Кросс по грозовым тучам
Шрифт:
— Гнилой медергом! Чага — просто зверушка, для веселья и сладости на ростках. Я порву его, когда он мне надоест, и пройду твою трансформацию.
Чага почувствовал пинок тяжелой ноги Хозяина, сжался, крепко закрыл глаза, ожидая следующего. Но нет. Хорошо бы о нем забыли, их дела важнее жизни человека. Почему Ру говорил на земном жалком наречии? Странно. Или все это сон? Бывает сложно отделить видения от яви, особенно если Хозяин разбавил кровь.
— Вставай, пришелец, — послышался голос Ру. — Не притворяйся дохлым червем.
Чага осторожно открыл глаза. Глава Стен стоял у прохода один, без Хозяина.
—
— Вставай. Прогуляешься со мной.
Ледяная ветвь обхватила Чагу, стянула предплечья и туловище и резко дернула вверх, поднимая на ноги. Ствол Ру поплыл к выходу, заставляя двигаться следом, таща на аркане. Ноги держали с трудом, спросить, куда ведут, решимости не хватало, да и гортань разом пересохла. Флюоресцирующая чернота гладких стен, ленивые черепахи света под ногами, косые выступы поворотов с фиолетовыми и лазоревыми прожилками. За дальним начнется широкая галерея Общего Прохода Ниш. Там можно встретить Хозяина, вдруг он захочет вырвать Чагу из тугой, липкой петли Ру?
— Думаешь, мой сын убьет тебя, как обещает, зверушка? — в сухом шелесте звучала холодная брезгливость и тень интереса.
Чага не знал, что ответить, но промолчать нельзя, когда спрашивает Ру Флаа.
— Я… я не знаю, господин.
Раздался скрипучий звук, видимо, смех.
— Я верю тебе зверушка, ты и не можешь знать. И думать страшишься. Хотя когда-то выглядел смельчаком.
Чага старался выкинуть из головы это «когда-то». Оно не имело к нему отношения. Ру говорил о другом. Они остановились, не дойдя до начала галереи. Раздалось потрескивание, как от электрических разрядов, готовящихся ударить всей накопленной силой, и его дернуло прямиком к боковой стене.
Там начинался спуск. Он походил на чей-то продолговатый, закругленный по краям язык. Блеклый свет тянулся из глубины, а поверхность под босыми ногами напоминала теплую чешуйчатую шкуру. Чага никогда не попадал в такие переходы. Ему не положено далеко забредать. Похоже Ру Флаа решил избавиться от игрушки наследника. От этой мысли он почувствовал обиду, горькую, почти до слез. Надеялся, что все не кончится так… А как могло кончиться? Проход, широкий, продолговатый в сечении, тонул в белесой дымке. Кое-где из стен торчали странной формы ветки. Тим мог бы назвать их кронштейнами или манипуляторами — техническими устройствами цивилизации гуманоидных изоморфов. Но он умер. Возможно потому, что называл вещи такими именами.
— Не хочешь ни о чем меня спросить, зверушка?
Петля вокруг тела немного ослабла, а во вкрадчивом голосе Флаа чудилась насмешка.
— Вы меня убьете, господин? — решился Чага.
Скольжение туловища Ру замедлилось.
— Смелый вопрос, Тим Граув… Тебя ведь так зовут на самом деле?
— Я…? Нет, это не мое имя, господин. Вы… ошиблись.
— Не думаю, что ошибся. Я не привык ошибаться. Но интересно другое. Хочешь ли ты, чтобы я порвал тебя и закончил все это, Тим?
Ру Флаа остановился так внезапно, что Чага чуть не налетел на резиновую махину. Тело сразу сжалось, по позвоночнику поползли ледяные, цепкие пальцы. Страшно даже не от вопроса, а от близости почти трехметрового живого ствола, который и без глаз следит за ним неотрывно. Наблюдает каждой невидимой серой клеткой, каждой розовой прожилкой, способной в любой момент стать щелью или выпустить ветвь и воткнуться в сердце.
— Я не Тим, и я не хочу, — слабым голосом ответил Чага.
Но это только часть правды. Тим, призраком мелькающий в глубине сознания, потерявший черты лица, память и право голоса, отчаянно хотел смерти. Но Чага сильнее, он легко мог задвинуть его в темноту. И не слушать.
— А я бы хотел порвать тебя. Но не могу. Поэтому мой сын так просто развернулся и ушел. Оставил нас наедине. Понимаешь почему?
— Нет. Вы обещали ему не убивать меня?
Ру заскрипел всем телом, выдавая веселье.
— Зачем? Если я это сделаю, Ирт сразу узнает и… Бедный мальчик, он рожден Охотником Просторов. Чтобы не выпускать свою добычу, мстить тем, кто ее отберет. Рвать их на части.
— Но он же не станет… — Чага осекся, ужаснувшись собственной мысли.
Ру опять протяжно заскрипел:
— Нет, конечно, зверушка. Все может закончиться еще хуже, Ирт даже не понимает, насколько хуже.
— Не понимает?
— Ирт никогда не отличался сообразительностью. Он слишком доверяет своему инстинкту и не умеет вовремя остановиться.
Чага похолодел, понимая, что слова Ру об Ирте не оставляет шансов ему самому.
— Что вы сделаете со мной?
Петля с его тела спала и втянулась внутрь Ру Флаа. От неожиданности Чага едва удержался на ногах.
— Иди за мной и сам узнаешь, Тим Граув.
Они двинулись дальше. Теперь Чага шел сам. Серый проход по-прежнему тянулся вниз. На стенах попадались незнакомые пирамидальные наросты. Новое не сулило ничего хорошего, и он старался не глазеть попусту, опускать взгляд. Не получалось. Кто-то любопытный и наблюдательный прятался в голове и считал наросты. Называл их накопителями данных. Безмозглый червяк.
Ру Флаа скользнул вправо и перед Чагой открылось огромное, как Ниша Пира, пространство. Непривычно залитое светом.
— Нет.
Тим вырвался из глубины, потеснив Чагу.
— Узнаешь свою игрушку, землянин? — бархатно, словно Ирт, пропел Ру.
— Не нужно.
Поздно. Сознание безжалостно толкнули к памяти мертвого контр-адмирала. От красавца-шаттла, спустившегося с «Сияющего» на Орфорт, осталась одна тусклая, местами почти растворившаяся скорлупа. Мутные сизые и черные пятна текли по когда-то идеальным фасетчатым бокам, свисали бурыми водорослями с гигантского хвостового киля. Шаттл тонул в омерзительных фиолетовых бурунах. Они лепились друг на друга, пытались поглотить машину, высосать из нее остатки жизни. Впрочем, на Стенах Флаа бессмысленно сопротивляться. Только трансформация может избавить от страданий. Сделать частью Великого движения соков.
— Так узнаешь?
— Не узнаю, — упрямо прошептал Чага.
— Посмотри внимательнее, Тим Граув.
— Я… я не хочу.
Он опустил глаза и уставился на серо-фиолетовый грунт, на собственную дрожащую на нем руку. Может, и его затянут буруны. Быстро-быстро и совсем не больно.
— Посмотри на меня!
Голос Ру стегнул плетью, и Чага подчинился. Открывшиеся на стволе глаза смотрели пронзительно, страшно. В почти человеческом белке плавала розовая продолговатая радужка с неровным, точно клякса, зрачком. Только Ру любил розовый, а Хозяин — багровый.