях каждого из нас. Так вечер за вечером я старался сформировать в их головах устойчивое представление об успешной жизни по меркам того времени. Уро, Тун и мальчики с нетерпением ждали весны, чтобы отправиться в горы и добыть там как можно больше живых козлят. Мечтали о стадах, пасущихся на лугах поблизости.
Как-то мне в голову пришла мысль состричь с коз немного шерсти и попробовать прясть ее. Тогда, как обычно по вечерам я проводил время в компании мужчин-пастухов. Мысль о пряже и шерстяных нитках, а там и одежде так захватила мое воображение, что стоило больших усилий, досидеть и общаться пока в дом не вернулись женщины. За то с утра я состриг с мохнатых козьих животов немного шерсти. Был не уверен, но знал, будто немытую шерсть прясть проще, поэтому мыть ее не стал. Вместо прялки приспособил плетеную задвижку, веретено выстрогал и налепил глиняных пряслиц-грузиков разного веса. Нитка из комка шерсти тянулась действительно легко, трудно было работать веретеном в левой руке. Утаре минут двадцать смотрела на мои потуги, потом хмыкнула и подсев поближе, попросила дать ей попробовать. Как она разгадала, в чем у меня возникала трудность, не знаю, но она сразу, не пытаясь держаться только за кончик веретена, подвесила его через большой палец на нить и дело пошло веселее.
К весне мы смогли накопить приличный запас шерстяной нитки. Осталось только вспомнить, как вязать спицами или крючком, да попробовать их изготовить из дерева или кости. Только тогда пришлось столь важное дело отложить на несколько месяцев. Утаре порадовала новостью, что ждет ребенка. Не было никакого особенного утра или вечера, повода тоже не было. Я смотрел на журчащую в ледяных промоинах реку, когда услышал ее шепот:
– Лоло, у нас будет ребенок...
Конечно, я обрадовался. Решил, что как только сойдет лед с реки, поплыву назад, к соплеменникам. А поскольку планировал сделать это не с пустыми руками, ушел с головой в плавку бронзы.
Так кончилась моя юность.
Конец второй части.
Часть 3
По дороге в небо
Глава 26
Путешествие в одиночестве всегда возвращает человека в его прошлое или, напротив, побуждает грезить о будущем. Я не грезил, из своего будущего дословно восстановил в памяти рассуждения жены: " Удивительное дело, чем насыщенней и содержательней становится моя жизнь, - говорила она, - тем чаще я обращаюсь к воспоминаниям. По идее, мое настоящее "здесь и сейчас" должно превалировать над далеким и полузабытым прошлым, или, по крайней мере, конкурировать с ним. Но все происходит наоборот. Прошлое, когда я смело зову его к себе в гости, приходит не только с печалью об ушедших годах, но и с бесценными подарками осознавания себя в настоящем..."