Кронштадский лёд
Шрифт:
Не голосовали только убежденные коммунисты. Сразу после митинга состоялось экстренное заседание парткома крепости. Вопрос был один: о подавлении волнений в Кронштадте. Михаил Калинин потребовал немедленно арестовать зачинщиков. Сослался на постановление Политбюро ЦК РКП (б) о первоочередной задаче — подавить политическую оппозицию, прежде всего произвести изъятие меньшевиков и эсеров. Однако комиссары кораблей и частей гарнизона доложили, что достаточного количества надежных частей «для подавления ненадежных» в Кронштадте на данный момент
На «Петропавловске» военморы, конечно, не знали об этом заседании парткома, но понимали, что «всероссийский староста» в Кронштадт приехал неспроста. Наиболее горячие головы требовали задержать Калинина как заложника. Да и караул петропавловцев у Петроградских ворот сделал такую попытку — задержал. Однако стараниями Кузьмина и решением судового комитета линкора товарищ Калинин был отпущен — и отбыл в Петроград.
События разворачивались ускоренно и неотвратимо.
Второго марта происходило делегатское собрание. Делегаты, выбранные на кораблях и в частях гарнизона, на Пароходном заводе и в прочих гражданских учреждениях Кронштадта, заполнили актовый зал бывшего Инженерного училища, ныне превращенного в Дом просвещения. Избрали президиум из пяти беспартийных, в их числе Степана Петриченко. Это был явный вызов партийной верхушке: что еще за самоуправство позволяет себе матросня?
Петриченко, избранный председателем собрания, был, похоже, настроен миролюбиво. Первое слово он предоставил комиссару Балтфлота Николаю Кузьмину. Повестка дня была одна — перевыборы Кронштадтского совета. Но Кузьмин, как и на вчерашнем митинге, повел речь по обычному «фарватеру» — о том, что народ России под руководством большевицкой партии сбросил гнет царизма и буржуазии… карающий меч советской власти сломил сопротивление… но свергнутые классы плетут заговоры… нужна большая бдительность… нет у партии ничего важнее, чем интересы освобожденного пролетариата и трудового крестьянства…
— Хватит! — раздались выкрики из зала. — Надоело!
— У вас главный интерес — свою власть держать!
Комиссар Кузьмин рассердился:
— Только несознательные люди могут обвинять большевиков! Ни одна партия не имеет столько жертв, столько пролитой крови…
— Столько расстрелов в подвалах Чека! — крикнул кто-то из глубины зала.
— Товарищи! — воззвал Петриченко из президиума. — Тихо! Прошу поспокойней!
А Кузьмин:
— Да, революция должна защищаться от контры! Мы не можем сидеть сложа руки и чаи попивать! Большевики не откажутся от власти! Любая попытка отстранить нас означает лишь одно — прольется кровь!
Тут зал будто взорвался от возмущенных криков:
— Сколько еще крови вам нужно?.. Россия кровью захлебнулась!.. Долой комиссародержавие!..
Кузьмин побагровел, закашлялся. Надвинув на густые брови фуражку, сошел со сцены и сел в первом ряду.
Председатель Кронсовета Васильев поддержал Кузьмина:
— Да вы что, братцы? Против кого кричите? Матросы завсегда были за советскую власть…
— Были и остались!
— Даешь перевыборы!
Васильев пытался договорить, обещал, что, как только позволит текущая обстановка, выборы Совета будут…
Тут в зал вбежал матрос из вооруженной стражи и заорал сумасшедшим голосом:
— Полундра! На улице отряд с пулеметами! Вас арестовать идут! — и закончил яростным матюгом.
Делегаты бросились к окнам и увидели: верно! Шел по Июльской вооруженный отряд, серые шинели и буденовки, винтовки за плечами, у кого сапоги, а у кого обмотки.
— Бойцы Особого отдела! — узнал кто-то командира отряда.
Зал бушевал. Петриченко кричал, надсаживаясь, что у входа выставлена охрана, она не допустит…
— Разоружить Особотдел! — орали делегаты. — Отстранить комиссаров! Арестовать Кузьмина!
— Не имеете права! — кричал Кузьмин, вскочив, его бритое лицо пылало. — Я не вызывал особистов!
— Арестовать, арестовать!
— Тихо! Тихо, товарищи! — пытался Петриченко успокоить собрание. — Послушайте, есть предложение — выбрать революционный комитет! Передать ему власть! Кто за?
Взметнулись кверху руки. Так появился в Кронштадте Временный революционный комитет из пяти человек — тут долго не думали, кто сидел в президиуме собрания, тех и избрали в ревком. А Степана Петриченко — председателем.
Кузьмина и Васильева арестовали.
Так получилось, что Терентия Кузнецова понесло в мощном потоке событий. Он был на делегатском собрании 2 марта и голосовал за передачу власти ревкому. Следующим днем Терентий и еще два военмора-петропавловца, по заданию ревкома, отправились на форт Тотлебен — знакомить артиллеристов с резолюцией, принятой гарнизоном крепости, а также с первыми распоряжениями ревкома. «Петроград нас поддержит!» — уверенно отвечали на вопросы.
4 марта снова состоялось делегатское собрание. Петриченко доложил, что в Питере власть «сильно обозлилась» — арестовали парламентеров, отправленных, чтобы разъяснить петроградскому Совету и рабочим, «что деется в Кронштадте и чего мы хотим».
— Не хотят переговоров с нами, — сказал Петриченко. — Угрожают. По радио получили ульту… ультиматум за подписью Троцкого. Требуют сложить оружие и сдаться. Иначе будет разгром вооруженной рукой. Нас Троцкий обзывает «белогвардейскими мятежниками».
Тут зашумело собрание:
— Не сдаваться!.. У нас на кораблях и на фортах пушек много!.. Это почему «мятежники»?.. Почему «белогвардейцы»?..
— Тихо! — крикнул Петриченко. — Докладываю делегатам. Ввиду поступивших угроз мы решили обратиться в штаб крепости. Там военспецы, они могут, если потребуется, оказать нам помощь — организовать оборону Кронштадта. Как решим данный вопрос?
Опять зашумели.
— Чего их просить? — заорал небритый, квадратный в плечах, военмор. Они ж бывшие офицерa! Мы чего — сами не сделаем оборону?
Терентий знал этого крикуна — матроса с «Севастополя», тоже, как и он, гальванёра. Выпивали они однажды в кабаке на Сайдашной улице, тот матрос и там кричал — ругал Раскольникова, что он со своей бабой каждый день из трех блюд обедает, «жареного гуся шамают, а нам»… ну, известно что.
А Зиновий Бруль, сидевший рядом с Терентием, гаркнул: