Кроманьонец
Шрифт:
Я видел головы Уро и Туна за стеной. Поднялся и с удивлением обнаружил, что стена - это только часть странного сооружения вроде лабиринта, сложенного из камней до груди взрослого человека, а кое-где и выше. Лезть, через те валуны не стал. Пошел искать вход. Обнаружил его сразу же: не такой уж и большой оказалось эта постройка, как с первого взгляда. У входа стояли козлы-заграждение, составленные из корявых веток связанных веревками. Стояли они чуть в стороне, но закрыть вход ими можно было быстро. Я попробовал приподнять их, пошатал и пришел к выводу, что хоть сейчас можно смело использовать козлы для пиления дров.
Не уж то горцы намерены каким-то чудесным
Я застал их, на мой взгляд, в пикантной ситуации. Туро и Тухо отливали под валун, почему то брошенный в центре прямоугольного загона. Журчали они прямиком в ямку, похоже, там тот валун и лежал когда-то. Моча пенилась и не уходила в землю, скорее всего Уро и Тун уже сумели отметиться там. Скажу без обиняков - нассали они прилично.
О, мой друг, зачем ты прячешь улыбку и морщишь нос? Я сам когда-то считал, что в таких случаях уместно говорить - "написяли", но жизнь моя там, в будущем была долгой, и довелось узнать, что реальные пацаны считают, что мужчине пристало непременно ссать, а писяют только голубки.
Смеешься напрасно... Как-то в году две тысяча шестом загнал свою машинку на станцию техобслуживания. После дефектовки накатали мастеровые список запчастей, а менеджера, что их подбирает и заказывает, найти не могли. Директор бегал по станции и орал: "Тоха-а-а!"
Спустя какое-то время появляется паренек в теле, директор спрашивает его:
– Где ты был?
– Писял, то есть - ссал!
– ответил тот...
И не случайно! Видимо народ-работяги по этой теме ему уже втолковали...
И мне пришлось отлить в ту ямку и Лиму с Лютом. А потом все мы спрятались на обустроенной лежке в метрах двадцати от лабиринта. Отдыхали там часа два, вдруг Уро, наблюдающий за окрестностями присел и прошептал:
– Стадо спускается!
До сих пор для меня тот способ приманить горных коз остается чем-то магическим, непостижимым, но стадо голов в двадцать-двадцать пять спустилось с гор на запах мочи и вошло в лабиринт. Горцы выскочили из укрытия и оттащили заграждение, перекрыв выход. Потом закричали, и я увидел прыгающих через валуны взрослых коз и козлов. Потянулся за луком, но куда там: от коз и след уже простыл! Знал бы, что так все будет, может, и подстрелил бы рыжую бестию.
В итоге пятеро малышей угодили в ловушку. Их со связанными ногами принесли к лежке довольные собой горцы.
Я сходил посмотреть, не верилось, что козы станут пить мочу. Они ее не только выпили, но и края ямы успели выгрызть!.. Может, проще было взять с собой соль? Или все-таки у соли нет такого запаха, чтобы животные учуяли ее издалека. Я не знаю...
Думал, что мы останемся тут еще на какое-то время, но Уро сказал, что у этого стада малыши появятся не скоро, а других коз тут нет. Мы в тот же день спустились к лесу и там переночевали. На следующий день Горцы, проводив нас к выходам руды, втроем направились к поселку. С нами остался Туро. Уж очень малыш хотел стать металлургом.
***
Лагерем мы стали у осиновой рощи. Рядом и болотце обнаружилось. Там крякали утки, и я надеялся, что смогу обеспечить нашу компанию утиным мясом. Пусть это место было чуть дальше того, где я с горцами выжигал уголь в прошлом году, но ель давала маленький выход, а дуб был слишком твердым и требовал титанических усилий при заготовке.
Выкопав пять глубоких ям, мы разделились. Я и Лют заготавливали древесину, а Туро с Лимом таскали к ямам руду. Мы не спешили, и работалось в этот раз куда приятнее. Я полагал, что в поселке достаточно рук, чтобы и поле засеять и на охоте успеть.
Когда зарядили древесиной ямы и засыпали их землей, Лют стал помогать рудокопам, а я по большей мере пропадал на болоте. Хоть и промокал часто, но в хороший день бил по десятку уток. Их на болоте было так много, что тревожащие совесть мысли о браконьерском промысле покинули меня с улыбками соплеменников, отведавших запеченную в глине дичь.
Господи! Как же хорошо никуда не спешить! Пока я сооружал плавильню, соплеменники дробили собранную руду. Нет, не в пыль, конечно, но всякие селикаты и сульфиды наверное, оббить им удавалось. Я-то уже знал, чем меньше фракция, тем больше выход!
Каждый день я отмечал зарубками на палочке направление ветра и выяснил, что чаще тут дует восточный. Вот с востока я и оставил приличную щель в глиняном колпаке над ямой-плавильней и нарастил ее немного глиной в форме раструба. Как изготовить кожаные меха я раздумывал, и мне казалось, что сделать их возможно, но руки пока так и не дошли.
Саму яму я рыл на склоне и даже сделал глиняный сток, чтобы расплавленная руда не собиралась на дне в криницу, а вытекала из печи на залитую глиной площадку. Первая же плавка оказалось успешной. Все случилось так, как я себе представлял. Вот только едва я сунулся к тонкому ручейку, появившемуся из стока, как почувствовал во рту привкус металла и обратил внимание на едва заметную дымку испарений над печью и застывающей бронзой. В горле запершило, и я побежал к болотцу. Соплеменники тут же столпились над площадкой, криками выражая свой восторг.
Я полоскал рот и горло водичкой и уже с равнодушием констатировал, что давно отравлен теми ядовитыми парами. Сейчас, организм отреагировал сразу, а раньше я спокойно вдыхал вредоносные испарения, не чувствуя особого дискомфорта. Вот и обнаружилась причина моего недавнего недомогания. Надеюсь, что свежее молоко еще не поздно попить с пользой. Хотя, как говорят в будущем: "Поздно пить "Боржоми", когда почки отказали!"
***
Мы возвращались домой нагруженные металлом. Соплеменники радостные и в предвкушении - "что-нибудь смастерить", а я опечаленный, с мыслями о скорой смерти. Но не смертью и унынием дышала природа. От земли шел теплый, душный, живой травяной запах, сквозь прошлогоднюю траву пробивались ярко-зеленые стрелки, в рощах наливались на деревьях почки. Весело стрекотали птички. Везде кругом все двигалось, шуршало, и весенний воздух был полон звуками пробуждающейся молодой, бодрой жизни.
Еще я раздумывал о том, как им сказать об угрозе. И думы ползли одна за другою злые и безотрадные: скажу я им, что если будут плавить руду, а из полученного металла изделия, то вскоре умрут и что? Вряд ли не станут. А помочь чем? Тряпку на маску и той в этом мире не найдешь. И не сказать нельзя. Вроде, как сам их тогда убью, обреку на мучительную смерть, как себя.
Тогда меня еще сильнее охватила эта через край бившая кругом жизнь. Ведь отовсюду плыла такая масса звуков, что, казалось, им было тесно в воздухе. Мы добрели до истоков реки и кругом во влажной осоке обрывисто и загадочно квакали проснувшиеся от долгой спячки лягушки, задумчиво трещал коростель. Природа жила вольно, безудержно, с непоколебимым сознанием правоты своего существования! Жить, жить сегодня, жить полной жизнью - эту тайну раскрывала для меня природа. И среди этого таинства неудержимо рвущейся, бурлящей жизни брел я, с упорными думами о смерти...