Кроманьонец
Шрифт:
***
К горам мы добрались без приключений, но уже вечером, мне пришлось славить Всевышнего за то, что остался жив.
Узким ущельем мы вышли к едва заметной тропе уходящей вверх пока еще по пологим, поросшим лесом холмам. Выше, вздымались заснеженные пики, их вершины прятались в облаках. Уро показал вверх, давая понять, что нам нужно идти туда. Он привел наш отряд к реке. Сильный, бурлящий поток создавал большой шум. Вода пенилась, но вопреки моим представлениям о горных реках весной была прозрачна, кристально чиста и казалось, что переправиться на широком, мелком участке будет просто.
Горцы знали, где расположен брод. Уро уверенно
Следом за ним пошли Лют и Лим. Туро и Тухо побежали вверх по течению, где из воды торчали мокрые валуны и, прыгая по ним, быстро оказались на противоположном берегу. Такой способ переправы я отверг сразу. Не было у меня их сноровки, а упасть в бурлящий поток с камня не хотелось. Пришлось перебороть страх и идти за соплеменниками. За мной реку переходил Тун и я надеялся, что случись что, он меня подстрахует.
Если первые шаги в бурлящий поток дались мне с трудом, дальше я стал чувствовать себя увереннее. Когда вода стала упруго давить на бедра, я смело шел вперед. Что произошло потом, я так и не понял. Нога, мгновение назад уверенно упирающаяся в каменистое дно, вдруг потеряла точку опоры, и я целиком оказался в воде. Очень быстро соплеменники исчезли из поля зрения. Первый в этом мире прототип рюкзака на моей спине был сшит из кожи и, намокнув, не давал возможности перевернуться на грудь. Тяжелый плащ не утащил меня на дно только благодаря скорости, с которой я двигался по воде. Копьем я пытался нащупать дно, а левой рукой не торопясь загребал к берегу. Как ни странно о смерти не думалось, я лишь переживал о болтающемся на боку колчане: как бы лук не выпал и стрелы...
И снова я не понял, что случилось на этот раз?! Рюкзак будто бы зацепился за дно, и я остановился. От неожиданности задержал дыхание и закрыл глаза, а когда открыл их, увидел над собой воду, за ней ствол могучей ели, пожелтевшие иголочки и розовое в лучах заходящего солнца небо. Выпустив копье, я руками попытался оттолкнуть дерево от себя. Не тут-то было - ствол даже не пошевелился и я понял, что через минуту или две умру.
Страха не было, скорее даже какое-то умиротворение, что умру я не от болезни, одновременно от нелепости такой смерти где-то глубоко в душе нарастала досада. Я даже успел пофантазировать по поводу того, что случиться со мной после смерти. Куда я попаду на этот раз? Едва подумал об этом, как поток воды выбил меня из под ели словно пробку из бутылки с шампанским. Освободившись, я что есть сил стал загребать к берегу. И выбрался из воды вместе с Туном. Понял, что горец помог мне вырваться из западни. Он лишился не только копья, но и своей корзины. Я, не задумываясь, вытащил из-за пояса свой топорик (его я сумел-таки разыскать у озера) и протянул Туну. Знал бы, что здоровяк будет так радоваться, подарил бы раньше.
Не сговариваясь, мы стали сбрасывать с себя одежду. Как-то резко почувствовался холод, и сразу же застучали зубы. Пока отжимали все, что могло отжаться, прибежали остальные участники нашего похода. Увидев нас, они обрадовались словно дети. Стали бегать вокруг, кричать что-то вроде "хей" и "эгэй" и хлопать по спине и плечам. Никому в голову не пришло ругать или каким-нибудь другим образом выказывать свое недовольство. Снова я невольно сравнил этих людей с людьми из будущего. Подумалось, как в мире будущего повели бы себя в такой ситуации люди? Да я и сам, наверняка устроил бы такому бедоносцу разнос. Эх...
Месяц слабо дрожал в быстрой воде, легкий ветер шелестел в кронах елей и забавлялся с язычками пламени костра. Я протянул руку, указывая соплеменникам на поваленное дерево, и сказал:
– Мы могли просто перейти реку по тому дереву...
Оглушительный смех эхом разнесся над верхушками деревьев, подняв в ночное небо какую-то птицу. И так хорошо мне давно не было...
Глава 31
Ночью было холодно. Камни у реки и деревья укрылись инеем. И все же весна раскрывалась ранними рассветами и ослепительно сияющим днем Солнцем. От солнечного тепла оживало все вокруг, и безмолвие зимы сменялось весенним шумом пробуждающейся жизни. Вода звенела, кричали птицы, а к полудню становилось слышно жужжание крыльев насекомых.
Уро не спешил покинуть место ночевки, хоть сам и проснулся с рассветом. Горец сидел у костра и время от времени подкидывал в огонь ветки, уходил в ельник, приносил оттуда большие, коряжистые сучья, но в костер он их не бросал, складывал неподалеку.
Когда воздух прогрелся, и наши тела, перестав дрожать от сырости, расслабились, Уро решительно поднялся, и я понял, что великан решил продолжить путешествие. Сам он прежде, чем выдвинуться, стал связывать веревкой сучья, и только закинув вязанку за спину, пошел вверх по течению по самому берегу. Мне собранного вожаком дерева не хватило. Лим и Лют тоже шли только со своей поклажей. Поглядывая вверх на голые, заснеженные пики, куда нам предстояло добраться, я понимал зачем Уро запасается топливом для костра. Решил, что обязательно смогу прихватить что-нибудь подходящее позже. Дошел к поваленному дереву, под которым довелось вчера побарахтаться, и почувствовал слабость в ногах: каким же чудом моя голова прошла под стволом?! Как я смог уцелеть?..
Я смотрел на почерневшее дерево, лежащее в воде, и не мог рассмотреть просвет между ним и рекой. Вода давила, билась о могучий ствол, но не могла опрокинуться выше, с шумом и водоворотами бурлила за ним. Вроде и недолго простоял там, но спины соплеменников уже скрылись из вида и я поспешил за ними.
Мы поднимались все выше и выше, изнемогая уже от жары. Не то, чтобы воздух прогрелся до духоты, он по-прежнему был свежим и прозрачным, каким бывает только в горах, но солнце жарило как в аду, трудно дышалось, тело обильно потело и чесалось. Я давно перестал обращать внимание на пейзажи и смотрел только под ноги, и почти перестал удивляться тому, как, по каким приметам, Уро удается разглядеть тропу и уверенно вести наш отряд то по лесу, то по пологим холмам, поросшим молодой изумрудной травкой.
Остановились мы только на закате у озерка стоящего подо льдом. Деревья тут не росли. Куда ни кинь взгляд - видны только валуны самых причудливых очертаний. Солнце уже не грело, и недвижимый холодный воздух медленно вымораживал все вокруг. А когда подул ветерок, мне захотелось лечь на камни, свернуться калачиком и умереть. Запылал костерок, застучали топоры об лед. Я побрел к озеру, чтобы помочь соплеменникам и сбросить странную апатию, парализующую мою волю.
Пили прямо из полыньи и, как ни странно, мне от ледяной водички стало легче. Появилась бодрость в теле и будто теплее стало... У костра погрызли подмерзшее, окаменевшее сушеное мясо и прижавшись друг к другу уснули. А утром, едва раскрыл глаза, вспомнились лермонтовские строки:
Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя...
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!
Чувствовал себя так скверно, будто вчера был избит и брошен без помощи. Еле поднялся на ноги, чтобы как-то размять окоченевшие мышцы. Вышел в путь уже смертельно уставшим и брел как слепой, различая все словно сквозь туман, не сбивался с тропы только потому, что ноги привычно ощупывали дорогу. Иначе легко можно было наступить на подвижный камень и, соскользнув с него, подвернуть ногу. Хвала Всевышнему! Мы так и не дошли до ледника. Уро остановился у стены из серых валунов. Я не сразу понял, что стена эта была воздвигнута людьми. Вначале отдышался, перекусил и лишь потом, пошел посмотреть, чем там заняты горцы.